И льётся чистая и тёплая лазурь
Роман-путешествие

(Отрывок из второй части)
Хрустальный день... Полуденная тишина. Широкий стол, две деревянные лавки. Кроны деревьев – роскошный естественный шатёр. Как только я уселась, Николай без лишних слов пристроился рядом.
О своих подвигах, а тем более о выпавших на его долю страданиях наш партизан не склонен был распространяться. Так, как бы между прочим, припомнил несколько случайных эпизодов. О том, почему не пожелал по окончании войны вернуться в Россию, вообще не упомянул. Все его мысли были заняты женой.
– Представляешь? – Придвинулся ко мне и без долгих размышлений обхватил мои плечи своею богатырскою рукой, словно записал в друзья. – Эта старая мартышка хранит верность Компартии Тито и лично товарищу Сталину. Ты видела такую идиотку? Жизнь прожила – ума не нажила.
Что ж, сумасшедших много, это правда. Нина Константиновна, наша преподавательница сначала ботаники, а потом зоологии, оглушенная, буквально убитая откровениями 20-го съезда партии, отказывалась верить Хрущёву и кипела негодованием при одном упоминании «закрытого заседания». Вообще-то, непонятно, каким образом прозвучавшая на этом
«закрытом заседании» критика в адрес Сталина сделалась столь широко известна общественности. Вся страна была потрясена хрущевскими разоблачениями, но некоторые, как говорится, были «потрясены более». И к этим некоторым принадлежала наша Нина Константиновна, на собственной шкуре испытавшая всю меру сумасбродства палача.
Отец её был расстрелян как враг народа, мать в ужасе покончила с собой, но спустя два года семнадцатилетняя Нина Константиновна добровольцем ушла на фронт, чтобы ценой своей жизни доказать, что её отец был честным коммунистом, оклеветанным негодяями и завистниками.
«Вот этими ногами я прошла от Москвы до Берлина! – восклицала Нина Константиновна, указывая на свои ноги в неизменных солдатских сапогах. – «Сталин был для нас всем! С именем Сталина мы шли в бой! С горящими щитами шли на танки!»
Мы, десятиклассницы, молчали – нам не довелось сражаться за Родину, но было в этом что-то странное: почему с горящими щитами? Неужели не нашлось ничего посерьёзнее горящих щитов? Психическая атака? Но ведь она сама рассказывала нам, что командовала танковым взводом, что в подчинении у нее были три танка и двенадцать человек экипажей.
Нине Константиновне посчастливилось пройти до конца весь путь от Москвы до Берлина, не погибнув и даже не получив серьезных ранений. Редкостная удача. Правда, с фронта она привезла с собой тяжело контуженного мужа, инвалида первой группы. Но всё равно, другие учительницы завидовали ей – собственный мужик, у них не было и такого. Товарищ Сталин оставался её кумиром, она была уверена, что родители погибли только потому, что дядя, московский академик, не пришёл на помощь, струсил и не попытался доказать, что брат оклеветан, а на самом деле ни в чём не виноват. А если бы не сдрейфил, подсуетился, пробился куда надо, всё сложилось бы иначе. Предатель и подлец, даже не подумал вступиться за родного брата!
Людям хочется во что-то верить, на что-то опереться. Царь-батюшка хороший, бояре плохие…
Официант поставил перед нами соблазнительно пузатый кувшин, красивые высокие бокалы и фрукты на большом плоском блюде.
– Между прочим, – сказала я, – не так давно скончался Мао. Жизнь не стоит на месте, сдохнут и другие.
Ни мой рассказ про Нину Константиновну, ни упоминание Мао нисколько не утешили Николая, он продолжал хулить «старую дурёху» и между делом подливал себе вина из украшавшего наш стол кувшина. Домашнее вино. Я плохо разбираюсь в винах, но приятное – терпкое и душистое.
– Вот так, была подруга боевая, любовь до гроба, а оказалось – только до развилка… Вместе ели, вместе пили – вышли врозь… Ведь одной мечтой дышали. Я ранен был, она меня из-под обстрела вынесла… Девчонка, откуда сил хватило?
Марианна сочувственно выслушивала его и потихоньку вздыхала, знакомство с ним ей явно льстило.
Я вдруг вспомнила, что и у меня есть кое-что про Тито.