Из старой берлинской тетради
* * *
На улице, где припаркованы авто,
И сумрак зелени – с полотен Либермана,
От станции «Karlshorst» берлинского S-бана
По ходу поезда, примерно, метров сто,
Имею место быть. Жара.
Пью воду из-под крана.
На вешалке висит московское пальто.
А что касаемо моих соседей, то,
Поверьте, Иванов не лучше Вестермана.
Мне хочется себе ответить без обмана –
Каков же результат квартирного обмена,
Помимо знанья, что Арбат далековат?
И коммунальный быт восстанет непременно.
Летучею слезой его омою стены,
– Прости, – проговорю, – но жизнь – моя.
Privat !
ВОСТОЧНЫЙ БЕРЛИН В ДЕВЯНОСТОМ
Когда не продохнуть в Берлине от сирени,
И пьян от запаха, едва ползёт закат,
Куда бы ни попал я – на восток ли, за́пад –
Встречаю мертвецов блуждающие тени,
От ранних сумерек до полной темени
Они по улицам пустынным мельтешат.
То медленно бредут, не узнавая город,
И озираются в кварталах пустырей,
Где югендстиль царил, но буйствует репей,
В глазницах опустевших зданий тьма и холод,
Свинцовой оспою лик ангела исколот,
И прочно досками забит проём дверей.
Под тентами кафе и в кнайпах в этот вечер
Как бы спектакль даёт театр теневой:
Не сообщаясь совершенно с жизнью новой
/Костюмы прошлого и лишь о прошлом речи/,
Герои пьесы цедят пиво дóночи,
И поминально на столах мерцают свечи.
НЕМЕЦКИЙ ПАСПОРТ
Офелия пила сырую воду,
А Виолетта пела о любви –
Прибыв надысь в Берлин из Навои,
Девицы здесь не делают погоду,
Но есть соображения свои:
К примеру – замуж выйти сходу;
На готов пожилых ведут охоту,
К венцу готовы, только позови.
Ну, да, не Гамлет. Нет. И не Альфред.
И всё-таки не худшие мужчины:
Курт выпить не дурак, но ортопед,
А Ганс на пенсии – плетёт корзины.
Офелия вино пьёт из пакета.
Поёт в церковном хоре Виолетта.
КЕБАБ НА ФРИДРИХШТРАССЕ
Наверно турок, может быть, араб
Сооружает вдумчиво кебаб –
В плепорции и соусы, и зелень –
Ах, запахи! – и, коли, ты не болен,
Возьми мерзавчик, в нём всего сто грамм –
Он ключик золотой к иным мирам,
А этому, тем паче, впору,
И разговоров будет, разговоров...
И приступили мы, благословясь
Реченьями «Будь здрав!» и «Понеслась!»,
И я, неисправимый звуколюб,
Услышал – буль! – коснулась водка губ,
На что кебабщик не повёл и бровью,
А лишь вздохнул и молвил: «На здоровье!».
Еврей из Риги крикнул: «Не могу!
Ты тоже русский?».
– Русский.
Из Баку
* * *
По Фридрихштрассе веет сквознячок –
Молоденький, балтийский, голенастый –
Того гляди, загонит день ненастный
В избу валдайскую, где бáлует сверчок,
Где в дверь стучится Коля-дурачок,
Сосед и гость, в связи с похмельем, частый,
Дрожащий и доверчиво-глазастый,
В руках бутыль и стрелочка-лучок.
* * *
Итак, дошёл я до Берлина.
Теперь в Берлине дохожу.
Нет, не скажу, что ностальгия там, ангина,
Просто в предчувствии финиша –
У каждого своя ниша.
Сижу себе на лавочке,
А мимо – смеются, проходят,
Как время проходит, – девочки.
Так по Шпрее проходит пароходик.
Сосед мотивчик под нос заводит,
Похоже «мой милый Áвгустин».
Нет, не ностальгия или там сплин.
Просто время облака хороводит,
Солнце за Gedächtnis-кирху уводит,
И я слышу шествие времени.
И не говорю ему – повремени́.
* * *
Berlin.
Bier-lin.
Bär-lin.
И лин(и я) форсажа розовеет
В закатной Шпрее.
А над нею
Осенней лист кленовый
Летит,
Покачиваясь, в зенит.
Жёл(той)
Шестиугольной
Звездою реет
В закатной Шпрее.
Bär-lin
Bier-lin.
Berlin.
* * *
Ах, вокзальчик S-bahna
На Sonnenallee!
Он светлеет вдали,
Он в листве розовеет –
Что ж, Берлин притворяться
Москвою умеет.
А быть может сегодня
Я просто под банкой
И вокзальчик S-bahna спутал с Таганкой?
* * *
Где фрау Мацке? Почто не встречаю?
Не то, что не чаю выпить с ней чаю,
Я с этой фрау был мало знаком –
Morgen! – приветствовал. Или кивком.
Почто не встречаю я маленькой Мацке
В стоптанных туфлях, в шляпке дурацкой?
Она умерла где-то ранней весной,
Соседка по дому – этаж надо мной.
Да кто мне она? Да и я ей не нужен.
Но чудится вдруг – стала улица уже,
Дома что ли ниже, пиво пожиже.
Вот вроде она, но подходишь поближе…
Почто не хватает мне старенькой Мацке
В стоптанных туфлях, в шляпке дурацкой?
AN MARIЕCHEN
Два мужика метают Dart.
В окне – Берлин, автобус, март,
Летит капель, гонима ветром.
Какими строфами и метром
В письме изобразить всё это?
И пятна солнечного света
Сквозь дым бегущие к окну
Вскользь по бильярдному сукну?..
А вот Маriеchen. Полупьяно
Глядит, дымит марихуаной –
Так изменилась, и всё та же –
А годы трудового стажа,
Когда она бледнее мела
За стойкою пивной белела,
Считай с той европейской ночи...
По книге – тёмной, так – не очень.
Два мужика вошли в азарт.
Dart разогрел их или март?
Один из них права качает
(Что драку здесь не означает)
Какой-то чувствуя подвох,
Беснуется, орёт: – Arschloсh!
Финал немецкой драмы прост:
Пьют, отдышавшись, пиво. Prost!
Уходят гости и приходят,
Заводят речи о погоде,
О пробках на дорогах – штау,
О марках, евро, детях, фрау.
Старик читает даме тусклой:
Авария подлодки русской...
Неповоротливость генштаба...
И эни-бэни квинтер жаба.
БАЛ
В любовных сердце упадает стонах,
В музы́ке вальса, локонах, поклонах.
Гвардеец брав, и князь хорош – ей-ей! –
И маменьки глядят в лорнет на оных,
Загадывая дочечкам мужей.
Ну, что ж, не зван – лишь по усам текло.
С младых ногтей запомнились зело –
Ещё в школярстве – проза и преданья,
Поэзии «страданья-упованья»,
Дворянских гнёзд безумье и тепло.
Вальсируют легко в стране недужной
Виновники её паденья – каждый…
В Берлине допиваю свой бокал.
Затих оркестр. Короче – кончен бал.
[1] S-bahn – городская электричка.
[1] * Arschloсh /нем./ – задница.
