Сполохи той войны
Роман-путешествие

(Отрывок из второй части)
Продолжая болтать и радоваться прекрасной погоде и собственной смелости, мы вышли на дорогу и остановили случайную машину.
– Марианна? – ошалел водитель. – Уно? Ти пиаце?
Вначале я подумала, что тут какой-то сговор, но вскоре поняла, что нет – она сказала правду: в Италии её действительно знает каждая собака. Понять их дальнейший разговор я не могла, но видела, что парень не может прийти в себя от нечаянно выпавшего ему счастья – в его машине, рядом с ним сидит звезда экрана. И на пальце у неё блещет всамделишный роскошный бриллиант. Ведь рассказать, так не поверят.
Сначала мы въехали в город – машина катила вдоль домов, площадей, памятников и брызжущих серебряными струями фонтанов, потом выехали за городскую черту и направились к подымающимся на горизонте холмам.
– Тут есть чудесное местечко, – объявила Марианна и велела водителю свернуть на узенькую, аккуратно заасфальтированную дорожку, вьющуюся среди виноградников. – Я уверена, тебе понравится.
Целью нашего путешествия оказался сельский ресторанчик: одноэтажный домик под остроконечной черепичной крышей и перед ним несколько столиков в тени широко раскинувших кроны громадных деревьев неизвестной мне породы.
– Я люблю тут бывать, – сказала Марианна и взглянула на меня, словно ожидая положенной по сценарию реплики. Я не знала, что ей ответить и чувствовала себя жутко глупо. – Вечером, на закате отсюда видно море, – продолжала она. – Красиво. правда?
Я согласилась.
На прощанье она послала нашему водителю воздушный поцелуй, он расцвёл от такого внимания, помахал нам рукой, но продолжал стоять, не в силах сдвинуться с места. Ему, конечно, хотелось, чтобы поездка эта продолжалась вечно. Но вечного счастья не бывает.
– Джиованни родом отсюда, его мать и сестра до сих пор живут тут, – сообщила Марианна, указывая на город, серым продолговатым пятном покрывающий дно зеленой долины. – Я познакомлю тебя с одним очень интересным человеком, – пообещала она, – он русский из югославских партизан.
Я слышала, конечно, о югославских партизанах и даже видела какие-то фильмы про них, но не догадывалась, какой размах приняло движение. Оказывается, не только югославы, но и тысячи советских граждан, в том числе красноармейцев, вырвавшихся из немецкого окружения, примкнули к этой народной армии. В конце войны СССР оказывал ей значительную помощь – это понятно: Сталин рассчитывал, что Югославия станет его надёжным союзником и поможет похоронить притязания западных держав на Балканы.
Про Балканы я знала, что это вечная пороховая бочка Европы, а также, что из-за такого пустяка, как убийство эрцгерцога Фердинанда, вспыхнула Первая мировая война, унесшая миллионы молодых жизней и ликвидировавшая на карте мира четыре империи: Российскую, Австро-Венгерскую, Османскую и Германскую. Впрочем, обо всём этом в нашей школьной программе говорилось немного, как-то вскользь, даже меньше, чем об «испанке» – убийственной эпидемии гриппа, признанной также следствием войны.
Югославский партизан оказался внушительным мужчиной, совсем ещё не старым, моя предводительница назвала его Николаем.
– Он герой! Он всё прошёл: плен, немецкий лагерь, побег, опять немецкий лагерь, в сорок третьем наконец сумел бежать успешно – благодаря другу сербу, который знал каждую тропу в горах. В течение двух лет сражались. Трижды ранен, но, как видишь, выжил.
– Да брось ты, – отмахнулся Николай. – Смущаешь…
Я впечатлилась: всамделишный отважный партизан. Можно сказать, живой Медведев.

Один за всех, и все за одного
Медведев скончался рано, в пятьдесят пять лет, но успел, однако, совершить ещё один незаурядный подвиг: спасти от подлой, безжалостной расправы целую группу боевых товарищей. Кузнецова не усторожил, а этих вызволил. И не от немцев, от своих.
Дело было так: в пятьдесят третьем, через восемь лет после победы, на Украине вспыхнули гонения на членов винницкого подполья. В годы немецкой оккупации в городе действовало несколько групп подпольщиков, да и в окрестных лесах возникли партизанские отряды. Винница оказалась важным стратегическим пунктом, поскольку здесь была размещена ставка Гитлера «Вервольф». Но люди, проливавшие кровь и отдававшие свои жизни в борьбе с врагом, вдруг сделались неугодны местным органам НКВД. По Виннице и Киеву прокатилась волна арестов. Мерзавцы сводили счёты с героями. Остававшиеся на воле, ища спасения, кинулись в Москву и нашли убежище в доме у Медведева.
Герой Советского Союза, кавалер четырех орденов Ленина Дмитрий Николаевич Медведев проявил поистине беспримерное бесстрашие, беспрецедентное, небывалое гражданское мужество, задействовал все свои связи и сумел многих выручить из неминучей злой беды. Не одного близкого человека, а многих соратников. В его квартире люди неделями и месяцами спали вповалку на полу, ожидая решения своей участи.
А жил он не один – с ним жена и малолетний сын, свидетель происходившего. Дети – самые надёжные свидетели, они ничего не забывают и не считают нужным лгать. Мальчик удивлялся:
– Мама, а почему они живут у нас?
– Так надо, сыночек, так надо… – отвечала верная подруга Дмитрия Николаевича.
Понятно, что и в Москве далеко не все готовы были оправдать, а уж тем более поддержать усилия непрошенного заступника. Но он не сдался и вышел победителем. За что, конечно, был наказан: в 48 лет отправили в отставку. По состоянию здоровья – кажется, так. Система поспешила избавиться от такого несознательного и неудобного типа. И прямо скажем, дёшево отделался – ведь в своей борьбе пошёл на всё, обратился за помощью к самому Лаврентий Палычу, вскоре оказавшемуся японо-британским шпионом, а также уличённому в иных ужасных преступлениях – разумеется, не имеющих никакого отношения к реальным.
В те дни заступиться за обречённых мало кто решался. Да и помогало это в редчайших случаях. Муж Лидии Чуковской, известный физик-теоретик Матвей Петрович Бронштейн, был арестован в августе 1937 года. Тесть Бронштейна, любимейший писатель всей российской детворы, Корней Иванович Чуковский обратился с личным письмом к Сталину, просил его ознакомиться с делом арестованного. К письму были приложены научная характеристика Бронштейна, составленная знаменитыми физиками Леонидом Мандельштамом, Сергеем Вавиловым, Игорем Таммом, а также их общее обращение к вождю.
Самодержец может казнить и миловать. Товарищ Сталин предпочитал казнить, миловать он редко соглашался. Обращения не подействовали, вершитель человеческих судеб поставил собственноручную подпись под расстрельным приговором – не усмотрел в существовании Бронштейна реальной пользы для себя. Талантливейший учёный был ликвидирован в возрасте тридцати одного года, и вместе с ним была ликвидирована целая отрасль отечественной науки.
Корней Иванович в отчаянии воскликнул: «Если б вся наша цивилизация погибла – Бронштейн один собственными силами мог бы восстановить энциклопедию от А до Я». Ненужными оказались эти заумные энциклопедии, видимо никоим образом не могли они содействовать воплощению главной мечты кремлёвского горца – мечты о мировом господстве.