Как мы с Дусей замуж выходили
Когда моей дочери Дусе исполнилось тринадцать, все стали замечать, как мы с ней похожи: те же черты лица, та же улыбка. Разве что цвет волос и глаз потемнее да побольше уверенности в себе. Переходный возраст проходил у неё как-то странно: она не курила, не красилась, не пропадала ночами и даже не хамила. Появилась у неё, правда, навязчивая идея, то есть практически неосуществимая мечта — уехать жить за границу. Или хотя бы уж на каникулы съездить. Помочь я ей ничем не могла, ни денег на тур - путёвку, ни нужных знакомых у меня не было. Вот почему рейтинг мой у дочи Дуси стал катастрофически падать.
Вдруг моя Дуся рьяно взялась за изучение немецкого, при этом она почему-то запиралась в своей комнате. На вопрос мой, в честь чего бы это, загадочно отвечала, что готовит мне сюрприз. Месяца через два она созналась, что завела «друзей по переписке» – Штефи из Берлина и Франка откуда-то там ещё. Обрадовавшись, что забавы у неё вполне невинные я расслабилась.
– Это ещё не всё, – добавила она осторожно, – этот Франк... он... ему... сорок лет и я пишу ему от твоего имени.
Не дав мне открыть рот и поинтересоваться, какого, собственно чёрта, она выпалила остальное: – Он спросил, не хочешь ли ты с дочкой приехать к нему в гости и наши анкетные данные я ему уже послала. И когда мы получим приглашение, мы ведь поедем, правда?
Кроме надежды в голосе её чувствовалась угроза. Радуясь, что сюрприз оказался не таким уж страшным и, уточнив, что не «когда пришлёт», а «если бы прислал», то тогда, почему бы и не... Договорить мне она не дала, закружилась вокруг меня и расцеловала.
Когда пришло долгожданное письмо с кучей марок и штемпелей, Дуся завизжала от счастья, как молодой пёсик. Потом посмотрела на меня покровительственно, слабо, мол, тебе такое провернуть. Торжественно уселась и начала осторожно взрезать конверт ножичком, чтобы не дай Бог чего не повредить. По мере ознакомления с судьбоносным документом, лицо её стало недоумённым, а потом несчастным. Вдруг она захохотала, да так, что просто сползла с дивана. Из рук у неё выскользнула двойная открытка с чудесной картинкой: в нежно-зелёной листве сидел дятел и, как ему и полагалось, долбил дерево. На развороте от руки аккуратненько по-русски было написано: «Дорогие Елена М..., род.13.02.19... в г. Баку и Динара М.(это было Дусино имя по метрикам), род. И т.д. Приглашаю вас к себе в гости в Германию. Можно и в июне. С дружеским приветом (то есть – «наше вам с кисточкой» – поняла я общий смысл его писульки) Всегда ваш Франк Винклер.
– Долбак! – захлёбываясь смехом, сказала Дуся, имея в виду, я надеюсь дятла. Смех её вот-вот мог перейти в истерику, мне стало жалко своего ребёнка и я, неожиданно для себя пообещала: – Да не беспокойся, я всё устрою, поедем мы к твоему «дятлу», вот увидишь. Надо было как-то спасать свой пошатнувшийся авторитет.
Чего стоило мне в те годы добыть гостевое приглашение в Германию, могут понять только советские люди и никакие другие. А когда удалось купить с переплатой билет в Берлин, меня зауважала не только родная дочь, но и весь город. Начальник по-деловому, не выкобениваясь, спросил: – Куда едешь, в Германию? Туфли – «Саламандра» – чёрные-размер 44, – и подписал заявление на отпуск. Но чтобы у нас с Дусей от счастья не случился инфаркт или расстройство желудка, нас ждал сюрприз: восточные марки, которые официально были до конца следующего месяца ещё в обращении, из банка были уже изъяты, а ФРГ-шная валюта, согласно советским правилам, нам не полагалась.
Положение было щекотливым: квартиру в Берлине нам обещали, а вот кормить и водить по музеям никто не собирался. Дуська же была довольно прожорливой и очень любознательной. Серьёзно рискуя, я зашила в поясок её курточки несколько банкнот, надеясь обменять их в Берлине. И вот мы, две молодые авантюристки, отправились впервые за границу. В письмеце, приложенном к нашему приглашению, сообщалось, что некая фрау Марта К., хозяйка двух котов, в указанное время едет в санаторий. И чтобы её киски не пошли по рукам (мы с Дусей ухахатывались, читая), на это время их доверяют нам. Понятно, что за нас поручились. И наконец, Елена, самое главное, не забудьте: вашу бабушку по маме зовут Берта.
Конечно, я знаю точно, что бабушку звали Хана, а если уж точно, то Хана-Дора, но на что не пойдёшь ради счастья ребёнка.
Когда мы в Берлине отыскали нужный адрес, открыла нам седенькая древненькая фрау Марта. На бедняжку Дусю она не обратила никакого вниманиям; меня обнимала долго, потом что-то прошебуршала. Дуся перевела: ты так похожа на Берту, что в это едва можно поверить. Мне это тоже показалось удивительным и мы обе чуть не расплакались. Потом нам представили котов и показали их хозяйство. Игрушек и личных вещей было у них куда больше чем у кошек отечественных, но они не зазнавались. Марта выдала нам десять западных марок на специальное кошачье молоко (мы с дочкой переглянулись, мол, придётся им в эти три недели обойтись водичкой).
По Берлину мы мотались в основном пешком, а на сэкономленные денежки кушали сосиски и запивали кто колой, а кто пивом. Через пару дней мы вспомнили о Франке и позвонили ему, чтобы не ждал — не надеялся: приехать к нему не сможем и денег нам не поменяли, и кошки будут беспокоиться. Но Франк оказался джентльменом, он гордо и ответственно заявил, что раз он нас пригласил, то приедет и заберёт нас на выходные сам. И чтобы и мы и коты ждали его в пятницу в полной готовности ровно в 18.00.
Никаких видов на хер-Винклера после его курьёзного приглашения я не имела, но сработал женский инстинкт. Часа за три до назначенного времени я стала выпроваживать Дусю в гости к этой её Штефи. Подарок для девочки, чтобы не забыть, поставила у двери. Напомнила, что у немцев, чтобы они были здоровы, уличные туалеты платные и пусть зайдёт на дорожку. Вернуться велела к шести. Пока я раздумывала, что будет немцу приятней: если я сделаю педикюр, или же лучше покрашу голову, Дуся ворчала, собиралась и наконец, ушла.
За два с половиной часа мне предстояло из ухайдаканой советской бабы превратиться в успешную, красивую и жизнерадостную.
Когда я заметила, что пакет с подарком так и остался стоять у двери, догонять дочку было уже поздно. Звонок в дверь раздался, когда я, сидя в ванне, выливала на голову красящий шампунь. Твёрдо решив не нервничать, прикрутила воду и крикнула погромче, что дверь до шести всё равно не открою. Пусть идёт в гости без подарка и описается по дороге. Минутку было тихо, но следующий длинный и наглый звонок навёл меня на мысль, что я упустила что- то в её воспитании, или же случилось что-то особенное. Скользя по линолеуму с зажмуренными глазами, я пробиралась к двери даже не на ощупь, руки-то были в краске, а наугад. Приоткрыла дверь совсем чуть-чуть, выставила в щёлку сначала мокрое колено, чтобы не удрали коты, а потом и злополучный пакет со словами: Забирай свой подарок и убирайся. Хочешь писать — иди вон под кустик. И вообще, мне не до тебя, сейчас Фриц приедет, а я не готова. (Фрицем мы называли Франка между собой). Попыталась захлопнуть дверь, но нахалка просунула в щёлку ногу.
– Ах вот как, ещё и Фриц приедет? Правильно мама говорила: поезжай сразу же, как только они из своей России приедут. Если женщина стоящая, у тебя её из-под носа уведут, – хотя и с акцентом, но по-русски произнёс приятный мужской голос.
Я завизжала и заскользила в обратном направлении вдвое быстрей, стараясь не промахнуться и не угодить в стенку головой – как же потом краску-то отмывать. Это было шоу одного артиста для единственного зрителя. Если бы фрау Марта видела, кому она доверила невинных котиков! Домывалась и прихорашивалась я, не спеша, обдумывая ситуацию. Цвет волос получился у меня розовым. То ли я недодержала краску, то ли она была не для волос, а для пряжи. Когда я, наконец, вышла, Франк оглядел меня и присвистнул от восторга, видимо такой цвет волос входил у них в моду.
– Мы, кажется, к шести договаривались. А как же с немецкой пунктуальностью? – съязвила я.
– А к пяти, значит, с Фрицем, – ухмыльнулся он и протянул мне пионы и корзинку с клубникой. Тут подошла и Дуся и накинулась с голода на клубнику. Франк оказался парнем весёлым, со старомодными бакенбардами и веснушками на руках. Одет он был в простенькую маечку, а из-под коротеньких шортиков выглядывали крепенькие ножки. В общем, он нам обеим очень понравился. Видимо и на него произвели впечатление и первый, и второй мой выход или его подстегнуло наличие предполагаемого соперника, но он стал поторапливать нас ехать.
Дуся, считая себя главной персоной, это ведь она раскопала Франка, о чём он пока ещё не догадывался, полезла в машине вперёд. Кроме того, она собиралась нам переводить. Но оказалось, что Франк учился в русской гимназии, в переводчике не нуждался и велел ей поскорее лезть назад.
Часа через три мы подъехали к его большому старому дому с деревянными переплётами и крошечными балкончиками в гераньках. Порядок у него был образцовый.
– Кто же это всё убирает, – удивилась Дуська. Хозяин застенчиво улыбнулся:
– Если захотите, то будете вы. Это было своеобразное предложение руки и сердца.
– Да мы так просто спросили. А у тебя ролики есть? – быстренько перевела она разговор на другую тему.
В упор глядя на нас, прямо как давеча пограничники в Бресте, хозяин спросил:
– Вы голодные? У нас гостям таких вопросов не задавали, а просто кормили, поэтому мы смутились и гордо ответили «нет». Франк куда-то ушёл, мы заскучали и пошли его искать. Винтовые лесенки вели и вверх, и вниз и мы слегка заплутали. Наконец, увидели полоску света под дверью.
– Никуда он от нас не денется, – пророчески сказала Дуся. В кухне за овальным красиво сервированным столом сидел Франк и... ел. От удивления мы застряли в дверях и не знали, что делать.
– Вы идите, идите подождите меня в гостиной я скоро. Но мы стояли и не могли пошевелиться.
– Жаль, что вы не голодные, я тут наготовил всего... – он стал намазывать паштет на булочку. – Это мы пошутили, – первой пришла в себя Дуська.
– Да-да, я слышал, что у русских шутки... э – э... своеобразные. Вот у нас русские офицеры в военной части... – вспоминал он, продолжая жевать. Я испугалась, что он приведёт пример офицерского юмора при ребёнке, но Дуся перебила его сама:
– А мы — не офицеры, мы — гости
Выходные пролетели мгновенно. Нас катали и на моторной лодке, которую Франк называл яхтой, и на мопеде, и даже на пони. Дуське было разрешено на пустыре даже поводить машину. Поднимаясь из сада на террасу, я услышала обрывок их разговора: «...да ты не беспокойся, Фриц нам совсем не понравился. Такой, знаешь, типичный «Фриц». А вообще-то мужики на неё так смотрят... вот на Фазаненштрассе, там старички кофе пили, мы, когда проходили, так они просто шеи себе чуть не свернули. (Да, она говорила правду, и я не думаю, что это только из-за булочек, которые мы стащили из плетёной корзинки и быстренько их слопали). Что там пробурчал в ответ Франк, я не расслышала, но Дуся ему ответила:
– Это я беру на себя, но, чтобы свадебное путешествие — в Лондон.
Вечером Франк посадил нас в поезд, Дуське вручил пакет с бутербродами, а мне сказал, что хотел поговорить о чём-то важном, но лучше напишет.
– Ты ведь ответишь, правда?
– Ответит, ответит, даже не сомневайся, – успокоила его Дуся.
Перед отъездом домой, это было первого июля, мы пошли с Дусей на прощание на Александрплатц. Вся площадь была усыпана деньгами. Такого мы не видели даже в кино. Это были мелкие гэдээровские монетки, в основном от одного до десяти пфеннигов. С сегодняшнего дня они были уже недействительны. Такое вот символическое прощание восточных берлинцев с социализмом.
Приблизительно через год под звуки свадебного марша, нет, не Мендельсона, а для разнообразия, Вагнера из «Лоэнгрина» мы с Дусей дали официальное согласие на переезд в Германию.
