КУЛЬТУРА: ШТРИХИ К ОБРАЗУ
Николай Чурсин
В повседневной жизни мы часто пользуемся понятием культуры уверенно и комфортно, не очень выясняя, что оно означает, или изначально вкладывая в него именно тот смысл, который близок нам. Между тем, по некоторым оценкам, существует уже более 500 определений культуры. И все чаще случаются ситуации, когда то, что подается нам как культура, культурой признается далеко не всеми…
Что же такое – культура, можно ли составить ее целостный и понятный образ?
Редко обсуждаемая сложность в этом – разнообразие охватываемых понятием культуры сущностей. Действительно, культура – это:
– своеобразная память человечества: то, что приезжают посмотреть туристы, чем любуются посетители музеев, что хранят коллекционеры, – материальные объекты, предметы, которые ценит человечество как свое достижение.
– театральное представление, концерт классической музыки в филармонии, монолог юмориста… Уже не предметы, а процессы, совершенно иные сущности!
– правила поведения, этика и эстетика поступков, их моральная, нравственная оценка и многое другое, что можно назвать характеристикой процессов. И это еще одна сущность из тех, которые наполняют культуру.
Феномен культуры, как видим, составляют три разные сущности!
Можно ли отыскать то, что их объединяет? Это необходимый шаг в формировании целостного представления о культуре.
Но прежде обратим внимание на связывающие их отношения.
Они точно не являются в общем случае отношениями иерархии. Нельзя, наверное, утверждать, что сохранившийся эскиз к оформлению оперного спектакля в чем-то «выше» или «больше», чем сам спектакль, закончившийся и канувший в лету, или отмеченное аплодисментами мастерство актера.
Они, возможно, точнее охватываются сравнительно недавно введенным в научный оборот Грегори Бейтсоном понятием «иерархии контекстов». Понятие контекста у него – весьма широкое. Это какое-то отношение, позволяющее переходить от одного сообщения к другому, более общему. При этом, как указывал Бейтсон, существует пропасть между контекстом и сообщением, которая имеет ту же природу, что и пропасть между вещью и словом или знаком, означающим ее, или между членами класса и именем класса. Эту пропасть можно почувствовать, например, назвав любимых артистов спектакля «труппой». Контекст (метасообщение), по Бейтсону, квалифицирует сообщение, но никогда не может встретиться с ним на равных основаниях. Контекстуальные отношения выстраиваются в своеобразные иерархии, как например, «буква – слово – предложение – абзац». Подобные иерархии могут конструироваться надстройкой «изменений» над «изменениями». В классической физике примером такой иерархии является последовательность: положение (путь); скорость (т.е. изменение положения); ускорение (т.е. изменение скорости или изменение изменения положения); изменение ускорения и т.д. Дальнейшие усложнения возникают, подчёркивал Бейтсон, редко в классической физике, но постоянно в человеческой коммуникации [1, с. 271-272].
Контекстуальные отношения связывают и выделенные сущности культуры: совершенство скульптуры Давида (объекта) выступает контекстом совершенства процесса ее создания, а тот, – контекстом мастерства Микеланджело. Однако из них трудно вывести желаемый целостный образ культуры, объединяющее понимание.
И здесь может оказаться полезной аналогия контекстуальных отношений в физике и культуре. Действительно, в сообщении о скорости контекстом может выступать не только путь, но и, например, вероятность преодоления препятствия. Но всегда для значения пройденного пути причиной выступает скорость, а причиной значения скорости – ускорение. И уже на основе жесткости причинно-следственных связей может выстраиваться иерархия, в которой можно отыскать ее конечный, определяющий, ключевой элемент.
Так, целостность контекстуальной цепочки «ускорение-скорость-путь» обеспечивается именно причинно-следственными связями: и пройденный путь, и определяющая его скорость, зависят, в конечном итоге, от ускорения.
По аналогии, объяснение культуры-состояния (объекта) следует последовательно искать в процессе, а в конечном итоге – в характеристике процесса. И тогда все здание культуры становится, очевидно, построенным на культурном поведении, то есть. культурном человеке.
Как подчёркивал Аурелио Печчеи, «Любые новые достижения человечества - включая и то, что обычно подразумевается под «развитием», - могут основываться только на совершенствовании человеческих качеств, и именно на этом мы должны сконцентрировать все свои усилия, если мы хотим действительно «расти» [2, с. 254].
И принципиальным в отношении понимания культуры на ее ключевом – человеческом – уровне является гениальное заключение А. Швейцера: «Культура есть, следовательно, не явление эволюции мира, но акт переживания нашей воли к жизни, акт, который невозможно, да и нет никакой необходимости связать с мировым процессом, познаваемым нами извне. Вполне достаточно ее определения как совершенствования нашей воли к жизни» [3, с. 230]. «Это, – считал М. Мамардашвили, – способность и усилие человека быть… [4, с. 123-124].
Итак, ключевое требование культуры обращено к человеку и состоит в проявлении им воли к жизни, благоговения перед жизнью. Это распространяется на все другие сущности, составляющие культуру: и материальные объекты, и процессы.
Однако оказывается, что это требование – не последнее звено в иерархии контекстов культуры. Как считал А. Швейцер, «Культура предполагает наличие свободных людей, ибо только они могут выработать и воплотить в жизнь ее принципы»; «…способность человека быть носителем культуры, то есть понимать ее и действовать во имя ее, зависит от того, в какой мере он является одновременно мыслящим и свободным существом» [3, с. 48-49].
Введение в рассуждения новых невероятно емких понятий, конечно, не упрощает их. Но вот в отношении одного из них, свободы, отыскивается важное для культуры понимание: «Человек, считал Фома Аквинат, живет не только в мире вещей, но и в мире, поляризованном, пронизанном силовыми линиями добра и зла, по которым можно и должно ориентироваться с помощью разума и совести. Поэтому и свободу он понимал как свободное ориентирование в этом мире, а несвободу – как утрату данной способности» [5, с. 103].
Свобода, таким образом, есть способность различать добро и зло. Культура как благоговение перед жизнью естественно соотносит с добром жизнь, фактически определяя этим понятие добра. И задавая тем самым человеку вектор выбора. Выбор есть способ реализации свободы. «Сам выбор, как считал Ю. Шрейдер, реализуется информированной волей. Воля движет разумом, предписывая ему принимать решения, а разум движет волей, предоставляя ей верные цели. Обе способности диалектически соотнесены друг с другом.
Выбор является вполне человеческим и свободным, когда к нему подключены все интеллектуальные способности человека» [5, с. 107]. Этот положение особенно важно в современных условиях, когда границы, разделяющие добро и зло, становятся все более тонкими и размытыми…
Итак, ключевым элементом иерархии контекстов культуры выступает человек, обладающий свободой, и способный различать добро и зло, опираясь на волю и разум. И, отсюда, реализующий поведение с этими характеристиками.
Очерченное представление о культуре имеет два важных логических следствия.
Одно из них состоит в том, что воля к жизни не может не быть волей к жизни вечной, то есть ориентированной на религиозные представления о жизни, включая и другие относящиеся к ней абсолютные ценности (Бог, Истина, Благодать). Принятие обратного, т.е. конечности жизни, неизбежно парализует волю к ней, а следовательно, упраздняет и культуру в обозначенном выше смысле. Абсолютизм культуры сродни абсолютизму веры: «Она в такой степени несет свою ценность в себе самой, что даже уверенность в неизбежной гибели человечества в определенный исторический период не снимает наших забот о культуре», считал А. Швейцер [3, с. 230]. Не удивительно отсюда, что и мораль как важнейший регулятор человеческого поведения также оказывается привязанной к религии: «Следуя религиозной морали, человек достигает той свободы от зла, когда им руководит не закон, но правильно ориентированная воля и способный различать добро и зло разум» [5, с. 122], то есть не внешние регуляторы, а присущие человеку качества.
Другое утверждение имеет биологические или даже кибернетические истоки. Из биологии известно, что выживающей и эволюционирующей единицей в мире живого является вид, популяция, а не отдельный ее представитель. Организация всех видов живых организмов направлена именно на сохранение вида как целого. И, следовательно, вектор культуры как воли к жизни направлен на сохранение (и развитие) всего человечества. И, отсюда, «Там, где закон прекращает свое действие, обществу не остается ничего другого, кроме как неустанно внушать индивиду, в сколь сильной степени он служит собственному благу, содействуя благу других» (А. Швейцер [3, с.133]).
Последний из приводимых здесь штрихов к образу культуры состоит в признании и учете фундаментального противоречия между цивилизацией и культурой. Цивилизационные и культурные достижения часто не различаются, хотя потребность в их различении возникает постоянно. Например, искусно отделанный эфес шпаги знатного вельможи вполне может быть отнесен к культурным достижениям, чего нельзя сказать о гильотине или атомной бомбе, хотя все перечисленные предметы являются несущими смерть…
Яркие и убедительные различия между цивилизацией и культурой, отстаивающие ценности и важность культуры, представлены Н. Бердяевым. Но они могут выражены и в следующем обобщающем утверждении: понятием цивилизации охватывается все, что воплощает развитие в эволюции человечества, культура – лишь то, что служит его сохранению, утверждению, возвышению.
Цивилизационный вектор как бы отвечает на вопрос «Что мы можем осуществить?», а культура – на вопрос «Что мы можем себе позволить осуществить?».
Остается заметить, что, очевидно далеко не все, что достигается теперь человечеством, отвечает требованиям культуры, является проявлением любви к жизни...
Бейтсон Г. Экология разума. Избранные статьи по антропологии, психиатрии и эпистемологии. Пер. с англ. М. : Смысл. 2000. 476 с.
Печчеи А. Человеческие качества. М. : Прогресс. 1977. 312 с.
Швейцер А. Благоговение перед жизнью: Пер с нем. Сост. и посл. А.А.Гусейнова; Общ. ред. А.А.Гусейнова и М.Г.Селезнева. М.: Прогресс. 1992. 576 с.
Мамардашвили М. Сознание и цивилизация. Тексты и беседы. М.: Издательство «Логос». 2004. 272 с.
Шрейдер Ю.А. Лекции по этике: Учебное пособие. М. : МИРОС. 1994. 136 с.
