Здравствуй, Москва!
(глава четвертая)
1994 год
Москва была похожа на огромную барахолку. С пунктами обмена валюты на каждом углу. Москва была похожа на разнокалиберные пазлы из всевозможных наборов. Сложить в единую картину не получалось. Я пыталась читать послания: «Мы не халявщики, мы партнёры» (МММ), «Всемирная история» (Банк Империал»), «Позвоните родителям», «Вы все еще кипятите, тогда мы идём к вам», «Ваша сила – в наших яйцах» (Птицефабрика «Союз»). Такая реклама известна всем с юности: «Лучших сосок не было и нет! Готов сосать до старости лет». (В.В. Маяковский).
«Я – белый орёл!», водка «Белый орёл». Мне казалось, что я так тоже могу. И страстно мечтала о несбыточном, чтобы меня приняли в организацию, где сочиняют такие шедевры. Без блата и знакомств никуда не брали.
Улица и телевизор – источники жизни. Работы нет. Денег мало. Шансов никаких. Когда не знаешь, как жить, то как жить? Смотришь что показывают. Думаешь о том, что видишь… На экране – вывод войск из Германии. О, радость… Весёлый, танцующий Борис Николаевич Ельцин. Цыгане, нищие, пьяные, Лёня Голубков, ОМОН, вожди, «Ширли-Мырли», лица кавказской национальности. «Чёрный вторник» (резкое падение рубля).
В сомнамбулическом трансе бродили по столице беженцы, просительно заглядывая москвичам в глаза, печальные женщины просили подаяния возле портретов своих сыновей, убитых в Таджикистане. Бравые молодцы со значками «Я знаю, как похудеть» звали в распространители «Гербалайфа». Отвратительные, грязные, злые дети со следами генетического вырождения на лице, предлагали недорого подвальчик для наслаждений. И себя заодно.
Очередного авторитета хоронили с генеральскими почестями и салютом на Ваганьковском кладбище под перезвон колоколов – ты не в состоянии понять, по каким законам развивается твой собственный сюжет.
Мы жили недалеко от кладбища и слышали звоны. Уже стали хоронить по высшему разряду. С громкими бухающими колоколами. И выстрелами. Звучно и смачно стреляли в воздух. Хотя написано: «Хор поёт Трисвятое: Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас!». Тихо…Печально…Прощально…
Думаю, что такой бравурный колокольный звон был связан с неумением, настоящих звонарей извели, как и других служителей церкви. Новые и колотили, как умели.…
Мы жили недалеко от Краснопресненских бань, но о выстрелах узнали из новостей.
Из снайперской винтовки был убит Отари Квантришвили – основатель партии «Спортсмены России», мастер спорта СССР по греко-римской борьбе.
Интересен наш бывший советский народ, если убивали из братских республик (черножопых, как говорят до сих пор) – почему-то считалось справедливым, за дело. Грузин какой-то, среди бела дня в баню ходит, парится с девками, пивко пьёт холодное, работать должен при таких должностях.
Шелепиха удовлетворённо гудела: так им и надо, киллер (новое слово быстрого распространения и широкого использования) на крыше прятался, вот вышел Отарик, а он ему прямо в башку захуярил (честное слово, только воспроизвожу памятные комментарии). А потом еще пять раз долбанул. Погиб на месте. Были, были времена, когда к смерти почтения не было, как сейчас к живым и мёртвым…Телевизор разрывался – криминальный авторитет, оказывается, друг Кобзона. Может ли у уважаемого Иосифа Давидовича быть такой друг??? Нет, конечно… Или все-таки, да?
Демонстрация убийств по телевизору стала настолько привычной, что обесценила жизнь вообще. Ажиотаж первого дня, забвение – на следующий. Ну, убили, что теперь… Вот, почти ликование в эфире: в центре Москвы взорвали автомобиль "Сильвестра" – лидера Ореховской группировки Сергея Тимофеева.
Маленькое отступление… Когда много позже мы обзавелись дачей в деревне Малое Новоселье, у нас появился сосед Серёга, часто забегающий по утрам, занять малость деньжат на поправку здоровья. Он не сразу просил в долг, который никогда не возвращал, а вёл приличествующие, по его разумению, беседы о временах и нравах. Имел много претензий лично к Березовскому, но и к Гусинскому тоже… У Гайдара, оказалось, хорошим был только дедушка из Красной Армии. Однажды скорбно поделился сокровенным: дружил с Сильвестром, были, как братаны мы, Серёги. Пояснил, что Сильвестр Сталлоне, конечно, слабее его друга Тимофеева, который был чистых кровей, у американского – мать еврейка. В его присутствии я теряла рассудок. Но не до последней крайности, ибо денег не давала. Но тогда он не уходил. И говорил, говорил. Такие тексты хорошо сейчас известны. Про святую душу, родину-матушку, скрепы. И извергов вокруг.
Недавно меня упрекнули:
– Вы русский народ не любите!
Я завелась мгновенно:
– Я никакой народ любить не могу! Это масса! Тьмы, тьмы, тьмы, с жадными глазами, загребущими руками… И вместо сердца – пламенный мотор. Я людей люблю. Разных. Умных, добрых, весёлых. Созидательных. Книжки, которые читают, землю свою защищают. Принципы. Я на поступки смотрю, а не на крест, магендовид или полумесяц со звездой.
А потом обрушилась пирамида Мавроди. Пирамида Хеопса как стояла, так и стоит... Вечное не рушится. Если его не бомбят и не взрывают те, кто лучше всех все знает. «Бойтесь единственно только того, Кто скажет: Я знаю, как надо!»
1994 год был годом жёлтой собаки. Погиб корреспондент газеты «Московский комсомолец» Дмитрий Холодов. 27 лет. Взрыв в редакции. И это было очень страшно! Введены войска в Чечню. Уже похоронки… Ненависть. Война. Шамиль Басаев. Грозный! А между тем, совсем рядом, но мне недоступная, шла какая-то хорошая, интересная жизнь. Цветная, джинсовая, спортивная, пёстрая, освобождённая от бесконечных запретов. Бесшабашная! Какие выходили газеты!!! Журналы, из лучших – легендарная «Столица», невероятный «Новый мир», гордое «Знамя». Уже опубликованы «Московская сага» Аксенова, «Время ночь» Петрушевской, «Жизнь в ветряную погоду» Битова, «Омон Ра» Пелевина, «Сонечка и другие рассказы» Улицкой. Обрушившийся на нас Акунин, которого читали запоем. Владимир Сорокин, Дина Рубина, Татьяна Москвина… Разве сейчас всех перечислишь. Жизнь била ключом фантастических впечатлений и открытий. Пир духа, как говорил когда-то Михаил Сергеевич Горбачев!
Новые спектакли, фильмы. «Утомлённые солнцем» Никиты Михалкова (как все любили Никиту Михалкова, не передать), «Мастер и Маргарита» Юрия Кары (с каким нетерпением ждали). В Москве открыли бюро «Юнеско». Вернулся Солженицын. Появились новые премии: «Русский Букер», «Триумф».
Жизнь летела, как тройка удалая… без меня, без меня…
Я лежала на диване… все-таки после операции. Иногда с подругой ездили на кладбище. Посадили камнеломку в центре и четыре небольших куста самшита вдоль решётки… Их выкопали какие-то добрые люди, оставив на могиле зияющие черные дыры...
