Тексты лауреатов конкурса
«сНежная строка»,
проводившегося
Содружеством русскоязычных
литераторов Германии
в январе 2019 г.
Ксения Шер, третья премия,
рассказ «Кайлас»

Ксения Шер
Кайлас

История тут со мной приключилась. Плесни и мне чуток. Да ладно тебе, буддисты что, не люди, что ли? Можно, иногда.

Были мы с Володькой московским в прошлом месяце на Кайласе опять. Место это странное, сколько раз уже был ― каждый как первый. Володька ржет: «кто в Турцию "все включено", а мы с тобой в Тибет "все выключено"». Кислорода мало, особенно пока пообвыкнешься, холод горный до костей пробирает. Да нам, тюменским, не привыкать. Короче, и мёрзнешь и дышать нечем, а приедешь — и радостно сразу. Краски скудные, а не насмотреться, будто глазами дышишь. Ветер гремит, воздух в куски рвёт. Облака ватные, низкие, рукой достать. И солнце. Будто даже не с неба, а отовсюду. Кайлас, если покажется — глаз не оторвать ― магнит. Я первый раз в Тибет 15 лет назад попал, через два года,  как Танюшка и ребята погибли, а я в буддисты подался. Сейчас, конечно, в Дарчене — это деревенька под Кайласом — много чего изменилось. И интернет есть и гесты приличные, туалет в номере. А все равно, как в стародавний, другой мир попадаешь. У девки, к примеру, что ресторан держит — неплохая жратва там, кстати — два мужа. Да что ты ржешь, не как у Ленки Зиньковской! А традиция в Тибете такая с давних времён: девок мало, вот и можно вполне себе по закону несколько мужей. Не умею я красиво рассказывать, Володьку бы сюда ― он мастер на это дело. Не могу объяснить, что с душой происходит, как кору пройдёшь! Кора - это когда вокруг Кайласа обходишь, на саму гору даже и не подымаешься. Я сколько гор излазил до Тибета, а не сравнить! Неуютно, холодно, воздух обескровленный, а красота емкая, живая. И будто сквозняк из других измерений дует, аж скулы сводит. Ладно, сейчас не об этом.
Короче, вышли мы вместе. Внешнюю кору Володька за день прошёл, а у меня веса побольше, я медленнее, заночевал перед перевалом. Поэтому, когда в Дарчен пришёл, Володька уже и внутреннюю кору сделал. Она покороче, но ближе к Кайласу и сложнее. Там высота перевала 5900 и лёд, снаряжка альпинистская нужна. Да ещё и выходить надо засветло, без фонарей и без проводников местных, чтобы властям никто не настучал. Внутрення кора года три как официально закрыта китайцами. Полиция если прознает, кто на внутреннюю тропу пошёл — засады устраивает на обратном пути. Но паломники все равно идут. Вышел, значит, я. Тишина, солнце встает, погода — лучше не придумаешь, Кайлас в солнце весь, светится. Народу — никого. К полудню ветер поднялся, небо затягивать стало. Приближаюсь к перевалу. А там группа русских — я их в ресторане видел – молодняк неопытный. Они без снаряги, только веревка. Висят на ней — ни вперёд, ни назад. Ногами-то за лёд без кошек никак. Конкретно застряли ребята. Одна девка прыг на насыпь и как обезьянка на четвереньках вдоль горы, дура, а там совсем круто и обрыв дальше. Я кричу – да куда там - за насыпью скрылась. Ну, думаю, сорвётся. На веревке четверо ещё: два мужика и две бабы. Прикинул: одного на своих кошках вытащить могу попробовать. Выбрал бабу детородного возраста и пару метров ниже тропы пошёл. Когда на её уровне оказался, кричу наверх: "Отпускай веревку! Словлю! Не бойся!" Там метра два было. Девка на меня сморит, понять не может, откуда я взялся. А у самой уже судороги по бедренной мышце. Я только рот открыл, уговаривать, как она руки отпустила и на меня кулем, еле успел сгруппироваться, но словил. Держу, у девки глаза рыжие, дикие, нос облупленный с веснушками. "Как звать?" — спрашиваю. "Ммммария", — заикается, но говорит. Я ее на ноги поставил. "Хватайся, - говорю, — сзади. И за мной медленно шаг в шаг". Смышлёная, оказалась. Пошли мы потиху. Только у неё от пережитого словесный понос случился. Как начала трещать. Я, говорит, висела и молилась все время, надежду совсем потеряла и тут вы как с неба, вы мой ангел-хранитель ну, и остальную хрень, а сама за задницу мне вцепилась. Я говорю: "Какой я ангел-хранитель? Я жопа с ручками." Она замолчала, хихикнула. Отпускать стало. Потом уже спокойно рассказала, что они на Кайлас и не собирались. Так, по монастырям ездили и вдруг загорелись. У самой отец альпинист. Погиб, когда она маленькая была. Я тогда вполуха слушал, сосредоточен на дороге был, шёл-то, считай, за двоих. Так перевал потиху перешли, но на тропу внешней коры вышли, по-другому никак было, вниз по внутренней вдвоём с одними кошками не справились бы, стремно. Небо совсем затянуло, ветер навстречу и давай снег валить. Хорошо, лёд прошли. Короче, еле к вечеру в гест, который на внешней коре перед перевалом Дролма Ла добрались. Машка уже еле ноги переставляет, колотит всю. А это один из признаков горняшки, когда согреться невозможно. Усадил я её поближе к огню, чаем сладким отпаиваю. А сам, старый дурак, насмотреться не могу. Мне, ну, чего уж тут, она Танюшку с самого начала напомнила. Да знаю я, сколько лет прошло! А насчёт «виноват-не виноват» у меня разговор короткий. Рядом был — значит виноват. Да не ори ты! Налей, лучше, еще. Научился я с этим жить. Но когда Машка все свои шапки-капюшоны размотала, мне прям дышать стало больно. Такая же рыжая, кучерявая, вся в веснушках. Запястье тонюсенькое, с торчащей косточкой, пальчики прозрачные - чашка с чаем просвечивает.
Попытался я помощь Машкиным друзьям организовать – да куда там: темно, снег валит, связи нет, местные по английски еле-еле два слова.
Легли мы в гесте. Там базово все: кровати с одеялами никогда не стираными да голые стены. Отопления нет, удобства на улице. Лежим, спать пытаемся, а на пяти тысячах оно больно не разоспишься. Машку, слышу, колотит, носом шмыгает. Я на улицу вышел. Снег прекратился, звезды огромные, близкие, небо будто прямо на земле лежит. И Кайлас – Северное Лицо его - в свете луны. Завис, холода не чувствую. Возвращаюсь в гест — Машка на моей кровати сидит, зуб на зуб у неё не попадает,  глазищи в темноте влажные светятся. «Можно,- говорит,- я с вами лягу? Холодно очень.» А я и сам хотел предложить, а то не согреться ей. Да нет, я ни о чем таком даже и не думал! Ну, в начале, по крайней мере... Легли, спать пытаемся. А Машка нюни распустила. Они, всхлипывает, все погибли, одна я, благодаря вам...если бы вы случайно не проходили... Ты, говорю, раньше времени никого не хорони. Особенно здесь, на Кайласе. Тут не люди рулят. Тут Кайлас решает. Во время каждой коры кусок тебя умирает. А многие и за счастье почитают, на Кайласе умереть. Плато "похорон на небо" видАла? Там паломники, которые самые смелые, ложатся и о смерти молят. Нет на Кайласе случайностей. Да их, в принципе, и нигде нет. Она сначала притихла, потом на локте приподнялась, глазищи свои приблизила, ладошкой ледяной мне под свитер шасть. А меня от её холодной руки в жар как кинет. "Вы правы, — говорит, — поцелуй меня".  Ну и...
Я не потому рассказываю, чтоб похвастаться, что с девчонкой почти вдвое моложе переспал, нету в этом достоинства. Накрыло меня и на 17 лет назад кинуло. К базовому лагерю Эвереста и нашей с Танюшкой последней ночи. Когда все ещё живы были. У меня за грудиной будто что-то прорвало и вылилось, Так мне и больно и хорошо было, как никогда в жизни. Вот прям точно — умер и воскрес.
Вышли на рассвете. Путь, особенно до перевала и сам перевал не из лёгких, но небо опять чистое, солнечное, Кайлас сияет, одно удовольствие. Шли не быстро, в Машкином темпе. Больше молчали. Ну, чтоб дыхание не сбивать... После перевала вниз полегче пошло. Часов в восемь вечера в Дарчен добрались. А девка-то, что на насыпь спрыгнула, триатлонисткой оказалась и как-то спустилась, молодчина, шум подняла, чуть ли не спасательную миссию с вертолетом организовала. Китайцы, конечно, своих проводников из местных послали. Те оставшихся гавриков нашли, они к тому времени на выступе зацепились и сидели там полумертвые от холода. Кто-то пальцы поотморозил, но всех живыми, слава Богу, спустили. Да что любопытно. Машка их похоронила, а они Машку.  Решили, раз мы вчера не спустились —  все, погибли. Они, как Машку увидАли ― переполох. Мне она только и успела, что сказать: «Смотрите, умирать на Кайласе можно по-разному».  Это она на "вы" со мной утром опять перешла, дурочка... Я постоял чуток и стал уже отходить, чего под ногами путаться, как тут кто-то Машку по фамилии позвал: "Маша! Золотарёва!" Меня как током. Да, именно. Того самого Петра  Васильевича Золотарёва дочь. Благодаря которому я тогда жив и остался. А он погиб. Да что ты заладил, Саня, "что дальше? Что дальше?" Володьку я дальше пошёл искать! А если серьёзно, хрен его знает, что дальше. Хотел вот на днях опять на Кайлас уехать, да отложил. Случайно узнал, ребята знакомые буддистский центр организовывают у нас тут, в Тюмени, храм строить будут. В таком деле еще одни руки никогда не лишние, помогу.