СМОГ

Москва изнемогала от смога. Горело Подмосковье. Вторую неделю, просыпаясь по утрам, Мирра Владимировна подходила к окну и всматривалась в противоположный дом. Иногда он был виден целиком, и у Мирры улучшалось настроение и самочувствие, иногда он был виден только до пятого этажа, и Мирра хваталась за лекарство. Дом, видимый до половины с расстояния десяти метров, вызывал у Мирры такое волнение, что весь день она тяжело вздыхала и изредка плакала, считая, что ее дни сочтены.
Все шло наперекосяк не только у трепетной Мирры, но и у её немногочисленных знакомых, которые ближе к вечеру начинали названивать ей, жалуясь на жизнь, близких, погоду, самочувствие, соседей и маленькую пенсию. Днем она лежала, смачивая полотенце в тазике с водой и поминутно протирая лицо. Окна были закрыты, несмотря на тяжелую липкую жару на улице. Почему-то считалось, что смог разрушает сосуды, а она всегда очень следила за своим здоровьем. Работая в патентном бюро НИИ, она ежегодно ездила отдыхать на курорты, то в Кисловодск, то в Ессентуки, а и то в Палангу. Местком в институте был сильным. Мирра была в нём замом председателя, работала за всех, и благодаря этому каталась по Союзу в свое удовольствие. Но эти времена давно канули в лету, Мирра вышла на пенсию, и только многочисленные сувениры, наваленные на полках, и групповые фотографии напоминали о славных временах. А смог заматывал людей в кокон, душил, залеплял трахеи и бронхи, щипал глаза, демонстрировал, кто на Земле хозяин, а кто гость. Каждый, кто заболевал в Москве в это время, понимал, что виной тому смог. Люди рассказывали друг другу истории, одна другой страшнее: о катастрофах на дорогах, о сгоревших поселках, о погибших животных, то коровник забыли открыть, то табун лошадей сгорел. Причем все понимали, что если еще неделю простоит такая жара, то жить в Москве станет возможно только в противогазах. В метро запах гари стоял невыносимый. Поезда из туннеля вырывались, как огнедышащие драконы, с ревом и грохотом, машинист гудел, предупреждая, он понимал, что в тумане люди могут легко оступиться.
Стали поговаривать о чрезвычайной ситуации в городе. Особо ценных людей собирались эвакуировать. Ежечасно, по радио и по телевидению передавали сводки борьбы с огнем. Называлось количество пожарных, приехавших на подмогу местным жителям, назывались рода войск, стянутых к месту катастрофы. Мирре переставали помогать закрытые окна. В доме погибла старушка с девятого этажа. Она была астматиком и во время приступа, не помня себя, подбежала к окну и стала судорожно рвать створки. Открыв, упала вниз. Мирра почему-то подумала, что это большая удача для наследников – мертвой она в квартире не находилась, ее увезла машина скорой помощи. Мирра несколько раз еще подходила к закрытому окну и с содроганием смотрела со своего третьего этажа на землю. Каково это лететь вверх тормашками с такой высоты! Лезли в голову дурацкие мысли: в полёте юбка задирается, и может выйти неловко, подбегут люди, а трусы рваные. Мирра в запале полезла в шкаф и начала перебирать свое белье. Занятие вышло на два дня. Был выброшен большой тюк лежалых трусов и рваных колготок. Вещи, оставленные для будущего зашивания и вдергивания резинок, уничтожались безжалостно. Мирра на минуту представила, что от этого ужасного смога она умрет, и чужие, равнодушные люди будут, перебирая тряпки, осуждать ее старушечью скупость.
А смог все усиливался. Даже с закрытыми окнами в комнате по утрам стало пахнуть гарью. Подруга посоветовала Мирре развешивать мокрые простыни, но они помогали лишь в первой половине дня, потом они высыхали, а сил заново намочить их к вечеру у Мирры уже не было.
Пятого августа по «Эху Москвы» передали экстренное сообщение.
Предлагалось всем, кто может самостоятельно передвигаться, явиться на сборные пункты, которые укажет местный ДЭЗ. При себе иметь документы и сумку весом не более десяти килограмм. Домашних животных не брать. Лежачие и ослабленные должны в 24 часа подать в вышеуказанный ДЭЗ заявку и ждать дома с документами и вещами.
Мирра выслушала сообщение и стала растеряно бродить по квартире, не зная, чему отдать предпочтение. Какую брать одежду, зимнюю или летнюю? Куда их повезут, нужно ли брать кастрюльки, плошки, ложки? Что делать с фотографиями, что делать с цветами? Она решила позвонить в ДЭЗ, но там было постоянно занято. Тут объявилась институтская приятельница Наталья Федоровна. Она с гордостью сообщила, что их эвакуируют в Новгородскую область. Сын работает в секретном НИИ, и у них в тех краях полигон, где и обещают разместить работающих с членами их семей. И даже разрешили взять собаку. Кошку они выпустят во двор. Она надеется, что это ненадолго. По слухам, подключается ВВП (что-то военное), у них есть строго засекреченный порошок для тушения пожаров, который они обещали применить. На такой оптимистической ноте Наталья отсоединилась. Затем позвонила Лариса. Они обсудили Натальину удачу, порадовались за нее, и тут Лариса сказала, что ей предложили явиться послезавтра в синагогу, чтобы эвакуироваться в Израиль. Мирра растеряно сказала, что ей ничего не предлагали, решено было ждать.
На следующий день раздался звонок из синагоги. Вещей можно было взять немного больше, но Мирра и десяти килограммов донести не смогла бы. Она запаковала самое необходимое, золотые украшения зашила в против радикулитный пояс, во внутренний карман спрятала паспорт, свидетельство о рождении, на котором почему-то настаивала синагога, и, договорившись с Ларисой, подхватив корзинку с цветами, стала спускаться на улицу. Пристроив цветы так, чтобы в случае дождя на них попадала вода, она пошла в сторону метро. Метро, по слухам, еще работало. Наземный транспорт замер. Машины стояли, притулившись к тротуарам. Тут и там громоздились груды разбитых автомобилей. Из-за тумана в последние дни было много аварий. Солнце сквозь дымку обозначалось на небе ярким пятном на белесых, плотных облаках: «Как пережаренная яичница», – подумала она с досадой. Зловещий факел Капотни, нагонявший на нее страх и являвшийся предметом пристального наблюдения все эти годы, был не виден. Не верилось, что за пределами этого тяжелого колпака из гари и дыма, повисшего, казалось навсегда, над Москвой, где-то идет обычная жизнь.
Рядом, впереди и сзади, шли люди, прижимая к себе сверточки и пакеты, все двигались в сторону метро. Вдруг откуда-то сбоку, из-за кустов, выскочил крепкий парнишка, выхватил у впереди идущей женщины ее сверточек, и скачками понесся прочь. Женщина закричала и повалилась на дорогу. Народ приостановился, постоял над кричащей женщиной и в молчании пошел дальше. Все понимали, что в этом сверточке было все, что она накопила за свою долгую жизнь. Не оставлять же в брошенной квартире нажитое, наверняка сейчас начнутся грабежи и разбои. Нужно было скорей попасть в поле зрения хоть каких-нибудь властей, надеясь, что сами эти власти наверняка обеспечат себе охрану, и у остальных возникнет иллюзия безопасности.
ДЭЗ, который должен был обеспечить эвакуацию, находился около метро. Подходивших встречало недовольное ворчание давно ожидающих. Клубились кучки людей, как обычно, бывалые организовали запись и перекличку. ДЭЗ был заперт, но народ дисциплинированно чего-то ждал. Прошел слух, что сначала должны эвакуировать больных детей из местного интерната, затем лежачих, и только потом очередь дойдет до них. Мамаши с маленькими детьми ждали отдельный автобус, который, по слухам, должен был за ними вот-вот придти. Мирра постояла немного, послушала и, вздохнув, двинулась к метро, размышляя, как ей повезло, что о ней позаботится синагога. Поезда в метро еще ходили. Всюду белели респираторы, Мирра тоже вытащила свой, и, прижимая локтем сумку, с трудом надела его на себя. Когда, наконец, подошел поезд, людей, прежде невидимых из-за тумана, оказалось неожиданно много. Мирра еле втиснулась в вагон. Все ехали, как оказалось, в центр. На Театральной вагон опустел. Дальше от центра Мирра ехала почти одна. Выйдя на нужной станции, она влилась в поток стариков и старух, везущих набитые доверху тележки. Каждый был сам по себе, но все двигались в сторону синагоги.
Во дворе синагоги стояли несколько очередей, Ларисы нигде не было видно. Люди пытались спрятаться от изнуряющего зноя в жалкой тени немногочисленных деревьев. Особо предусмотрительные вытаскивали из сумок бутылки с водой и делали маленькие экономные глотки. Мирра с завистью смотрела на прошедших проверку. Она помнила огромные прохладные залы синагоги и мечтала поскорее там оказаться. Очередь Мирры подошла через два часа. Девушка вежливо попросила документы.
Покрутив в руках недавно обмененный паспорт, потребовала свидетельство о рождении. Мирра почувствовала неладное, когда получив плотную бирочку, увидела, что номер написан красными чернилами и подчеркнут. Это был номер новой очереди. В конце концов, охранники пропустили ее внутрь. Работали кондиционеры. Запаха гари почти не чувствовалось. Привалившись к колонне, она несколько минут простояла, стараясь надышаться. Затем отправилась разыскивать новую очередь. Она была единственной, длинной, и вилась по лестнице на второй этаж. Люди, стоящие в этой очереди, были неуловимо другие. Вместе они были собраны по какому-то неведомому признаку, и оттого чувствовали себя очень неспокойно. «Полукровки! – вдруг поняла Мирра, – вот значит куда меня, ясно, ничего не получится». Очередь двигалась медленно. Возвращающихся не было, видимо они выходили какой-то другой дорогой. Чем ближе была заветная дверь, тем напряжённее обстановка. Дети кричали, то тут, то там возникали скандалы по самым безобидным поводам. Несколько раз из другой двери выходила служащая и пыталась утихомирить толпу, но наваливался липкий страх, и люди продолжали гомонить. Впереди оставалось еще несколько человек. Кто-то горячо настаивал, что их возьмут. Но не всех конечно, а евреев по матери. Рядом стоящая женщина пред пенсионного возраста, истово убеждала молодую и мрачную даму, что в те годы, когда она родилась, национальность родителей в свидетельстве не писали. Молодая женщина, брезгливо посмотрев на пожилую, произнесла:
– Правильно делают, что полукровкам не доверяют, а то «жиды, жиды», а что произойдет, – первые бегут.
– Что значит бегут? Да я здесь с самого начала во всех программах, мне в Центральной синагоге подтверждение дали, что у меня национальность в порядке!
– Так и идите в свою, Центральную, что же сюда пришли? – перебила молодая.
– Какая вы злая, – заплакала пожилая, – вот не возьмут вас, тогда посмотрим.
Вдруг молодая повернулась и резким движением толкнула старуху. Та коротко вскрикнула и покатилась по лестнице. Долетев до конца, она осталась лежать. Мирра поймала себя на том, что рассматривает белье, торчащее из-под задранного платья. Она подумала с удовольствием о своих новых кружевных трусиках и отвернулась. Тело долго не убирали, человеческая жизнь на глазах обесценивалась, и казалось, вскоре настанет момент, когда к собственной то жизни начнут относиться с тем же равнодушием, как сейчас к чужой. Через некоторое время к лежащей старухе подошел врач, проверил пульс и, кивнув двум служащим, удалился. Те затолкали тело в мешок, и куда-то понесли. Тут Мирра оказалась перед самой дверью. Войдя, она увидела усталого молодого человека в широкополой шляпе, который, не глядя, протянул в ее сторону руку.
– Паспорт.
Мирра протянула паспорт.
– Так, тогда свидетельство.
Мирра вытащила приготовленное свидетельство о рождении.
– Нет, мы занимаемся только евреями. А вы половинка по отцу. Такие у нас не проходят. Вам в ту дверь.
Мирра растерянно взяла протянутые документы.
– Почему? Вы должны всем помогать, меня ведь официально могут взять в Израиль!
– Вот и обращайтесь в посольство, а наша организация только для настоящих евреев.
И показал Мирре на дверь. Ей не оставалось ничего другого, как выйти. Она оказалась на улице, где почти все люди из очереди, включая агрессивную молодую даму, растерянно стояли, не зная, куда идти. Мирра села на ступеньки и стала думать, что делать дальше. Ехать в Центральную у нее не было сил, да и что ждало её там? Народ вяло возмущался, говорить было трудно, то тут, то там раздавался надрывный кашель. Мирра решила поехать домой. По дороге в метро она шла в некотором отдалении от человека, прижимающего к уху транзисторный приемник. Вдруг он остановился, и сообщил, ни к кому не обращаясь:
– Огонь уже через кольцевую перекинулся. Битца горит.
В этот момент раздался взрыв такой силы, что верхний этаж дома, мимо которого они только что прошли, потерял очертания и, как песчаный, съехал вниз.
– Это Капотня, – удовлетворенно произнес давешний мужчина. – Самый опасный объект. Остальные можно пережить.
В сильной тревоге, уцелел ли дом, Мирра двинулась к метро. В самом метро народу было меньше, и поезда почти не ходили. Только через сорок минут Мирра смогла уехать. Довезли их до Каширки. В поезде предупредили, что это конечная, а на перроне усталая дежурная объяснила, что взрыв повредил остальные станции и надо добираться пешком. Было уже темно, и она решила переночевать в метро.
Наутро все разбрелись, кто поодиночке, кто группами. Мирра присоединилась к маленькой группе и через час они дошли почти до дома. Шли медленно, респиратор Мирра потеряла, дышать было трудно, очень сильно пахло гарью. Торчали поломанные деревья, часть домов была разрушена, на тротуарах валялись куски автомобилей и битый кирпич. То там, то здесь из тумана возникали молчаливые, растерянные люди, они что-то искали, катили тележки, тащили тюки, доски. Двое с трудом несли огромный телевизор, домашний кинотеатр, воровато оглядываясь. Через несколько шагов они пропали из вида. Следом выскочила растрепанная женщина с криком:
– Сволочи, ворье! Телевизор! – и тоже исчезла в тумане.
Мирра вертела головой, удивляясь, откуда столько людей, ведь обещали эвакуацию! Но, видимо, что-то у наших властей не сложилось в очередной раз. В городе царил хаос.
Из-за поворота показалась ее улица, и она с облегчением поняла, что дома, их зеленоватые красавцы дома, целы. Видимо удар взрывной волны приняли на себя стоящие перед ними громадные двадцатидвухэтажки, от которых остались одни руины. Лифт не работал, и ей пришлось идти пешком. Дверь в холл была открыта, соседская квартира взломана. У нее же всё было в порядке. Приемник и телефон работали. Она включила радио на полную мощность, чтобы не было так страшно, и пошла за цветами. Внеся их в дом и хорошенько полив, разложила не понадобившиеся вещи и решила сходить в магазин. Эвакуация явно не удалась, и надо было налаживать жизнь дома. От магазина отбегали люди с сумками и пакетами. Когда Мирра вошла внутрь, она поняла, что идет обычный грабеж, Люди разбивали витрины, выхватывали оттуда продукты, лезли в подсобные помещения, отнимали друг у друга банки и пакеты, кричали и матерились, в азарте не обращая внимания на порезы и ушибы. Мирра схватила два пятилитровых жбана с чистой водой и выбежала. Отнеся их домой, решила вернуться за остальным. Но из магазина доносились выстрелы, и она не рискнула. Народ отхлынул, унося прихваченное впопыхах.
Мирра подошла к подъезду и села на лавочку. Двор был пуст. Все разъехались. И тут Мирра по-настоящему испугалась. Она решила пройти по дому, выяснить, кто еще остался. В результате обхода она нашла трех забытых старух, одного старика и двух собак. Собаки крутились на площадках около запертых дверей, двери же у стариков, пребывающих в надежде, что за ними придут, были открыты. Мирра с ужасом смотрела на беспомощных стариков и понимала, что бросить их она не сможет. Знак был дан и акценты расставлены. Она покорилась.
Первое, что она сделала – это уговорила стариков перебраться в ее квартиру. Затем напоила собак, которых вдруг оказалось шесть. В маленькой комнате выкинула мебель и настелила матрасов. Затем наполнила ванну водой, опасаясь перебоев, и принялась готовить обед. Затем Мирра решила обследовать соседний дом и там нашла в одной из квартир девочку трех лет, она лежала, прижавшись к мертвой старухе. Этажом ниже нашла еще одну старушку, ходячую, которая на все Миррины приглашения и уговоры категорически отказывалась покидать свою квартиру. Тогда Мирра предупредила, что навещать её не сможет. На другой день старушка приплелась сама. Вначале подопечные стали друг перед другом кичиться болезнями, но Мирра это быстро пресекла, раздав всем посильную работу и объявив дежурства, да и девочка оказалась очень шустрой и требовала постоянного присмотра. Поэтому, ранее лежачие, которых опекал Собес, постепенно встали и включились в жизнь. Мирра хорошо понимала, что зачастую старики могут слечь исключительно от одиночества и безнадежности, и считала, что вынужденный коллективизм может пойти им только на пользу.
По радио передавали ужасные новости. Банды мародеров занимали целые кварталы, в городе начались нешуточные бои, но последняя новость застала Мирру врасплох. Правительство покинуло город, и Москва потеряла статус столицы. Это было плохо, так как лишало город надежды на реальную помощь. Надо было выкарабкиваться самим.
Люди каким-то образом прослышали про Миррино общежитие, и началось форменное нашествие. Мирре совали пенсионные книжки, справки об инвалидности, удостоверения участников различных войн. Требовали, чтобы их немедленно приняли, обещали написать на Мирру жалобу. Со всего района начали стекаться калеки и бомжи, ломились в двери, матерились и, когда один из них костылем подбил самого старого пса из их стаи, Мирра не выдержала и пошла в магазин. Оттуда началась пальба, но Мирра быстро вытащила белый платок из сумки и закричала, что она парламентер. Дверь открылась через десять минут. На мясном прилавке сидел знакомый мясник, рядом с ним – тетка из овощного, там и тут мелькали знакомые лица. Возглавлял самооборону тридцатилетний гаишник из их дома, родителей которого она хорошо знала. Он приветливо улыбнулся и спросил, чего надо. Мирра рассказала обо всем и попросила помощи.
– А взамен? – поинтересовался парнишка.
– Да что взамен, ничего. Когда все наладится, выберем тебя депутатом. – Улыбнулась Мирра.
Парень стал серьезным и сказал:
– Заметано.
Потом подозвал огромного вооруженного мужика:
– Иди с мадам, перетрешь с бомжами базар. Сильно не пали. Скажи, Кучер велел. Не согласятся – разберемся поодиночке.
Мирра внимательно вслушивалась в полузнакомую речь, но смысл уловила. Затем, вдруг почувствовав себя в праве, подошла к прилавку, подхватила упаковку стоящей там каши «Быстров», кивнула юному гаишнику и двинулась к выходу. На улице она, как ни в чём не бывало, протянула упаковку своему сопровождающему, идущему за ней следом. Тот отшатнулся, потом плюнул, перехватил кашу поудобнее и пошел следом. Около дома гомонила толпа. Сашок, так звали помощника, поставил кашу на землю, вынул из-за пояса пистолет и выстрелил в воздух. Затем доходчиво объяснил, чем кончится для бомжей налет на Миррин госпиталь, и удалился. Бомжи рассосались, у крыльца остался сидеть один чистенький бомжик, он обстоятельно представился, и, судорожно кашляя, предложил себя в помощники. Мирра согласилась. Новое приобретение звали Адам Адамович. В миру он был историком, публиковался в небольших научных журнальчиках, был образован, одинок, интеллигентен.
Через неделю общежитие перевели в находившейся рядом магазин «Мебель Шатуры». Сашок собственноручно вскрывал замки и налаживал кондиционеры. В общежитие потекли старики и старухи с клетками, рыбками, кошками, собаками, всем находилось место. Иногда, когда все были накормлены и уложены, она разглядывала окружающую роскошь и думала, что ей за все это никогда не расплатиться. Она представляла, как, когда все наладится, приедут хозяева магазина, и она будет отвечать за всю испорченную обивку. Она умоляла старух быть аккуратней, не проливать сок и кисель на кровати, не ставить чашки на полированные столики, старухи поджимали губы и продолжали тихо хулиганить. Пришлось парочку выгнать, народ возроптал, но Мирру зауважали.
По слухам, приехавший из Швейцарии Красный Крест, развернул госпиталь на Остоженке, но перебраться туда возможности не было. Центр сгорел. Один безлюдный неистребимый Кремль гордо возвышался над пепелищем, бывшем когда-то Москвой. Метро не работало, проезд на попутке стоил бешенных денег. Поэтому, сохранившиеся районы, представляли собой автономии, где хозяйничали стихийно избранные атаманы. В их районе пожары прекратились, выгорели парки, от взрыва Капотни пострадали отдельные дома, сухая, колючая, черная с проседью трава не радовала глаз, зато дым немного рассеялся Запах гари, стал привычным. Жизнь понемногу стабилизировалась. Люди стали появляться на улицах, стреляли реже. Сашок все реже заглядывал в их импровизированный госпиталь. Несколько человек умерло. Остальные же начали потихонечку выползать на улицу и сидели на сгоревшем газончике, привалившись к почерневшим деревьям в окружении стаи полудиких собак. Еды хватало на всех. Гаишник Сергей сдержал слово, раз в два дня прибегал подросток, толкая перед собой тележку с продуктами. Следом шел кто-нибудь из взрослых, охраняя его.
Мирра за эти недели очень изменилась. Внезапно она поняла, что одна отвечает за весь микрорайон: она распоряжалась раздачей продуктов, распределяла питьевую воду, решала квартирные споры, организовала суд старейшин, куда вошли почтенная учительница, два инженера, и пара военных пенсионеров. Верховным судьей у них стал Сергей, все посчитали это справедливым. Привели в исполнение два смертных приговора за мародерство и убийство. Как, никто не знал. Просто люди исчезли.
Она открыла детский сад, куда определила и найденную девочку. У Мирры никогда не было детей, так случилось, что она за свою жизнь с ними не сталкивалась, но маленькая найденная девочка так её поразила и заинтересовала, что в ней пробудился материнский инстинкт. Иногда она смотрела на её худенькое тело и с ужасом думала, как девочка осилит без родных эту новую жизнь. Разные мысли бродили у неё в голове, но одно она твердо знала: она очень постарается, чтобы девочка не испытала больше никаких потрясений.
Все больше народа возвращалось. То там, то тут, возникали драки: приезжие находили свое жилье занятым. Шли к Сергею, и тот принимал решение. Опасающиеся занимать чужие квартиры, люди, которым некуда было уезжать, побродив вокруг пепелища, устраивали себе времянки. Вскрывали гаражные ракушки, обкладывали их стены досками, поролоном, забивали картонными ящиками. О том, что будет зимой, старались не думать, – было страшно. Для взрослых и здоровых Сергей определил под временное жильё кинотеатр, детей устраивали в детский сад, больные поступали только к Мирре.
Наступала осень, зачастили дожди. Ночи стали холодными, утра хмурыми. Но дым и гарь все еще витали в воздухе, пока ленивый ветер к полудню не разгонял их. Единственная действующая в Москве радиостанция, передавала неутешительные вести. Всюду царили разбой и разруха. Правительство уже выделило деньги, и немалые, для ликвидации последствий стихийного бедствия. Передавали, что правительство и президент очень обеспокоены усилившимся бандитизмом, и планируют ввести в город Таманскую дивизию.
И вот, в один из дней, Сергей позвал Мирру на совещание в свой офис. В хорошо обставленном кабинете, бывшем офисе турфирмы, во главе огромного стола сидел Сергей и два его ближайших помощника. Мирра забралась в огромное вертящееся кресло, поздоровалась и начала ничего не значащий разговор: про маленькую девочку, про то, что старухи ободрали всю обивку, что не хватает стирального порошка. Сергей её перебил.
– Мирра, послушайте. В Москву уже введены войска. Как только они до нас доберутся, от нас останется одно воспоминание. Варианты. Мы сматываемся. Все. Вам есть куда уехать?
– Да нет, детка. Близких у меня нет, а дальним я не нужна, мне ведь через два года – семьдесят. Евреи посчитали меня русской, а русские всю жизнь считали меня еврейкой, и сейчас скажут – иди к своим. Все в курсе, что проводилась эвакуация в Израиль, некуда мне идти.
– Надо решать, что делать. Нам сейчас припаяют бандитизм и быстро всех уберут. Конкуренты. Сейчас начальников, как грязи, поналезет, денег ведь дали кучу. Только слепоглухонемой паралитик в стороне останется, помните, сколько денег в Чечню вбухали? Сотня ваших госпиталей всю жизнь могла бы продержаться на такие бабки. Давайте думать, что делать.
– Я думаю, что в нашем случае нет ничего страшного. Где твои?
– Да в Тверской области, у них там дом. Как только это началось, забрали сестру с ребенком и уехали, сейчас там сидят, нос не высовывают. Но мне туда нельзя, сразу вычислят, найдут.
– Ладно. Я поеду к властям, как глава администрации. Будем
сотрудничать на добровольной основе. Надеюсь, меня не тронут. Завтра организую сбор подписей за выдвижение тебя на какой-нибудь пост. А как поедем? Я слышала, за мостом сидят активные ребята, никого не пускают, дань за проезд берут.
– Да, там серьезные бойцы, главный у них – нормальный мужик. Пропустят вас.
Мирра пошла в госпиталь. Проследив за приготовлением обеда, сняв пробу, Мирра пошла в свою комнату, куда за ней потянулись работавшие у неё люди. Мирра разлила всем чай и сказала:
– Наконец то власти о нас вспомнили! Велено проводить выборы в местные советы. Кого будем выдвигать?
– А на какую должность?
– Да говорят, надо выбрать председателя районного Совета. Потом ещё троих начальников.
Народ переглянулся. Делить власть – это всегда приятно.
– Адам Адамыч, поезжайте по своему участку, выясните мнение народа, поговорите с ними по убедительней, попробуйте найти альтернативу, чтобы было похоже. Завтра приглашаем на выборы. Сигнал – удар в колокол. Вы, Галя, организуйте счетную комиссию. Сколько у нас сейчас народу продукты получает? Переговорите с Катей, приготовьте бюллетени. Вторую фамилию впишите вечером, когда агитаторы приедут, можно несколько вписать. Агитаторов, Адам, возьмите посмышленее, ну не мне вас учить.
Все кинулись врассыпную, только глуповатая Галя остановилась у двери и растерянно спросила:
– А какая же первая фамилия будет? – Народ засмеялся и уволок её из комнаты.
Ночь выдалась бессонная. Думала, что делать с командой Сергея. План родился под утро. А на другой день провели выборы. Счётная комиссия зафиксировала, что первым человеком их района стал уважаемый Сергей Кучеров, его замов назначил совет старейшин, который по бумагам был создан в самом начале эвакуации. Сама Мирра взяла на себя бремя поста директора социальных структур. Команда Сергея была названа народной милицией. По замыслу хитрой Мирры в таком виде сформулированная власть должна была удовлетворить изысканным вкусам военной комендатуры. Для убедительности нащелкали фотографий госпиталя, детского сада, раздаточного пункта, столовой. Всего того, что было быстро организовано Миррой ещё в первую неделю.
День ушел на сборы, и в конце третьего дня на двух машинах, с заготовленными плакатами, они двинулись в путь. Местами дорога была завалена всякой дрянью, из-за баррикад выглядывали бородатые люди и посверкивали стволы. Машины останавливались, неторопливо выходил Сашок и вел переговоры. Постов до Центра было пять. На одном посту договориться не удалось, прорывались с боем. В районе Большой Ордынки у посольства был последний, по слухам, пост. Там заломили неслыханную цену, но у Сашка, видно, были бездонные карманы, он всё раздавал и раздавал деньги и драгоценности. Мирра в волнении вертела головой, не узнавая Московских улиц. Особенно поразило её, что они двигались к Центру по Ордынке, она помнила, что здесь движение было односторонним и происходило в противоположном направлении, и то, что редкие автомобили неслись по улицам, как попало, усиливало и без того огромное ощущение беды, обрушившейся на город. Вскоре стали попадаться военные патрули, Мирра велела вытащить приветственные плакаты, и после тщательной проверки и обыска, машины пропускали. От оружия они избавились еще раньше, один из охранников в районе метро Добрынинская, быстро собрал винтовки и пулемет, разбросанные по салону, и выпрыгнул из машины.
– Он нас здесь дождется, – прокомментировал ситуацию Сашок.
Им позволили доехать до Политехнического музея. Улицы были пусты. Полковник, к которому их привели, насторожённо просмотрел протянутые документы, полистал альбом с фотографиями и сухо бросил охраннику:
– Увести.
Они шли по темным коридорам. Двери в комнаты были закрыты. По пути стояли бачки с питьевой водой и кружками на цепочке. Дальше комнаты были уже открыты. В одной из них стоял старинный автомобиль, почти целый. Это был остаток экспозиции. Их затолкали в комнату, заперли дверь и ушли. В ней находились люди, стояло ведро с водой, на столе лежало несколько батонов хлеба, Мирра подошла и потрогала. Хлеб был свежий. Люди рассматривали новеньких с большим интересом.
– Где вас взяли? – поинтересовался один.
– Сами приехали – ответил Сашок.
– А тут уже двоих расстреляли, – похвасталась маленькая девочка, сидевшая в углу, – моего дядю и его друга. Мы вместе жили. А меня девать некуда, начальник сказал, найдем куда девать – отпустим.
«Значит иногда отпускают», – подумала Мирра.
– Мы около Каширки базируемся, меня зовут Мирра, – представилась сама и представила своих спутников.
– Присаживайтесь, – гостеприимно предложил молодой человек, подвинувшись на длинной, грубо сколоченной лавке, стоящей вдоль стены. – Нас тут с вами семь человек.
– Восемь, – пискнула давешняя девчонка.
– Ну, восемь, – миролюбиво согласился парень. – Самый старый уже пять дней сидит, остальные кто вчера, кто позавчера. Больше к нам, видно, не приведут. Некуда уже.
Люди угнетенно молчали. Мирра села на лавку, Сашок притулился к стенке, все чего-то ждали. Через час вошли солдаты, принесли еще один батон и увели семейную пару. Опять началось ожидание. Так прошла ночь. Наступившее утро не принесло никаких изменений. И только днем за Миррой пришли. Ей завязали глаза и куда-то повели. Вдруг Мирра подумала, что вывели её на расстрел. Страха не было. Даже удивления не было. Действия солдат казались ей закономерными, а смерть – избавлением. Она спокойно стояла в ожидании, и в этот момент её толкнули в спину чем-то твердым. Молодой голос крикнул:
– Пошла.
«Как лошадь», – подумала Мирра.
Она растопырила руки и осторожно двинулась вперед. Дорога заняла две минуты. Ей сняли повязку и предложили сесть.
– Я просмотрел ваши документы, – произнес пожилой штатский человек, – мы оценили проделанную вами работу. Что бы вы хотели нам сказать?
И тут Мирра потеряла над собой контроль.
– Нас бросили без помощи! Без лекарств! Без продуктов!.. – кричала она. – Всё, что вам представляется нашей заслугой, является попыткой выжить. Наши потери минимальны.
Тут штатский стал приподниматься. Мирра опомнилась и сбавила тон.
– Все оружие, ценности, которые были найдены, мы приготовили к сдаче. Все случаи мародерства пресекались. У нас даже есть ансамбль народного танца, – совсем опомнившись, льстиво произнесла она. – Его организовали, чтобы людей как-то отвлечь, телевидение не работает, радио и то еле-еле. Мы к вам не за помощью приехали, хотим установить у себя нормальную легитимную власть.
Человек ухмыльнулся.
– Ездил я по всяким территориям, и не припомню, чтобы в таких условиях школы танцев организовывали.
Мирра похолодела.
– Приезжайте к нам, там, на месте и разберётесь, есть ансамбль или нет. Хотя бы и сейчас поедем, пожалуйста. Наша милиция нас хорошо охраняет.
– Смелая бабушка, – засмеялся начальник. – Если всё так, как вы рассказываете, представлю вас к награде. А пока, – он еще раз быстро перелистал альбом, – назначаю вас главой администрации района.
– Нет! У нас народ выбрал Сергея Кучерова. Сергей молод, он милиционер, вот документы, посмотрите.
Она рванулась к столу, начальник в страхе шарахнулся, тут же подскочил охранник
– Что вы, не волнуйтесь, у меня же нет злого умысла и оружия тоже. Я просто хотела показать вам вот эту серую папку, здесь результаты счетной комиссии.
Начальник сел на место, красный и злой. Мирра испугалась, что его гнев распространится не только на неё, но и на её дело. Она покаянно произнесла:
– Простите меня, я увлеклась и не смогла соблюсти этикет (чуть было не вырвалось – допроса).
Собеседник немного успокоился и потянулся к серой папке. Мирра, стараясь не делать резких движений, тихо комментировала.
– Выборы проходили у нас на альтернативной основе. Кандидаты – люди достойные, с правильной платформой. Но народ выбрал, человека, который был рядом с самого начала, помогал людям выжить, порядок наводил.
– Хорошо, хорошо. Пусть работает, поезжайте, судя по всему, выбор сделан правильный. Здесь управимся, пошлём людей перенимать ваш опыт, уважаемая, как вас там… Нам такие люди нужны. Поддержим вас, а сейчас направим с вами бронетранспортер, он будет вас сопровождать. А на месте вы сдадите им ценности.
– У меня только одно условие, пожалуйста, оставьте нам финансовые документы, чтобы потом отчитаться. Ну, акт изъятия, что ли.
Начальник опять налился кровью, но ничего не сказал. Передавая Мирре документы, он случайно выронил фотографии детей. Подобрав их с пола, положил на стол. Вдруг он закричал:
– А этот ребенок у вас откуда?
Мирра встала со стула и заглянула ему через плечо.
–Этот? Ребята привезли, нашли где-то на улице, еще в первые дни. Витей зовут. Говорит, у бабушки был, а бабушка пошла в магазин и пропала. Многие пожилые не выдерживали, падали замертво на улицах. Кого опознавали, а кого и так хоронили. У нас ведь там кладбище близко.
Мирра болтала и болтала, видя заинтересованность собеседника.
– Да вам за одного этого ребенка нужно звезду дать, я позабочусь. Ладно, никаких проверок, ребенка передадите капитану, он вам расписку напишет. Не переживайте. Взамен вам девчонку отдадим, которая в камере сидит.
К вечеру все было готово. К выходу из Политехнического подогнали бронетранспортер, в который посадили давешнюю девочку и капитана с двумя солдатами. Мирра с Сашком и ребятами уселись в машины. Блокпосты проехали нормально, только на одном немного постреляли. По дороге к ним присоединился их оставленный боец, ясное дело, безоружный. Прибыли назад глубокой ночью. Капитан познакомился с Сергеем и все сели ужинать. Адам на радостях расстарался. Нашлось вино, коньяк, водка, хорошая колбаса, гуляли до утра. А утром пьяный капитан начал приставать с чем-то к Сергею, потом, теряя сознание от ярости, с криком: – «ах ты, дух проклятый» – выхватил пистолет и застрелил его.
Адам схватил всех троих и запер в сарае. К вечеру капитан протрезвел и начал требовать, чтобы их немедленно выпустили, иначе сюда приедут и всех перестреляют. Вокруг сарая сидели друзья Сергея, кто плакал, кто шептал что-то, но все ждали, когда Мирра разрешит выпустить пленников. Мирра понимала, что убивать на своей территории их нельзя, придут мстители и всё сравняют с землей. Поэтому она прогнала бойцов, вывела пленников из сарая, велела дать им умыться и привести себя в порядок, а потом устроила обед. Все этапы добросовестно фотографировались. Напоследок привели мальчика, сфотографировались с ним на фоне бронетранспортера и стали собираться. Мирра настояла, что мальчик поедет с ней в машине. Хмурый капитан написал расписку, и кавалькада тронулась. Все опять фотографировалось: и машущий руками, народ на обочинах, и весело отвечающие солдаты, а когда выехали за пределы своей территории, бронетранспортер взорвался. Мирра вылезла, постояла у догорающей машины и велела возвращаться. Приехав, она передала испуганного ребенка нянькам, а сама пошла к ребятам.
– Все. Про смерть Сергея здесь никому не говорить, он уехал с капитаном. Доехал, звонил, его командировали в другой округ. Сможет – приедет.
Похоронили Сергея на берегу маленькой речушки Городни, на могилу положили огромный валун и долго молча сидели, думая каждый о своем.
Приехавших следователей славно угостили, показали фотографии проводов, посетовали на несчастный случай с капитаном. Улыбающиеся лица с фотографий не давали повода думать о плохом. Следователи уехали.
А через полгода, когда все стало налаживаться, и Мирра, получив все мыслимые награды, давала бесконечные интервью, она, отвечая на вопрос израильского корреспондента, вдруг попросила помочь ей уехать. Но не одной, а с двумя детьми ею спасенными и усыновленными. Это вызвало огромный общественный резонанс, что дало ей возможность быстро преодолеть все формальности. И уже следующим летом она сидела на скамейке около своего дома в Яффе, и наблюдала, как пожилая нянька пытается накормить маленькую девочку, а вокруг бегает мальчик постарше и стреляет из игрушечного пистолета.
«Ничего, – думала Мирра, – это пройдет у него, всё забывается, не проходит только боль утраты, но и она утихает, в конце концов».