Тексты лауреатов конкурса
«сНежная строка»,
проводившегося
Содружеством русскоязычных
литераторов Германии
в январе 2019 г.
Григорий Кофман,
стихи, первая премия
Григорий Кофман
* * *
Упавший лист, он ищет не причала,
Не железнодорожного вокзала,
Не пристани воздушных кораблей, –
Ему отрада сарафана складка,
Равно как незашпиленная прядка,
Ладони горсть ему всего милей.
Он ждёт не блеска дерзкого – глаза
Подскажут, что там можно, что нельзя,
Но лёгкий жест тех угловатых плеч,
Чтоб на колени медленно прилечь.
* * *
Небесное полотно пропитано влагой.
Так низко оно, что наблюдаем процесс
Набухания капли и ее эксцесс,
Исход, переполненный личной отвагой.
Дождь идет, даже не попрощавшись
С лоном, его удерживавшим до поры.
Он шагает, придерживаясь тех правил игры,
Что установил сам, наполняя чаши.
Земля, как барабанная перепонка,
Установка различных отвечающих плоскостей:
Тарелочки по-девчачьи в ожидании новостей
Запрокинулись – где-то там прорвалось – где тонко.
Позвякивать от прикосновения тонких пальцев...
(Иные – те просто гудят в ответ)
А когда увидится наверху просвет,
Озвучить высокий мотив страдальца.
Потому что дождь – он и музыкант, он и дирижер,
Его приход – это явление совершенства.
В ожидании того невыносимо желанного жеста,
За которым все грянут да капо, не сдерживая напор.
Инструменты – все: колокольчики, чайна,
Том-томы, кардан, даже бас, даже сплэш
Запоют Махабхарату, Гильгамеш,
Нибелунгов – и закончится так же нечаянно,
Как началось. Я вчера видел муху
Всю в слезах с лицом, обращенным кверху в просинь,
Но сегодня – все. Сегодня, простите, осень –
И дождаться весны уже не хватило духу.
* * *
Мальчик склеил в клубе модель.
Горд собой в общем и в частном плане
он затащил ее дома в постель,
Реально напоминавшую планер.
Наутро он непререкаемо произнес:
Жизнь есть не Сон, а вираж Кастанеды!
И завершил, чмокнув модель в нос,
Мы полетим под звОнящие кастаньеты.
Он наслаждался ею и ночью и днем –
Само совершенство: пропорции, стать...
Закручивал в поле, на холме, за холмом,
Но модель не хотела летать.
Они шли под утро в просторы луга,
Он врубал Шаляпина, Лепса и даже Цоя,
Крутил ей хвост максимально упруго -
Но она не взлетала, натужно воя.
Первый раз он ударил её 22-го в Полдень
В уже изрядно ему надоевшее тупорылье,
А вечером под Мендельсона-Бартольди
Избил так, что у нее обломались крылья.
Просто мальчик очень любил небо.
Умел ли он клеить модели? – И да, и нет.
Известно только, что музыкантом не был.
Может, потому так и не приобрел кастаньет.
* * *
Синева небес, распашно
Задирая свой подол
К верху, затевает шашни
С космосом, чей чорный пол
Не без помощи заката
Мажет в жирный виолет
Светлосинее – утрата,
до которой дела нет
тем, кто жив дневными снами.
Кто же полем едет в ночь,
разрубил семью мечами
восемь призраков и прочь
покатился в страну перекатанных поле.
Разлюбовь – теневая вещей сторона.
Там чернеет цветком на лиловом подоле –
Разлюбовь, неожиданна, как весна.
Гусеница
Зацепившись задними ногами,
Отлиняв с почти десяток раз,
Миллионов метрами – шелками
(Кто на что, подумайте, горазд!)
Обмотавшись, превратиться в кокон –
Недоступный ни стафиллококу,
Птичьему придирчевому оку,
ни ветрам, дождям, морозу, року,
погрузившись в времени поток,
согреваться лишь нутром единым,
будущего знанием хранимым, –
лопнуть кожухом, когда настанет срок.
Только к этой гусенице волглой
путь проделан был такой же долгий –
Месяцы томились, иногда
Проходили целые года:
Бабочковой крохотной личине
Чтобы вызреть куколки причиной,
Ненасытной, жадной – без лица,
Жрать всё что попало, без конца,
Грызть, рубать, пороть да хряпать – жрать,
Чтоб, в конце свою снедая кожу,
Чревом просипев кому-то: Боже!...
Бесподобной гусеницей стать
Это есть сама метаморфоза.
Цикл её медлителен и лих:
Гусеница - времени угроза –
Может замедляя торопясь,
Вечности сонливой ипостась,
Из стиха протягиваться в стих.
Дальше – омертвление, шелка,
Кокон, ожиданье до щелчка –
Превращенье в бабочку, в мечту...
На заре покуда крылье сохнет,
Брызнуть отражением луча –
Мужичонка, взяв тропинку ту,
Красотой твоей сражённый охнет –
И пойдёт подобьем ча-ча-ча,
Напевая песенки про баб,
Ты до коих, друг мой, тоже слаб.
* * *
Я не мы я не мы я не мы я не мы –
Заклинания могут быть и не слышны,
Потому что пора превращаться в немых,
Потому что позорно не чуять страны.
Нам пора разбегаться – чего ж ещё взять
С тех, кто скопищем не в состояньи понять
Очевидных вещей, очевидное дно –
Для ослепшего стада всё глубже оно.
Нам пора расходиться – не так, как всегда:
С матом, дракой, а просто вот так – кто куда.
Если порознь, может быть, выпадет шанс,
И удастся в последний вскочить дилижанс,
Чтобы, может, и встретиться с теми потом,
С кем хотелось бы рядом и духом и сном.
А пока мы забыли, как жить не по лжи,
Потому что важнее: иди и служи –
Не иди и смотри, и внимай, и учись,
А порыть мерзолоту – и всё заебись!
И пахан точно знает – на то и расчёт,
Что мы все как Уральский вагонный завод –
Вот подкрасим вагон, да колёса пришьём
И его, бандюгана, гуртом повезём,
Закусив удила, закусив удила,
С вечным воплем шпаны: Бляди, наша взяла!!!
По костям, по своим и соседским. Стыда
Наш Уральский вагонный не знал никогда.
Наш великий-могучий – всегда на Ура!
Все родные понты – это просто дыра,
Злая масса стучащих вагонных колёс,
Глина глиной, себя называя колосс.
Колоссальная, дескать, народов семья
Без какого-то элементарного Я,
С тусклым хором попсы, обезличенный лик –
Краски общие, выбор из них невелик.
Сей диагноз поставлен. Он необратим
От культуры останется текст-вирбатим.
очень внятно, скучно
и довольно тускло –
для России ушко
оказалось узко.
Одесские куплеты
Поспели вишни в саду у дяди Вани.
У трёх сестёр подрос участок леса.
Нашёл Платонов истину в стакане.
Рогожин застрелил в бою черкеса.
Иван Ильич, оправившись от хвори,
В дому Облонских всех довёл до драки,
В то время как его мальчонка Боря
На огороде тырил пастернаки.
Иван Денисыч, декабрист-легенда,
Затеяв бизнес дачами в Сибире,
Сдавал семье раскольников в аренду
Две койки в своей питерской квартире.
Андрэ Болконский сгинул подо Ржевом.
Поручик Ржевский канул под Ростовом.
Настасия Филипповна Ростова
Имела Ганю справа, Пьера слева.
Актёр Счастливцев, встретив как-то Лизу
(За ней приданого – корзина да картонка...)
На Дерибасовской устроил антрепризу,
В которой Вронский маленьким ребёнком
Стучал по рельсу палочкой. – Антракт!
...За годом год. Фигуры вперемежку:
Лошадки, офицеры, дамы, пешки.
Одесса-Петушки. Последний акт.
