2. Новая эротика Марины Герцовской
«Красота – великая сила... Красота спасёт мир», – сказал Фёдор Достоевский... Тайна вечной женственности, мерцание эроса озаряли поэзию Александра Блока, Максимилиана Волошина, Андрея Белого. Нагота хранит в себе великую тайну. Только люди знают о наготе – животные лишены этой радости, ибо они не знают одежд, а значит и не чувствуют наготы.
Живопись Марины Герцовской эротична. Иногда это грустный эрос, поскольку чувство бесконечно, а исполнение желаний – лишь краткий миг. Нагота уязвима: женское тело покидает защитный панцирь, как улитка, волоча за собой хрупкую ракушку сброшенных одежд. Вот женщина с букетиком цветов, зажатым в руке, и сама похожая на этот букет. Ее тело нежно вибрирует, повторяя очертания загадочных иероглифов. О чём они говорят?
Чувственность и цвет часто противоречат друг другу. Только у грубых натур яркие цвета усиливают желание. Давно открыто, что дымчатые полутона воздействуют в тысячу раз сильнее – не случайны дымчатые вуали и полупрозрачные покровы на женском теле с древних времён до наших дней. Картины Герцовской – как бы сквозь эту дымку. Эротика только поначалу кажется доступной и понятной каждому. Но посвящённые знают, что чувственный мир причудливее и таинственнее самой изысканной фантазии человека.
В подсознании живут изначальные символы любви: букет, зажатый в женской руке – фаллический символ эротической связи; ракушка – женское лоно; баня – пространство, где нет запретов, где можно все. Любые попытки создать в жизни острова вседозволенности заканчивались крахом. Жизнь есть жизнь, но искусство – это вечное путешествие на остров любви.
«Турецкая баня» великого рисовальщика Энгра и сегодня может стать эротическим шиком для человека, выросшего в системе запретов созерцания наготы. Баня Герцовской – некое таинственное пространство, где тела как бы растворены. Это оргазмический рай, истома, здесь мужское и женское как бы слито в единое существо, наполненное дымчатыми мечтаниями.
Утро
Наша цивилизация все еще пребывает в царстве неразбуженной эротики. Сексуальная революция, прокатившись по всему миру, не оставила заметных следов в женском сердце, а без сердца тело мертво. Все мировое искусство – только подступ к женскому сердцу.
Вот почему женская эротика в последнее время все больше интересует искусствоведов. Ведь до сих пор мы видели эрос только «мужскими» глазами: Рубенс, Энгр, Ренуар, Дега, Тулуз-Лотрек, Кустодиев... Женская эротика только проникает в искусство, пока лишь на волне сенсации. Лесбиянские мотивы в дивной живописи Леонор Финн стали ключом к ее картинам (но «женское» не означает «лесбийское»).
Кружева
Марина Герцовская – организатор трёх эротических выставок в Москве, но эротизм ее собственной живописи пока еще не понят вообще.
Женский эрос страшится внешних признаков страсти. Чем холоднее и сдержанней мимика, тем сильнее страсть. Вглядитесь в лица девочек-пловчих в причудливой пирамиде на картине Герцовской. Глаза их преисполнены бесконечным томлением, а женское томление – это грусть.
Женская эротика в отличие от мужской иносказательна. Луч и зеркало, луч и водяная поверхность – вот символ соединения мужского и женского в полотнах Герцовской. Вот почему в ее картинах так много света, утопающего в прозрачных средах, преломлённого в тысяче граней. Это – оргия отражений, вакханалия всех зеркал. Вода – изначальная эротическая женская тайна мира. Свет – мужское оплодотворяющее начало. От соприкосновения луча и влаги рождается сиреневая дымчатость картин Герцовской.
Перламутр во все времена – фон особого внутреннего пространства раковины, в которой пребывает блаженный моллюск. Не случайно перламутровая отделка комнаты создаёт ощущение внутриутробного комфорта младенца в чреве матери. Обволакивая зрение перламутровой дымкой, Марина Герцовская превращает свои картины в эротические святилища, где человек растворяется в изначальном жемчужном спектре.
Лебединое озеро
Для Огюста Ренуара жемчужная поверхность женского тела есть объект внешнего созерцания. Для Герцовской – это тёплый внутренний свет, которым женщина согревает объект любви независимо от расстояния. Ее картины на всех эротических выставках от Москвы до Мюнхена и от Мюнхена до Лондона всегда притягивают к себе зрителя и видны издалека как некое втягивающее в себя пространство. Результат репродуцирования её картин – это несколько неожиданная театральная интимность, когда вы оказываетесь объектом и адресатом визуального любовного признания, поскольку изображение в альбоме настолько приближено к зрителю, что полностью исчезает расстояние между картиной и зрителем, непреодолимое при любой экспозиции.
Нагота в картинах художницы не является локальной принадлежностью тела. Нагота – это и букет, и баня, и отражающая поверхность воды, – словом, вся картина. Новая эротика изысканна и тонка. Она идёт на смену грубой потной первой волне примитивного эротизма дикарей. Здесь нет чистой физиологии, поскольку физиология сама по себе не может удовлетворить ни мужчину, ни женщину. Физиология – всего лишь врата, за которыми открывается дивная страна эротики.
Преодолев наивные запреты, человек создаёт собственный театр эротики, где изысканный вкус наполняет тело и душу сияющим наслаждением. Все революции, в том числе и сексуальная, стремятся к манифестациям. Отсюда у Герцовской обилие поз и фигур, воспроизводящих оргию. Изнанка всякой оргии – интимность. Как бы ни была велика толпа, она в конечном итоге дробится на пары, которые состоят из одиноких людей. Женщины на картинах Марины Герцовской могут быть одни или сплетаться в гирлянды и пирамиды, но каждая из них таит сакральность своего эроса – грусть и нежность.
К. Кедров «Новая эротика Марины Герцовской», газета «Галерея», 1991.
Фото из архива Марины Герцовской. Courtesy Евгения Герцовская
