Глядя в глаза
из цикла «Медицинские истории»

КАК ВСЁ НАЧИНАЛОСЬ

Москва, конец 90-х. Медицинский центр «Доктор». Кабинет иридодиагностики. Раньше таких кабинетов в СССР вообще не было. Молодая наука, молодая медицинская технология, непонятная не только обывателю, но и большинству практикующих врачей-терапевтов.
Хотя уже не одно столетие опытные врачеватели видят в глазах пациентов не только душу, но и тело – его скорби, его страдания и причины этих страданий.
Как наука иридодиагностика началась с шалости маленького, десятилетнего австро-венгерского графа. Мальчуган резвился в саду, забирался на деревья, разорял гнёзда, сбивая их камнями. И однажды добрался до совиного гнёздышка. Взрослые совы были на своей, совиной, охоте, а «дома» – в гнезде – оставлен был маленький совёнок, крохотный, но уже оперившийся и, конечно, с огромными круглыми желтоватыми глазищами. Мальчик потянул птенчика за когтистую ножку, и она вдруг хрустнула и сломалась.
А далее произошло маленькое чудо. В правом глазу совёнка, на гладком блюдечке радужной оболочки вдруг появилась чёрточка. Она пересекала жёлтое поле слева направо и не исчезала. Мальчик с удивлением рассматривал и взятого (на этот раз очень осторожно) птенца и его правый глаз...
Оба притихли – птенец от боли, а мальчик от удивления и жалости.
Через двадцать лет молодой глазной врач – граф Тетенкофер – описал это своё первое наблюдение – появление на радужной оболочке глаза нового, посттравматического изображения (артефакта).
Сотни наблюдений за радужными оболочками (ирисом) – и животных, и людей – свелись в стройную, хотя и трудно объяснимую, систему иридодиагностики.

ОДИН РАБОЧИЙ ДЕНЬ

Мой кабинет – двадцать квадратных метров полезной для чужого здоровья площади. А я – в самом центре этого чужого здоровья и нездоровья. И окошком в чужой мир – радужка. Фантастическое «биосооружение»,
почти не имеющее толщины, зато сколько глубины!
Читать и расплетать узоры на радужной поверхности – это стало моим хлебом насущным, иногда и с маслом. С десяти до шестнадцати, с одним выходным в неделю, с постоянными дурацкими вопросами пациентов: Доктор! А вы гадаете или как???
Именно как, – отвечаю особенно надоедливым, уже глядя в свой «телескоп», через который я пробираюсь в бездны чужого горя и надежд.
Вот и сейчас передо мною, с другой стороны моего «телескопа» – то есть моей «щелевой» лампы – уселся, настороженно бодрясь, новый посетитель, не догадывающийся о предстоящем через полчаса переломе своей судьбы.
Как обычно, я приглашаю его сесть поудобнее и прильнуть к окуляру.
Но пациент упорно хочет поделиться чем-то.
А мне уже многое стало ясно и по его движению от двери к моему столу, и по напряжённой посадке головы, и по настороженному взгляду (кстати, налицо явная «экзофтальмия» (попросту, пучеглазие – свидетельство гиперфункции щитовидки).
Доктор, я хочу вам рассказать...
Давайте вначале я посмотрю сама, сама же потом и попытаюсь всё, что увижу и пойму, рассказать вам, а вы уж потом и уточните, если что не так. Рассказываю:
Родились вы в жарком климате, ну, скажем, таком, в Узбекистане. Жили там лет до 20-ти. Потом стали военным и служили не менее 10-ти лет на подводной лодке. Наверное, и на атомной тоже…
Тут в окуляре взорвалась граната или нечто, напомнившее мне взрыв скороварки, в которой доваривался борщ. На меня уставились (уже поверх окуляров) два разъярённых, сузившихся до щелей, глаза пациента:
Вы что, уже успели моё секретное досье прочесть? Где вы достали моё личное дело?! Распустил вас Горбачёв своей перестройкой. Всех подкупаете. Ничего не боитесь. Медики, тоже мне, нашлись...
Конечно, белый халат несколько защищает врача от хамства пациента, который «всегда прав», но больше спасает предвиденье того, что он будет вилять и извиняться, когда ты ему расскажешь всю историю его заболевания и объяснишь ход лечения. На крик вошёл наш директор – Олег Иванович. Постоял у двери, увидел, что ситуация штатная и под контролем и, успокоенный, вышел.
Терпеливо объясняю, что информация об его прошлом, настоящем и, увы, будущем вычитана мною не в каких-то секретных бумагах, а в радужной оболочке его же глаз.
Но это же всё абсолютная правда! – Вновь вспыхнул на мгновение пациент. Даже с местом рождения не ошиблись!
Вот как раз место рождения я назвала наугад. Это могла быть и Туркмения, и Таджикистан, и юг Азербайджана или Армении. Все южане либо потомки южан имеют тёмные глаза (чёрных не бывает вообще, пусть извинят авторы романсов!), баклажанно-коричневого цвета. Именно так окрашены структурные клетки вашего ириса природным красителем меланином, который защищает ирис от солнечного ожога. (Голубоглазые и вообще светлоглазые, с минимальным вкраплением меланина, – обычно северяне или их потомки).
Такой же южанин и вы, уважаемый темноглазый подводник! Наверняка, ваши глаза лет пять-десять назад были темнее. А уже лет через пять от такой вашей производственной жизни они и вовсе посветлеют, поверьте мне на слово.
Но пока что я вам рекомендую, и категорически, пройти обследование у уролога-сексопатолога и сократить, как минимум вдвое, число выкуриваемых пачек сигарет. И пейте теперь, вместо так нещадно потребляемого вами кофе (конечно, растворимого!), успокоительный чай. И всё подкрепите комплексом хороших витаминов всех групп, особенно группы Б. Ваш возраст и немалая изношенность нервной системы этого требуют. До психоневролога пока далеко, но, если не будете выполнять мои назначения, он может понадобиться через считанные месяцы.
Пациент слегка смутился, пробормотал извинения за крики и, как человек любознательный, уже не потребовал, но «категорически попросил» объяснить:
Как это безо всяких анализов и даже вопросов вам удалось нащупать именно те болевые точки, что и привели его сюда, в медицинский центр. Бог с ним – с Узбекистаном. А откуда вам известно, что я подводник? Неужто из цвета глаз?
Нет, конечно. Приходится учитывать иные ваши признаки, а не только цвет ваших глаз. Ну, скажите сами, какой род военной работы связан с очень длительным, чуть ли не многолетним пребыванием в затемнённом, лишённым солнца месте? Даже шахтёр, отработав свои часы под землёй, возвращается наверх, к естественному солнечному свету. Вы же, еще крепкий, не истощённый мужчина, бледны, как бумага. Это я увидела и безщелевой лампы, пока вы шли от двери кабинета. И даже в своём «праведном гневе» – это я тоже рассмотрела без прибора – вы не смогли «разгореться» до «условно нормальной красноты». Коже вашего лица не хватает того же меланина – биокрасителя, который затемнил вашу радужку в годы раннего детства.
Он слушал внимательно и уважительно, как студент-отличник, собирающийся поступить в аспирантуру.
Но окончательно всё подтвердилось на приборе. Кроме зернистых тел меланина, покрывающих поверхность радужки, на ней присутствуют так называемые «артефакты» – различной, иногда продолговатой, формы, плоcкие тела, – подобные линзам или листочкам структурные элементы. Они неподвижно встроены в радужку, обычно мало окрашены, но их число, размеры, форма, цвет, места расположения, группировка – всё это в совокупности характеризует различные патологии, присущие именно вашему организму.
Более того, – их присутствие открывают нам – иридодиагностам, – когда возникла аномалия в вашем организме, как она развивалась и каково её теперешнее состояние. Ваша радужная оболочка указывает также на развитие или тенденцию к возникновению новой, для вас неожиданной, болезни.
Будущий «аспирант» поднял руку для вопроса:
Значит, вы, доктор, можете предсказать болезнь? Как это вяжется с материализмом?
А вы можете предсказать, когда и куда прилетит выпущенная вашей подлодкой ракета?
Но это моя работа! Я за это либо орден, либо выговор получаю, – неожиданно откровенно пробурчал мой больной.
Вот и я сегодня сначала выговор от директора за ваш крик получу, а потом – не орден, конечно, но свою зарплату.
На том и расстались.

ДРУГОЙ ДЕНЬ

Не стала я рассказывать своему вчерашнему пациенту – подводнику, что же я конкретно увидела на его радужке. Однако там мне открылась грустная история постепенного саморазрушения жизненно важных органов человека.
Я увидела, что в далёком юношестве мой подводник сломал ключицу и страдает от этого до сих пор – около тридцати лет. Примерно к это му же возрасту относится и залеченная теперь без последствий «болезнь Боткина».
На радужке нашего глаза все базовые жизненные органы имеют свои
«корпункты». Располагаются они, как цифры на циферблате, по часовой стрелке. Там, где «цифра 12», спрятана (но не от нас, иридодиагностов, конечно) вся история болезни нашей головы, и прежде всего мозга.
А на «3-х часах» левого глаза, например, многие данные о состоянии нашего сердца. И так по всем цифрам-часам. И между ними, конечно, природа прорисовала условные значки о нашем нездоровье.
На пяти-семи часовом интервале видна реальная судьба наших репродуктивных органов и их ближайших соседей. Так, как будто на маленьком глобусе, где помещается вся география планеты, так и на почти плоской радужке отражены ключевые элементы нашего состояния ЧТО, ГДЕ и КОГДА? Чем не искусство гадания!?
Однажды мне предложили две анонимные фотографии радужных оболочек глаз всемирно известных, как потом оказалось, лиц.
На первой из них я увидела радужку человека с очень изношенным организмом, человека, хлебнувшего в своей жизни и хмельного, и сладкого и горького. Изображения в зоне печени были характерны для типичного алкоголика. К тому же явный гастрит желудка и воспаление луковицы двенадцатиперстной кишки. И всё это на фоне повышенной кислотности.
Перенесены венерические заболевания (не исключены и многократные). Явный ревматоидный артрит. А в зоне головного мозга есть знаки, говорящие об очень неустойчивой психике. Характер вспыльчиво-взрывной – видны многочисленные кольцевые структуры, внешне подобные годовым кольцам на спиле дерева. Они говорят о многочисленных отрицательных стрессах. Хотя сейчас организм «объекта -1» и отягощён многими недугами, но у него очень хорошая, по природе, генетика (плотные, правильной формы многоклетья), он (скорее он, чем она) физически и психически от рождения очень вынослив, легко адаптируется к внешней среде. Явно занимался спортом в молодые годы.
На втором фотоснимке ирис характеризует биологически взрослого человека, родившегося очень слабым, с признаками многих возможных недугов, которые не реализовались в болезни, а редуцировались в слабые, несостоявшиеся патологии.
Вся радужка настолько нормальна, настолько гармонична, без каких-либо привычных для моих многих пациентов отклонений, что я смогла охарактеризовать этого человека как абсолютно здорового, предельно уравновешенного, и психически очень сильного.
Клятва Гиппократа запрещает мне обнародовать (даже в таком медицинском контексте) их имена. Намекну лишь, что один из них – известнейший киноартист, а другой – лауреат Нобелевской премии, живущий в изгнании.
Вот раздался нежный стук в дверь, и в кабинет почти неслышно просочилась немолодая дама.
Доктор! Я вас уже целый час жду! – Заявила она, осторожно присев на краешек предложенного ей стула.
Не глядя на меня, пугливо осматривает кабинет:
Доктор! Вы последняя из врачей, у которых я ещё не была, – жарким шёпотом доверительно проговорила она, продолжая при этом перебирать свои пальцы, словно разминаясь перед фортепианным концертом.
Настораживаюсь... На улице – жара почти в 30 градусов, а моя клиентка
в зимнем пальто с полувытертым цигейковым воротником.
А на голове – когда-то белая войлочная панамка из курортно-туристского набора. Случайно взглянув вниз, я чуть не ахнула, увидев на босых, давно не мытых ногах пациентки, домашние шлёпанцы.
Я ходила даже к гадалкам – никто ничего у меня не находит. Мне так страшно. Вы так на меня не смотрите, я нормальная. Это муж у меня отобрал всю одежду и запер. Я его убью, как придёт от своей любовницы! Я всё про него знаю.
Мне голубь утром, как сел на подоконник, так сразу всё и рассказал. Я за ним всё точно записала – и адрес, и дом, и как зовут. Знаете, доктор, – она чуть приподнялась над аппаратом, – Я ведь понимаю голубиный язык, иногда даже не знаю, куда деваться от них, всё в уши кричат. Ходила к
«ухо-горло-носу» – ничего не нашли. Сидит там такая толстая, на голове зеркало, а ничего не видит. Ничего. Сняла бы, что ли, своё зеркальце, чего народ дурачить.
Пока весь этот бред доверительно, полушёпотом, проговаривался, я разглядела, что на мочках пациентки висят странные серёжки-прутики – корешки валерианы.
Так вот откуда этот навязчивый запах валерианы, принесшийся вместе с пациенткой! Перехватив мой взгляд, больная (теперь уже ясно и без иридодиагностики – больная!) радостно и громко зашептала:
Это я сама придумала – вставлять в уши корешки валерьянки. Они же успокаивают. Только кошки стали за мной бегать и мяукать. Зато я сама немного успокоилась, а то голуби всё покоя не дают – полетай с нами да полетай!
А мы живём на десятом этаже – вдруг не найду обратной дороги и не прилечу на свой подоконник. Я же не голубь всё-таки!
Незаметно для пациентки, хотя глаза её бегают по всем направлениям, я нажимаю спецкнопку и тремя звонками вызываю дежурного дядю Мишу, бывшего санитара психиатрической клиники.
Через пять минут моя пациентка, увидев могучую фигуру нашего Геркулеса, как-то обмякла, в последний раз осмотрела весь кабинет и, взглянув на меня жалобно, тихо и внятно, совсем осмысленно, произнесла:
Прощайте, дорогой доктор. Мне давно пора уже опять лечь и подлечиться. Спасибо вам за помощь.
Оставшись одна, я вдруг ощутила липкую, плотно обволакивающую усталость. Хорошо, зашла наша дорогая «хожалочка» – тётя Поля!
Борисовна! Ты чё такая бледная? Счас я кофеёк приволоку, шоколадку погрызёшь, вот и отойдёт.
Пока она ворковала, стукнул кто-то робко в дверь, и в кабинете появился букет бело-лиловых пучков дачной сирени, за которыми пряталось лицо мужа: – Приглашаю всю иридодиагностику на дегустацию вин и пражского пива!
И исчезли все чужие артефакты, болячки и патологии. Осталась наша жизнь. Наша, и только! Хорошо-то как!!!
На этот день у меня более не было записи.

ПОДВОДЯ ИТОГИ

Тема моей не законченной и, тем более, не защищённой диссертации возникла тоже «в недрах радужной оболочки». Я обнаружила (или мне так показалось!?), что наряду с обычными артефактами на поверхности ириса, — откликами на тривиальные дефекты здоровья – возникают сигналы о более тонких взаимодействиях в организме – психофизиологических.
Меланхолия, тревожность, холеричность, экстравагантность, агрессивность и многие иные психические свойства личности пациента оставляют свои следы – специфические артефакты.
В топографии радужки ребёнка я вижу его способность к обучению и могу определить: устроить ли ему показательно – профилактическую родительскую порку, либо скоренько направить прямо к психоневрологу
на коррекцию.
По форме и пропорциям «лакун» – элементов топографии ириса – я обнаруживаю скрытые доминанты психики конкретного человека: агрессию, злобность, покорность. И могу прогнозировать его социальное поведение.
Мой доклад на Втором конгрессе иридодиагностов обогатил меня немногочисленными друзьями и новыми противниками моей методики. Пришлось уйти с кафедры и из очной аспирантуры. Тезис о врождённости и малой изменяемости психических свойств не понравился очень многим поклонникам теории Лысенко, и меня быстренько причислили к скрытым «вейсманистам-органистам».
Но грянула перестройка. Распахнулись запретные двери в бизнес – новый и непредсказуемый.
И в одно скучное и безденежное утро меня разбудил доверительный телефонный голос. Его хозяин представился как сотрудник авторитетной «конторы», уверил меня в детальном знакомстве с моими работами и попросил назначить время для деловых переговоров. Перед встречей я всё-таки порасспросила некоторых из моих информированных приятелей о мистере Икс и об его учреждении – не пахнет ли новое знакомство соучастием в «мокром» криминале?
Меня успокоили, хотя и предупредили о многообразии интересов подобных «товарищей».
Деваться, собственно было некуда, да и некогда
И вот так я вошла в новый мир приложения моих опытов для конкретных задач сколачивания устойчивого и весьма специфического «силового» коллектива. Хорошая аппаратура, отзывчивые коллеги, непривычно высокая зарплата. А задачи были в полном соответствии с жёстким духом первого десятилетия перестройки.
Можно ли доверить оружие данному пациенту? Способен ли пациент к измене? Высок ли уровень амбициозности пациента? Насколько способен данный субъект адаптироваться к быстро изменяющейся ситуации? И даже – возможно ли управление его психикой? И многое подобное.
Я поняла, что меня наняли в специфическую медсанчасть отдела кадров.
Работа была не очень продолжительной – около трёх лет, после чего мне по ряду личных обстоятельств пришлось выехать за рубеж на ПМЖ.
В новой жизни я дописала свою диссертацию, дополнив новыми наблюдениями, отпечатала, переплела и… поставила на самую высокую полку в книжном шкафу. Не навсегда ли?