Оформление и рисунки в тексте ГАФ Траугот
«Я ВИНОВАТ»
Я виноват.
Досадно умирать от болезни, рано источившей тело, даже в родном доме среди привычных предметов, в окружении тех, кому ты дорог, вспоминая лучшие минуты так быстро пролетевшей жизни, ещё тревожась о судьбах своих близких.
Горько умирать на чужбине.
Страшно умирать насильственной смертью.
Но ещё горше, ещё ужаснее медленно умирать от измены и предательства, от ревности и обиды.
«Не вливают также вина молодого в мехи ветхие, а иначе прорываются мехи...»
Ах, любовь к тебе – вино молодое, и уже разрывается сердце.
Господи, помоги мне!
Как виноват я, Господи!
Господи, помилуй меня!
Господи, помилуй меня!
(Дневник Кона. 30. 10. 1977.)
Я предлагаю Вашему вниманию дневник ленинградского журналиста Евгения Зарецкого.
Я публикую всё подряд с, возможно, случайными вкладками между листов дневника, не изменяя их последовательности.
Дневник написан от первого лица некоего Михаила Лопухова. В тексте он назван и Лопуховым, просто, Мишей, и Лопухом.
В жизни он охотно отзывается на все эти имена.
Тетрадь первая
* * *
В Санкт-Петербурге слякоть и грязный снег, а в Ганновере сразу, с аэродрома поразительно зелёные газоны, светло, солнечно, чисто. Неужели все, что было, осталось за границей? Неужели можно все начать с начала, как эту чистую тетрадь?
* * *
У Яшки отличная девчонка Ася. Она говорит: «Меня не надо уговаривать, я и так согласна».
По доброму русскому обычаю мы сразу, не покидая аэропорта, купили бутылку водки. Был отличный воскресный день, но за столом выяснилось, что немецкие продуктовые магазины в субботу закрываются с 15 часов до самого понедельника. Слава Богу, в Яшином холодильнике нашлось немного ветчины! Он говорит, что немецкая ветчина никогда не портится, намного вкусней, и полезней русской, и, по слухам, от неё очень хорошо стоит.
Утром Ася заметила, между прочим: «Ветчина как ветчина», – и подёрнула плечиком.
* * *
Наш привычный уклад, ритм жизни, менталитет, привычные понятия о добре и зле, о мире, в котором мы живём, невозможно изменить в одночасье. А все вокруг изменилось сразу, вдруг... Даже самые обычные слова здесь обрели новый смысл. А как хочется кому-нибудь жаловаться, рассказать... Ведь мы жили, чего-то добивались… и все это не имеет уже никакого значения. Перечитываю эмигрантские дневники русских писателей, покинувших революционную Россию в 20-х годах, раньше или позже. Сколько переломанных судеб! Писатели и поэты, которыми мы зачитывались: Иван Бунин, Александр Куприн, Марина Цветаева, Владимир Набоков, Ирина Одоевцева, Николай Оцуп, Владислав Ходасевич... Да кто из умеющих писать не вёл в эмиграции дневников?
* * *
«Сны». «Мотылёк летит в зенит». «Капитан на корабле смотрит в дальние туманы». «В лесу, грустя, поёт кларнет».
* * *
Говорить и писать о том, что эмиграция – процесс сложный, а причины ее различны, а взаимоотношения общества и эмигранта весьма неоднозначны – уже как-то и неловко. Об этом твердят постоянно.
Мой добрый сосед, журналист Брекман уверен, что эмиграция разоблачает людей, изменяет их, подчиняет, унижает, предоставляет им новые возможности, «даёт шанс», озлобляет или смиряет. Возможно, все это так и есть. Но, пожалуй, проблема здесь и глубже и сложней, и уж совсем не исчерпывается такой простой формулой. Эмиграция евреев в Германию – явление особое.
* * *
– Михаил, ты-то от чего эмигрировал? Чего-тебе-то не хватало?
– Да видишь ли, не думаю, что я явился каким-то исключением. Но если все-таки отвечать серьёзно, как ты и сам понимаешь, есть причины общие, и они всем известны, а есть и очень индивидуальные. Я не могу назвать одну причину, – не сформулировал. Всякую причину в отдельности я бы перетерпел, снёс, мы привыкли терпеть, привыкли сносить многое. Но здесь все как-то собралось воедино, убедительно, бесспорно, безальтернативно.
* * *
Был у Лопухова друг – Сергей Кисельман. Дружили много лет. Кисельман любил филармонию, состоял членом ее «постоянного списка». (Это неофициальная организация, через которую Ленинградская филармония продавала билеты на дефицитные концерты).
Кисельман жил в Красном Селе, имел автомобиль. По характеру он был человеком рисковым, немного даже авантюрным, но честным.
Однажды, за ужином, Лопухов на экране телевизора увидел фотографию Кисельмана. Это случилось в январе 1993 года, Сомнений быть не могло – это был он. Диктор просил всех, кому что-либо известно о Сергее Михайловиче Кисельмане, позвонить на телевидение. Лопухов, конечно же, сразу позвонил, но не «на телевидение», а в Красное Село, Кисельману. Он долго не мог дозвониться.
То, что он узнал от жены Кисельмана Клавы, потрясло Лопухова. В 1993-м к убийствам ещё не привыкли.
Кисельмана зверски замучили и убили. Труп Кисельмана со следами пыток, с отсечённой, обугленной головой, нашли ещё за два дня до телепередачи. «Личность потерпевшего» установили, идентифицировали, по справкам его зубного врача, т.е. по зубным коронкам, совсем как в американском детективе.
Лопуху тогда ещё не могло придти в голову, что все это очень скоро может как-то связаться с его судьбой.
Хоронили Кисельмана на Красносельском кладбище под проливным дождём. Хоронили как-то молча, тревожно. Постояли под мокрыми зонтами и разошлись. Позже Лопухов вспомнил трёх чужих молодых людей, которые явно выделялись из небольшой группы родственников и знакомых. Но в тот день Лопухов не придал этому факту никакого значения. А через два дня из Красного Села Лопухову позвонила Клава и сообщила, что к ней с обыском приходили из милиции. «Забрали только записные книжки. Протоколов не составили, просто взяли и ушли. Расспрашивали о его друзьях, в том числе и о вас. Мама велела позвонить вам, предупредить».
Почему предупредить?
Лопухов вспомнил, что в прошлом году Кисельман доверительно показывал ему какие-то фотографии: «На этой – лидер «Тамбовских» – Ткач: рэкет, убийства, кровавые разборки. А здесь – Ткач ещё в школьные годы в обнимку с будущим начальником милиции С. и будущим начальником северной таможни. Вот они втроём пьют пиво (Это уже конец восьмидесятых), а вот – с девушками. У меня около двадцати фотографий и кассеты с рассказами свидетелей».
Тогда Лопухов не удивился и не заинтересовался ни фотографиями, ни записями. Чепуха какая-то!
– Зачем тебе все это нужно?
Лопухов давно уже забыл тот разговор, а теперь вспомнил, и тревога вдруг сжала ему сердце, заклубилась где-то в животе или «под ложечкой». И больше ему уже не было покоя. Может быть, с той минуты начались злоключения Миши Лопухова.
* * *
Лазарь Брекман пишет: «Когда евреям стало совершенно ясно, что в России они никогда не добьются равноправия, т.е. равного достойного отношения к себе, никогда не преодолеют антисемитизм, когда стало ясно, что никаких усилий для его преодоления, общество этой страны, его правительство, народ, никогда не станут прилагать, тогда евреи стали покидать страну, в которой родились и выросли. Уезжали за равноправием и честью в постоянно кровоточащий Израиль. Уезжали за счастьем и удачей в богатую и безжалостную Америку. В поисках безопасности уезжали в благополучную законопослушную Германию. Уезжали в Австралию, ЮАР, в Канаду. Уезжали и в другие страны. Не везде их принимали.
А что стало со страной, которую покинули евреи, с Великой империей? А Великая империя, страна советов, первое в мире социалистическое государство распалось. Повалились и экономика, и наука, и искусство... Были на то, разумеется, причины и поважней. Да разве тут скажешь, где следствие, а где причина? И, конечно же, страна не утратила ничего уже приобретённого, своих школ, своих культурных, научных и прочих достижений. Не такой уж мощный для многомиллионной страны был этот отток евреев. Огромная страна с богатейшим сырьевым и духовным потенциалом, даст Бог, залечит свои раны, возродится, приостановит разгул преступности и безнравственности. Да и к евреям в этой стране пока отношение улучшилось. Прояснилась сущность псевдопатриотов-фашистов и абсурдность всего этого масонского навета, да и многое другое. Надолго ли? В создавшейся сложной политической и экономической ситуации евреи остро необходимы. Кто же ещё сможет стать козлом отпущения?»
* * *
Олег Чупров Литературный институт так и не закончил, но он член Союза писателей России, член Правления Санкт-Петербургской писательской организации. Песни на его слова пишут для Хиля, для Пьехи и др. С 1997 года он профессор Международной славянской академии наук, образования, искусства и культуры, действительный член Петровской академии наук и искусств, Лауреат Всероссийского конкурса песни (1972), лауреат Всероссийской литературной премии им. К. С. Симонова. Им написаны текст гимна Санкт-Петербурга. Вот он:
Державный, возвышайся над Невою,
Как дивный храм, ты сердцам открыт!
Сияй в веках красотой живою,
Дыханье твоё Медный всадник хранит.
Не сокрушим…
и т.д. все три куплета.
– Ну, как? Члены высокого жюри под председательством знатоков поэзии Эдиты Пьехи и композитора А. Кальварского, рассмотрев представленные на конкурс варианты текста гимна, присланные ста двадцатью претендентами, первоначально выделили десять авторов, среди которых точнее всех на музыку Глиера ложились тексты Александра Городницкого и Анатолия Ушакова, но текст Олега Чупрова, не вошедший в заветную десятку, неожиданно сочли лучшим. На этом настояли Эдита Пьеха и композитора А. Кальварский. Вероятно, можно было подобрать музыку и к такому удачному тексту, но по заданию для гимна Санкт-Петербурга следовало использовать уже написанный неким Рейнгольдом Глиэром «Гимн Великому Городу».
Простим Олегу его текст. Бывают же творческие неудачи. Может быть, по этой причине Гимн Великому Городу со словами никогда нигде не исполняется.
Не будем упрекать Кальварского и Пьеху в принятии такого странного решения, они ведь не поэты, не знатоки и даже не любители этой самой поэзии. Олег Чупров уже почти тридцать лет пишет для них тексты. Но разве вы слышали эти песни? Союз композиторов оплачивает авторам все сочинённые ими песни, независимо от того исполняются ли они или нет. Песни на стихи Олега Чупрова пока не исполняются.
По определению Лебедева-Кумача, Олег Чупров – самородок. Он имеет самую уважаемую в нашей стране биографию!
Его родители – крестьяне небольшого северного комяцкого села, Усть-Цильма дали ему имя Альберт. У народа коми это довольно распространённое мужское имя, так в то время родители называли каждого четвёртого родившегося в республике Коми мальчика. Но молодому поэту не понравилось своё имя. «Ну, пусть какое-нибудь татарское, эстонское, корейское, в конце концов, но не это, еврейское – Альберт!». Еврейское имя было ему не просто противно, оно могло повредить его литературной карьере, а потому, воспользовавшись правом на литературный псевдоним, молодой поэт взял себе истинно русское княжеское имя – Олег. Однако, это не спасло. Оказалось, что дело не только в имени. У настоящих больших русских поэтов, таких как Маяковский, Есенин, Пушкин и им подобных, кроме имён и поэтического таланта, была ещё «поэтическая биография».
Какая слава без скандала? И Олег скандалил – делал себе биографию. Он напивался и скандалил с тёщей (добродушнейшей Марией Михайловной), скандалил с соседями – неразговорчивыми пожарниками, скандалил на улицах города, откровенно мочась на стены его домов, скандалил в милиции и в вытрезвителях, где его знали «в лицо» и уже не требовали паспорта при оформлении. Он, придумал себе кликуху «Судорога». Кликуху никто не знал, и слава всё не приходила… Видимо дело не в биографии. А поэт он хороший, настоящий.
Лист календарный отрываю –
Очередной – в ночной тиши,
И осторожно открываю
Окно в осенний сад души…
