На сопках Манчжурии и еще всякое разное

Памяти моего покойного друга Серёжи Тартаковского.

Звонок всегда раздавался неожиданно. Мы редко договаривались. У Серёжи не было дома телефона. Они жили на Рубинштейна, бывшей Троицкой, 6, в доме, построенном его дедом, архитектором Тартаковским. На последнем этаже без лифта. В огромной, когда-то бывшей их, квартире. Еще с одной соседкой.
Его родители были странной парой. Маленький, очень еврейский, Давид Яковлевич, и огромная сибирячка Екатерина Николаевна, ходившая с палкой, как с посохом. И звали мы ее Екатерина Великая. Она работала водопроводчицей в жэке. В страшное время гонения на евреев она защищала своего Додика и всем все объяснила. Не боялась ничего.
Додик, как и папа, был архитектором.
Они были друзьями родителей и еще и моими личными друзьями. Они меня очень любили. Когда родители с ними подружились, Серёжа был вытурен из Архитектурного института за буйное поведение и еще за что-то и загремел в стройбат.
А когда он вернулся, мы стали большими друзьями. До самой его ранней смерти.
Его восстановили в институте и он познакомил меня со всеми своими приятелями, армейскими и институтскими.
Серёжа был гуляка. Мама показала его работы главному художнику Невы Борису Ефимову. Борису Серёжина работы так понравились, что он регулярно их печатал. И платил гонорары, что было очень важно. По 25 рэ за рисунок. И еще Серёжа занимался гравюрой. перерабатывал армейское прошлое. Гравюры были не радостные. Советского оптимизма там не было.
Итак, Серёжа звонил и говорил:
Ннннюра, он заикался слегка, Нннюра, на выход.
Я быстренько собиралась. Это значило, что Серёжа получил очередной гонорар в Неве, и мы всей компанией идём его прогуливать.
Мы любили пивную на углу Невского и Маяковского в подвале. Сколько лет я шла мимо из школы. И не представляла, что туда можно зайти. Но особенной пивной была пивная на Невском под Думой. Там в сезон продавали раков, 15 копеек пара, можно было получить солёные сушки и мочёный горох. И пару раз в неделю там играл на аккордеоне бывший зэк. Сидевший, правда за хищение соц. собственности. Он играл На сопках Манчжурии и еще всякое разное. И выпивающий народ пускал пьяную слезу. Ему хорошо подавали.
Похожий тип играл в ресторане Чайка напротив Дома книги, где директором была Калерия Сергеевна, мама режиссёра Серёжи Соловьёва.
Там играл на скрипочке и он был всегда в нарукавниках, похожий бывший сиделец. Чайка был, конечно, шалманом с командировочной публикой.
Калерия была крутая дама.
Под Думой было очень удобно собираться, а еще там было бочковое пиво. И даже пару раз, непонятно как оказавшийся там, Будвайзер.
Мы просиживали там, курили, трепались.
Серёжа таскал меня по мастерским художников. В одной из них жил попугай Беня. Сильно пьющий. Он ходил между гранёных стаканчиков, кто их помнит, которые на 100 грамм, и выпивал тихонько. Потом он отключался. Похож был на мёртвую птичку, лапками наверх. Но знал свою норму.
Конечно, закончил он плохо. Перепил и не проснулся.
Хорошая пивная была на Таврической, напротив кинотеатра Ленинград. Медведь. Там Серёжа выполнял какие-то художественно-оформительские работы. Так что пили мы там бесплатно.
Я еще помню время, когда в сезон в пивных были раки. И горы этих раков, а потом красной и розовой раковой шелухи лежали на столах.
Это было красиво. Красные раки, зелёный мочёный горох и жёлтые солёные сушки.
Мы ходили по пельменным. Самая вкусная Пельменная была на Невском у Дворца искусств. Там подавали и пельмени с жареным луком и даже запечённые в горшочках со сметаной . А рядом была еврейская столовая. Так ее в народе называли. Я еще помню, что там можно было получить форшмак, рубленые с луком яйца и фаршированную рыбу.
Серёжа таскал меня повсюду. Я была в этой компании самая младшая. И его приятели со мной тоже дружили.
Это было замечательное время. Мы были очень молодые. Хотя, как я рассказывала тут, Серёжа был в августе 68 года в Праге, познакомился с компанией студентов, где, если мне не изменяет память, была и дочка Дубчека. Едва выбрался оттуда. Привёз листовки и всю антисоветскую литературу и напившись, как всегда, забыл этот портфель в ресторане гостиницы Советская. Со студенческим билетом и зачёткой. А администратор гостиницы привезла все это богатство домой ЕН. И сказала, что у неё такой же идиот. Не донесла.
Серёжа очень много пил, был потом толстым, отёчным. И устраивал себе недели голодания, чтобы похудеть. Самым трудным, говорил он мне, было выходить из голодания.
Нельзя было пить. И один раз он все же выпил, заснул и не проснулся в свои 41 год.
В крематории, где собралось огромное количество народу, его очень любили., мы почему-то долго стояли и ждали, пока нас впустят в зал.
И, примерно, через минут 40 оттуда вышли люди с переносной трибуной и графином с водой.
Они проводили рядом с Серёжиным гробом отчетно-выборное собрание.