Пионерский наш поклон...
Он красный галстук носит
Ребятам всем в пример.
Он - девочка, он - мальчик,
Он - юный пионер!
Сергей Михалков, 1959 год
На планёрку они шли втроём. Конкретно шли. Клином. Впереди начальник лагеря Галина Петровна, а по бокам старший воспитатель Людмила и наша лагерная медичка Вера Ширинкина. Я разбудил Юрку Казачкова и показал на воинственный настрой начальства. «Н-н-да-а... Красиво идут...», – дыхнул на меня переработанным за ночь портвейном Юрка. «Ну, раз они так, то и мы соответственно», – добавил он и начал одеваться. Не торопясь надел спец. костюм электрика: робу, резиновые сапоги, кожаный ремень. Любовно приладил к нему топорик, молоток, «кошки» и надел жёлтую пластиковую каску, предварительно написав на ней чёрным фломастером «Швондер». Я проникся Юркиной идеей. Прорыбачил с пионерским галстуком к ближайшему водоисточнику, коим являлся бассейн. Отогнав мусор с поверхности воды, помыл фэйс и окунул галстук в воду. Вернувшись в комнату, прогладил, наблюдая как раскалённый метал превращает воду в пар, а тёмно-красный шёлк в алую лоскутину. Затем повязал его на белую рубашку и одел парадную пилотку с кисточкой на конце. Мы расхохотались глядя друг на друга, разлили по стаканам заготовленную с вечера простоквашу.
Выпили. Юрка смачно отрыгнул, и мы шагнули в новый день. День Открытия Первой Лагерной Смены... Помнится, наше появление в пионерской вызвало разного рода реакции: вожатые, подыгрывая, с серьёзным видом отдали салют, симпатизировавшая нам Галина Петровна, спрятала улыбку, прикрыв ладонью лицо и немного по-театральному тяжело вздохнула. Медичка не преминула показать свой склочный характер: «Несерьёзно начинаем лагерную смену, Галина Петровна. Ведь нам родители доверили самое дорогое– своих детей. А это с каждым днём всё больше и больше начинает напоминать цирк, а не пионерский лагерь!». Галина была кратка: Сегодня открытие. Ответственный день. Приедут шефы, родители из Чимкента и нашего посёлка, может даже быть и районное начальство, придут приглашённые начальники из двух соседних лагерей. А по сему в лагере от самой входной арки и до по-праздничному прохлорированного туалета должны царить задор, темперамент и (она не побоялась этих слов) «простое советское пионерское счастье». Все дружно согласились. Юрка снял каску и деловито сказал: «про мелочи то всё ясно. Давайте перейдём к главному: какое меню будет на праздничный ужин?». Пионерская заметно оживилась... Посыпались предложения одно заманчивее другого. Галина отфильтровала все провокационные и остановилась на плове. Мол, интернационально, демократично, не дорого, полезно для растущего детского организма... А сторож лагеря, дядя Абдес, который по совместительству ещё и узбек, сможет его искусно приготовить. Тем более, что его хозяйство, состоящее из двух коров, стольких же сыновей, снохи, трёх внуков и такого же мрачноватого и немногословного, как и сам дядя Абдес пса по кличке Уч-Кудук, постоянно пользуется столовскими отходами. Вот, мол, и пора бы Абдесу Темировичу внести в пионерское лето свою, так сказать, лепту... Ширинкина настояла, чтобы закупили и привезли на ужин мороженное. Видимо, с её точки зрения, это должно было придать законченность картинке простого советского пионерского счастья... Все согласились, что красные галстуки, мороженное, вечерние горы и костёр надолго и позитивно отпечатаются в памяти шефов, родителей, а главное (не дай Бог, если приедут) представителей райкома. Выходя из пионерской Галина Петровна остановилась и добавила: «Да, а главное-то – как из головы вон. Всё чтоб было образцово-показательно. Мальчики вы уже взрослые и должны меня понять. Чтоб у меня ни капли... Кстати, шофёр предупреждён не привозить из посёлка ваши любимые напитки...» И начальство покинуло пионерскую. Людмила увела воспитателей распределять задания. В пионерской остались Юрка, вожатый первого отряда Сашка Меджитов, физрук Лёша Поддубный и я. В общем те, от кого зависело каждодневное лагерное настроение... «Нельзя так», – вдруг нарушил тишину Сашка. «Не по-людски это. Не по традиции. Не положено – костёр без спиртного... Не хорошо это... Испортим весь праздник детишкам...». «Сашка прав», – поддержал его Юрка, – «нельзя так с детьми. Ведь, как верно выразилась товарищ лагерь-врач: это их, как самое дорогое, вручили нам их такие доверчивые родители. Не имеем мы морального права пустить дело на самотёк...». Решили: Сашка с нейтральной территории соседнего лагеря постарается установить телефонный контакт с директором поселковой муз. школы Куклевым Валентином, который должен приехать озвучивать торжественную линейку, и объяснит тревожное, критическое положение сложившееся перед открытием смены. После завтрака вожатые с физруком «прогонят» речёвки, отрядные и дружинную песни и выход на линейку. Сашка перед полдником займётся отрядными знаменосцами и горнистами-барабанщиками, Юрка отрепетирует подъём лагерного стяга, а я отработаю с чтецами и знамённой дружинной тройкой. Как-нибудь «насухую» (что уж тут поделаешь...) проведём линейку открытия, а уж на костре мы «оторвёмся» Сашка заспешил на задание. «Попроси, пусть сальца солёного захватит. А то на одном мороженом далеко не уедешь», – напутствовал его Юрка. Мы зашли в радиорубку. Включили селектор. «По пионерскому лагерю общего режима «Золотой Ключик» объявляется подъём! Сегодня день Открытия Первой Лагерной Смены! Коллектив вожатых и воспитателей поздравляет вас, товарищи пионеры и октябрята, с этим днём. Для всех в лагере звучит любимая песня английских бойскаутов «Хер оф зе дог» в исполнении группы «Nazareth». И мы включили через селектор магнитофон. «Всё будет хорошо, Иваныч!», – Юрка старался перекричать гитарные рифы Мэни Чарлтона, – «Откроемся! Не впервой!!!». Мы вышли из пионерской и направились в столовую, отвечая на приветствия лагерной детворы, улыбающейся парадно-одетому единению рабочего класса и пионерии и предвкушающей весёлый день. После завтрака лагерь зажил подготовкой к своему официальному открытию. «Эх, хорошо в стране Советской жить!», – заголосил лагерный селектор. Дорисовывались отрядные газеты, репетировались песни, подметалась территория и украшались фасады корпусов. Не спавшие вчера на тихом часу «штрафники» из первого отряда подбеливали бордюры центральной аллеи извёсткой. Даже Уч-Кудук, проникшись предпраздничной суетой, шнырял от корпуса к корпусу и принял участие в трудовом десанте, задрав заднюю лапу и смыв пыль с угла постамента под тремя гипсовыми пионерами возле третьего отряда. Я получил у дяди Абдеса дружинное знамя и лагерный стяг. Дружинное знамя не на один десяток метров отдающее нафталином нуждалось в утреннем свежем ветерке и утюге. С лагерным стягом дела обстояли похуже. Провисев в прошлом году три сезона на флагштоке, он лишился своего необходимого аксессуара: серп и молот почти напрочь выцвели. Восстановлением утраченного занялся Юрка и группа выноса стяга, в которую он отобрал самых красивых и стройных девчонок со старшего отряда. Проблему выцветшей символики Юрка решил довольно просто: он положил на угол красного полотна свой молоток и обвёл его по контуру кисточкой. Режущую дугу серпа помогла воспроизвести его каска. Ручку дорисовали девчонки. Только по окончанию реставрации заметили– что-то не так в знакомом символе. Неуютно как-то глазу. Оказалось, это из-за того, что серп смотрит остриём вниз. «Ничего-ничего», – взбодрил себя и нас Юрка, «вынесут то его параллельно земле, а поднимут– так его и заметно не будет. Нормально, Иваныч... Зато смотри как молот вышел! Как, бля, живой!»
Перед полдником Лёшка и старшеотрядники занялись подготовкой кострового места. Сашка увёл дружинных и отрядных флаговых, горнистов и барабанщиков на футбольное поле, откуда зазвучал его зычный голос, и нестройная перекличка пионерских инструментов... Я отправился за чтецами. Опыт подсказывал, что выбирать их лучше всего в третьем и шестом отрядах. Память третье-отрядовцев хорошо «держит» пионерский стих, быстро запоминая его таким каким он есть, не ища в нём отсутствующего смысла, а в шестом отряде ещё с первого дня я заприметил семилеток Олега и Вику. Олег был обладателем рыжих волос и бесчисленных веснушек, что придало бы группе чтецов летний колёр и настроение, а Вика поразила нас ещё при знакомстве с отрядами в день заезда, когда на наше предложение прочитать любимое стихотворение она таким звонким и жизнерадостным голосом продекламировала: «Прибежали в избу дети. Второпях зовут отца. Тятя! Тятя! Наши сети притащили мертвеца...», что как-то само-собой захотелось отдать ей пионерский салют и умилённо улыбнуться, несмотря на довольно странный для её возраста поэтический репертуар. С чтецами я закончил довольно быстро: раздал стихи, прорепетировали пару раз, промелодировали и расставили где нужно акценты. В дружинную знамённую тройку были селекционированы сестры-близняшки Ростовы и двухметровый первоотрядовец Сергей Ткаченко. Очень они ладно смотрелись вместе с дружинным знаменем: близняшки блондинки в мини-юбках с красной перевязью на плечах, загорелыми коленками и бледно сливовой помадой на губах, и двухметровый, немного сутулый и суровый Серёга. В целом подготовка к линейке прошла удачно. Галина «принимала» текст сценария, когда к нам подбежала медичка. «Галина Петровна! Посмотрите, что на линейке делается! Казачков ведь что удумал!? Девок то раздел и по линейке гоняет! Совсем креста на нём нет!!». И впрямь Юркина группа репетировала внос и подъём лагерного стяга в купальниках. «Веселей девчата! Улыбочку!! Походка от бедра! Груди – вперёд!», – с энтузиазмом командовал Юрка. Объяснил он всё просто, мол, скоро всё равно
День Нептуна, так вот репетируем выход сразу для двух праздников. Девчонки хихикали и влюблённо смотрели на Юрку. Юрка весело глядел на Галину. Галина вопросительно смотрела на меня. Я рассматривал стенд с улыбающимся Ильичом, который, как мне показалось, хитро косился на подраздетую молодость. Ширинкина махнула рукой и бормоча отступила в свою цитадель – медпункт. Вот и вся, так сказать, прелюдия. То, что случилось позже должно, по-моему, войти в учебные пособия по психологии и до сих пор вызывает у меня, скажем так, ну да читайте сами. В общем, Валентин привёз сало. И портвейн. Райкомовцы, слава ихнему Аллаху, не пожаловали. Всё шло по отработанному сценарию. Отряды отмаршировали и выстроились на линейке. Эхо речёвок, отрядных и дружинной песен прокатилось по ущелью. Отрапортовались председатели. Здравицы гостей, шефов, родителей и скупое, узбекское слово пионера тридцатых годов Темирова Абдеса Темировича создали душевное праздничное настроение. Зазвучал над лагерем задорный стих пионеров конца восьмидесятых. Вика была «в ударе». Голос её ну просто звенел: Здравствуй солнце! Здравствуй лето! Здравствуй лагерный сезон! Мы опять в гостях у лета. Хорошо. Стране за это – Пионерский наш поклон!! И тут случилось неожиданное... Дружинный знаменосец Сергей Ткаченко резко покачнулся и начал падать вперёд. Падал он как подрубленное дерево. Прямо. Не выпуская из рук древка знамени. Только благодаря своему двухметровому росту он не разбил себе лицо: асфальт линейки как раз закончился там, где начался его подбородок. Несколько секунд, весь лагерь в гробовой тишине смотрел на тело знаменосца. Затем разом несколько родителей и вожатых бросились к Серёге. Я скомандовал знаменосцу первого отряда принять дружинное знамя. Ещё некоторое время ушло на то, чтобы разжать Серёгины пыльцы. Мёртвой хваткой сжимал он древко. Немного успокоившись мы продолжили линейку. «Ну, Вика, начинай сначала. Всё нормально. Давай.», – подбодрил я девчонку. И Вика опять звонко начала: Мы опять в гостях у лета. Хорошо. Стране за это – Пионерский наш поклон!! И тут опять случилось. Упал флаговый четвёртого отряда. В отличии от Серёги он падал не прямо, а осел, неуклюже подогнув под себя ноги и выронив отрядный флаг. Медичка побежала за носилками. Группа спасателей бросилась уносить с линейки флагового. «Что происходит, Слава? Это вы всё удумали!? Это что? Ваш сценарий!!??»– сквозь зубы запросила Галина Петровна. «Ей Богу, не мы. Это с детьми что-то. Да разве б мы такое..!?». Галина шагнула вперёд и нашла какие-то слова, чтобы успокоить линейку. «Вика, продолжай!»– приказал я, и Вика как ни в чём ни бывало зазвенела: Кушать будем мы обильно! К нам придёт здоровый сон! Хорошо. Стране за это – Пионерский наш поклон!! ...И она остановилась. Повисла тягучая тишина. Весь лагерь попеременно смотрел на флаговых второго, третьего и пятого отрядов... Те стояли, как вкопанные, смотря прямо перед собой. «Стойте, родимые, стойте! Не падайте!»-молил я про себя. И они не упали! Зато слева от меня упал барабанщик пятого отряда. В шестом отряде «Кузнечик» у шестилеток громко заплакала девочка. К ней присоединились пара-тройка её подруг. Вдруг упала ещё одна девочка во втором отряде... Справа от меня... Группа уноса уже не справлялась с массовой падучестью. Видимо, пытаясь как-то разрядить обстановку и перебить напряжение Галина Петровна скомандовала подъём лагерного стяга в ознаменовании Открытия Первой Лагерной Смены. Юркины супермодели не по-запланированному быстро вынесли стяг, закрепили и подняли его на флагштоке. Все устремили взгляды вверх, и тут вдруг откуда-то налетевший ветер-предатель развернул стяг целиком, открыв портрет Юркиного молотка и нечто похожее на перевёрнутый серп. Галина Петровна чуть слышно застонала. Кто-то из группы гостей громко непроизвольно хохотнул... «Дружина напра-а-аво! В соловую на торжественный ужин шагом а-аарш! Валентин Анатольевич!! Музыку!!!»– прокричал я, и Валентин грянул вступление взвившихся кострами синих ночей. Дружина уходила в столовую. За ней по пятам шли гости лагеря. Замыкали шествие два стажёра с носилками на– перевес… «Цепная, бля, реакция...», – прокомментировал Юрка. Галина Петровна подошла к нам: «Всё это настолько абсурдно, как это может быть только в жизни. В общем так, ребята, что хотите делайте, но только спасайте открытие! Не хорошо выходит. Нет пока у детей праздника...». «Не волнуйтесь, Галина Петровна», – успокоил её Сашка, – «мы уже обо всё побеспокоились. Всё будет хорошо. Будет в лагере «простое советское пионерское счастье!!»
Мы зашли в радиорубку. Нарезали сало. Разлили. Юрка надел свою подписанную каску. Сашка взял гитару... И мы пошли в столовую делать праздник... Потом мы добавили ещё. И был костёр. И Валентин играл так самозабвенно, что вырвал с корнями-шурупами баянные ремни... И вручали придуманные на ходу за что-то призы... И Вика под всеобщий хохот наконец-то прочитала в микрофон своё стихотворение до конца, сидя на носилках из мед. пункта, поднятых нами высоко вверх. И громче всех смеялся Серёжа Ткаченко... И запекли пару вёдер картошки, прыгая через угли и загадывая желания. И в первую очередь накормили упавших на линейке и, конечно же, самый стойкий отряд «кузнечиков»... И пели про всё: про Гайдара впереди, про аборигенов, съевших Кука, про йестэрдей и про так любимые девчонками старших отрядов белые розы... И хлопали андижанскому танцу пионера тридцатых годов и хвосту Уч-Кудука, приплясывающему в такт своему хозяину... И дурачились на танцплощадке по полуночи. После отбоя нас пригласили в беседку возле столовой. Там собрались нач. лагеря, ст. воспитатель, повара, лагерный шофёр и оставшийся заночевать Валентин. «А у Серёжи Ткаченко сестра в четвёртом отряде нам рассказала, что у брата, бывает такое. Вроде как эпилепсия. Ну а остальные? Жара что ли? А? Слава?», – спросила Галина Петровна. И мы пили. Водку, как помнится, закусывали оставшимся с ужина и порезанным на куски мороженым, говорили за жизнь. О двух школах советской психологии – Московской и Ленинградской. О замкнутых формах коллективного жития – зонах, лагерях, Совке, о «скованных одной цепью, связанных одной целью», и о многом-многом ещё. Ругали, как водится, дядь-абдесовский убойный нафталин и его сногсшибательные свойства, Викины сверхъестественные декламационные способности, а также плохую профилактическую работу лагерного медика... Мы уже уходили в лагерь, года Галина Петровна окликнула нас и сказала: «Там в холодильнике у меня простокваши возьмите. Утром пригодится…». Юрка снял свою каску, я – пилотку... «А вот за это вам, товарищ начальник лагеря, пионерский наш поклон!». Мы отвесили беседке реверанс и пошли отдыхать, строя планы на завтра...