Вещи и запахи

Лучшая книга, которую написал покойный Даниил Гранин-это книга о забытых вещах и о старом Ленинграде.
Мне иногда кажется, что я ужасно древняя. Я хорошо помню, как по дворам ходили старьёвщики. Их называли Халат-Халат. Это были татары. Они покупали старые вещи, любую рухлядь за копейки. Они входили в наш двор колодец и кричали с акцентом
"Старьеее берееем,"
И женщины в халатах и бигудях выносили старые тряпки и начиналась отчаянная торговля.
По дворам ходили и точильщики. Они несли на плечах свой точильный станок.
"Ножи тооочим", – кричали они.
И им выносили ножи и ножи от мясорубок. Они вертели колесо и сыпали искры.
Папа служил под Ленинградом в Грузино. До Токсово ходила электричка, а от Токсова шёл паровичок. Я ездила к папе в часть на каникулы. В поезде пахло сырой шерстью и углём, которым его топили. В вагон входил слепой с поводырём и гармошкой. Он пел жалостливые песни, а мальчик собирал деньги.
"Как умру, похоронят" и так далее.
Ленинградские парадные пахли кошачьей мочой. Неистребимый запах. А летом реки и каналы, которые не чистили, пахли гнилой водой.
Я помню инвалидов у Кузнечного рынка. Тех, которых называли самоварами, которых потом вывезли на Валаам. Они катались на деревянных досках, и собирались у церкви. А потом они исчезли.
Мы ездили с папой на Валаам. Мне было лет 12. Трофейный немецкий теплоход. Все в бронзе и бархате. А на Валааме мы отошли в сторону, и я их увидела, самоваров. Они лежали на траве. Не было у них их досок, на которых они передвигались. Это был такой ужас, что сцена стоит до сих пор у меня перед глазами.
На Обводном канале была барахолка. Бабушка ездила туда продавать старые вещи. Тогда ничего не выбрасывали. Один ее приятель по Витебску делал сапоги с картонными подмётками. И продавал на барахолке. Его поймали и били. Каждый выживал как мог. Потом его посадили и бабушка носила в тюрьму передачи. А когда его выпустили, то выдали справку: такой-то перестроился и твёрдо встал на путь исправления.
Мои родители, зная этого земляка, умирали от смеха.
А бабушке было всего 52 года. Она рано стала бабушкой.
Летом весь город был в тополином пуху. мы его поджигали и он трещал.
На чердаках сушилось белье. Оно пахло свежестью. Особенно зимой.
До сих пор люблю запах свежего хлеба. Я любила тёплый чёрный хлеб намазать толстым слоем масла и с любительской колбасой и крепким сладким чаем.
Сегодня мы ели на завтрак Мортаделлу. Она похоже пахнет. Но вкус другой. нет запаха детства.
Почему-то вспомнила это. Взяла книгу Гранина и нахлынули волной запахи и вещи.
И комок в горле…

Мои друзья хоть не в болонии

Друзья мои, кто помнит свои первые часы?
Сегодня, когда часы такой же атрибут моды, как и многое другое, трудно себе представить, какая это была ценность, изящные часы с браслетом.
Мальчики получали их от отцов и берегли. Были в моё время трофейные часы. Ведь возвращавшимся с войны солдатам можно было привезти что-то из-за границы. А часы были самым лёгким и удобным. У мамы были золотые часики, лёгкие и красивые. Швейцарские. А мои первые часы подарила мне бабушка. Они были безумно дорогие. 250 рублей на старые деньги. «Заря», с браслеткой. Я ими гордилась и все время смотрела, который час.
Вещи носили долго. Пальто не шили, а строили. И оно сопровождало многих почти целую жизнь.
Однажды мы с подругами встретили на Невского нашего одноклассника Борю Х. Он шёл из бани. на нем было нэпмановское пальто, подбитое лисами и шапка пирожком. И старинный кожаный саквояж. Они шли с папой. Папа был какой-то артельщик. С нами тремя случилась от смеха истерика. Я так и вижу нашего Бореньку в этом наряде на ослепительно солнечном Невском.
Боря утонул в Израиле, купаясь в Кесарии.
Улица была мрачно серого или чёрного цвета, как и лица. Это поражало редких иностранцев.
Еще появились китайские плащи. Они тоже были серые.
Но зато дамы оделись в китайские кофточки неземной красоты. Они были бледно-голубые, бледно-розовые, бледно салатные. И с вышивкой
Фасон кимоно, с приспущенными плечами. Они выглядели экзотически на фоне серости жизни.
А кто помнит слово макинтош? Это тоже были плащи, которые носили осенью. Я еще помню ботики и галоши.
Такие пальто намокали в дождь и в автобусах и трамваях пахло псиной. От мокрых пальто шёл пар. А если учесть, что народ мылся только по субботам, то и запах в транспорте был не самый приятный. Но никто этого не замечал. Другого не было.
И вдруг в начале 60-х годов фарцовщики стали продавать плащи Болонья. Легкие, непромокаемые. И мне, о счастье, повезло, папе подарили знакомые финны для меня синий в чёрную клеточку плащ. Ни у кого такого не было. Я носила его с доставшимися по случаю финскими же ярко-красными чулками и английскими туфлями на шпильках. И чувствовала себя почти иностранкой.
Не было еще колготок. Носили капрон. Он был со стрелочкой и без оной. А как быстро он давал стрелу. Были даже специальные машинки для поднятия петель.
Город был пустынным. Машин почти не было. Тем более частных. Если посмотреть фотографии и фильмы того времени, поражает отсутствие на улицах машин. Только автобусы и троллейбусы и трамваи.
Когда в Ленинграде открыли первую линию метро, мы с папой поехали смотреть станции. Они были совершенно роскошные. Такой сталинский ампир.
Телефон был в те времена тоже роскошью. Я до сих пор помню наш номер Ж-32651. Были буквы еще в начале номера.
Ощущения прошедших веков, так стремительно все изменилось. И лишь память сохраняет голоса друзей, звонивших по этому номеру.