---

В целом люди прекрасны

«ТРОЙНОЙ МОНОЛОГ ЗМЕЯ ГОРЫНЫЧА»

Центральная голова:
«Голова моя, головушка ты левая,
Ну-ка выскажи свои соображенья первая».

Левая голова:
«Меня снабдили мать с отцом
таким набором хромосом,
Что сколько не сожрёшь, бывало,
мне всё мало.
А люди, в качестве еды,
дешевле хлеба и воды,
При этом бабы,
вкуснее, чем икра и крабы».

Центральная голова:
«Голова ты моя, головушка правая,
Передаю тебе следующее слово я».

Правая голова:
«Куда ни кинешь мутный взор,
идёт естественный отбор,
И выживает самый подлый и смердящий,
А, впрочем, надо умирать,
их надо постепенно жрать,
Не будь я гадом, не будь мой предок звероящер».

Левая и правая головы:
«Голова ты наша, головушка главная,
Подведи-ка будь добра, итог дискуссии».

Центральная голова:
«От пуза будем жрать народ,
оставив малость на приплод,
Пусть продолжают размножаться,
но страшатся,
И тех, кто посмеет возражать,
без очереди будем жрать,
Не пожалеем,
не будь мы трёхголовым змеем».

Бабушка Домаша

Кряхтят дрова.
Голосит метель.
Я всё жива
после трёх смертей.
Бог не даёт мне костей сложить.
Велит мне ещё пожить.
Опять, опять на этот год
нельзя мне помирать.
К Успенью ягода пойдёт.
Кто будет собирать?
Кому вернёт четверть ста годов
росистых зорь соловьиный зов?
Кому слезой затуманит взор
росы колокольный звон?
Гостей намоет серый кот.
Я ужин соберу.
Ещё одна зима пройдёт.
Опять я не помру.
Сперва рожать,
поднимать детей.

А после ждать,
провожать гостей.
А мать-земля только тех берёт,
Кому подошёл черёд.
Зима пройдёт, а на весну,
как дерево в бору,
ногами в землю я врасту.
И вовсе не помру.
Глаза печёт
нам печаль дорог.
Слеза течёт,
как древесный сок.
И не берёт
нас земля сыра,
пока не придёт
пора.
Пора, пора, пора, пора.
Роса течёт с лица.
А лес гудит в колокола.
А жизни нет конца.

 

В ЦЕЛОМ ЛЮДИ ПРЕКРАСНЫ

В целом
люди прекрасны.
Одеты по моде.
Основная их масса живёт на свободе.
Поработают
и отправляются к морю.
Только мы нарушаем гармонию.
Потому что содержимся в лагерях.
Одеянием напоминаем нерях.
Мысли спутаны.
Воспоминания смутны.
Смотрим в небо,
когда появляется Спутник.
Смотрим вдаль,
если в поле коровы на выпасе.
Твёрдо знаем одно:
что в итоге нас выпустят.
Ведь никто никогда не издаст
запрещения
возвращаться на волю из мест
заключения.
Лишь отпустят,
мы сразу приступим к работе.
(Заключённые толк понимают в свободе).
Лично я
буду строить дороги железные.
Жизнь,
свободен когда,
можно сделать полезною.

1958

 

МЕНЯЕТСЯ ЛИ АМЕРИКА?

Меняется страна Америка.
Придут в ней скоро Негры к власти.
Свободу, что стоит у берега,
под негритянку перекрасят.

Начнут посмеиваться Бедные
над всякими Миллионерами.

А некоторые
будут
Белые
пытаться притвориться Неграми.

И уважаться будут Негры.

А Самый Черный будет славиться.

И каждый Белый
будет первым
при встрече с Негром
Негру кланяться.

1958

 

* * *
                 Юрию Константиновичу Рыбникову

     Я в Россию воротился
     Народная песня

Внешне бодр,
внутри я плачу.
Сплю тревожно. Ем с трудом.
Значит, вновь пора на дачу:
Там Россия. Там мой дом.
Там, в урочищах древесных
кое-где цветы цветут.
Жёны старожилов местных
сети отдыха плетут.
Огурцы растут из грядок.
Лопухи из прочих мест.
Все приемлют сей порядок,
как подарок от Небес.
Каждый Богу помогает,
соблюдая свой обряд.
Люди сена избегают,
Кони мяса не едят.
(Тот под лавку загудел.
Тот – еврей. Тот, вроде, – русский.
(Кто какой избрал удел).
Девки пляшут. Бабы тужат
под ракитовой листвой.
Коммунисты службу служат.
Каждый знает жребий свой.
Там сомненье появляется:
может статься, я – в раю?
Вижу: в поле конь валяется.
Значит, я – в родном краю.
Галстук прочь. Пиджак суконный
с плеч снимаю – выходной.
Вижу: в луже спит знакомый.
Значит, близко Дом родной.
Он позадь других домишек,
но первее всех в цене.
Вид наколотых дровишек
согревает душу мне.
С головы снимаю шляпу.
Буду впредь носить венок.
Пёс протягивает лапу.
Кошка ходит возле ног.
Где печаль моя былая?
Под ракитами пляшу.
И мяукаю, и лаю.
Слов других не нахожу.
О Россия! Стран царевна!
Сам Господь тебе Отец!
Но судьба твоя плачевна.
Ждёт другой тебя конец.
Чисел сеть плетет Наука,
из железа Хлеб печёт.
Будет не о чем мяукать.
Лаять будет не расчёт.

1966

 

ГРАЖДАНИНУ УФЛЯНДУ В.И.
ОТ ПОЭТА В. УФЛЯНДА

Сиденье дома в дни торжеств
есть отвратительный, позорный жест,
отталкивающий от вас.
Ведь даже старики стоят в воротах.
Обозначающий отказ
от всякой принадлежности к народу.
Уткнувшемуся головой в диван
поэтому необходимо вам
химеру отогнать толпы орущей.
И выбраться на тротуар. А лучше
включиться в праздничный парад.
И понести немного транспарант,
где перечислены ударные цеха.
Или портрет секретаря ЦК.
А после, взяв на плечи пионера,
кричать ура, вдыхая воздух нервно.
И возвратясь домой, ещё с порога
сказать: Я навсегда с таким народом!
Есть отвратительный, позорный жест:
сиденье дома в дни торжеств.

1957

 

ЖАЛОБЫ ЛЮДОЕДА

Мы племя людоедов.
У нас обычай есть
Кусаться за обедом,
Стремясь друг друга съесть.

А если кто соседа
Не может съесть живьём,
Тот будет без обеда.
Вот так мы и живём.

Я сам рыдал и плакал,
Когда друзей съедал.
Но между тем, однако,
Обычай соблюдал.

Отца и мать, я помню,
Съел в юные года.
Поэтому я полный
И круглый сирота.

На ветках пальм огромных
Плодов растёт не счесть.
А мы должны знакомых,
Родных и близких есть.

Одной и той же пищей
Питаться наш удел.
О варварский обычай!
Ты всем нам надоел!

1974

 

РАССКАЗ ЖЕНЩИНЫ

Помню, в бытность мою девицею,
Мной увлёкся начальник милиции,
Смел, на каждом боку по нагану,
Но меня увлекли хулиганы.
А потом полюбил прокурор,
Приглашал с собой на курорт,
Я была до тех пор домработницей,
Обещал, что сделает модницей.
Подарил уже туфли чёрные,
Но меня увлекли заключённые.
А потом я жила в провинции,
Населённой сплошь украинцами,
И меня, увидав возле дома,
Полюбил секретарь райкома.
Подарил уже туфли спортивные,
Но меня увлекли беспартийные.

 

* * *
Уже давным-давно замечено,
как некрасив в скафандре Водолаз.
Но несомненно
есть на свете Женщина,
что и такому б отдалась.
Быть может,
выйдет из воды он прочь,
обвешанный концами водорослей,
и выпадет ему сегодня ночь,
наполненная массой удовольствий.
(Не в этот,
так в другой такой же раз).
Та Женщина отказывала многим.
Ей нужен непременно Водолаз,
резиновый,
стальной,
свинцовоногий.
- - - -
Вот ты,
хоть не разиновый,
но скользкий.
И отвратителен,
особенно нагой.
Но Женщина ждет и Тебя,
поскольку
Ей нужен именно такой.

1958

 

* * *
Мир человеческий изменчив.
По замыслу его когда-то сделавших.
Сто лет тому назад любили женщин.
А в наше время чаще любят девушек.
Сто лет назад ходили оборванцами,
неграмотными,
в шкурах покоробленных.
Сто лет тому назад любили Францию.
А в наши дни сильнее любят Родину.
Сто лет назад в особняке помещичьем
при сальных, оплывающих свечах
всю жизнь прожить чужим посмешищем
легко могли б вы.
Но сейчас.
Сейчас не любят нравственных калек.
Веселых любят.
Полных смелости.
Таких, как я.
Веселый человек.
Типичный представитель современности.
1957

 

* * *
Когда берёт тоска по Родине,
по роще,
выцветшей,
белёсой,
все пальмы
кажутся пародией
на сосны,
ели
и берёзы.
И тосковать
никак не кончишь,
и думать:
как отсюда вырваться?
До боли головной
не хочешь
под пальмами фотографироваться.
И пахнет океан Россией.
Нерусский говор
с болью слушаешь.
И всё в противовес Бразилии,
что занята военной службой,
Россию
представляешь штатской,
в рубахе из небес холщёвых.
И очень хочется
дождаться
Булганина или Хрущёва.
Пока душа не изболится,
приехали б сюда с визитом,
прорвался б
сквозь людей,
полицию, –
«Домой, – бы попросил, – свезите».

1956

 

* * *
Крестьянин
крепок костями.
Он принципиален и прост.
Мне хочется стать Крестьянином,
вступив,
если надо,
в колхоз.
Судьба у крестьянина древняя:
жать,
в землю зерно бросать,
да изредка
время от времени
Россию ходить спасать
от немцев, варяг или греков.
Ему помогает Мороз.
Я тоже сделаюсь крепок,
принципиален
и прост.

1958

 

НАЧАЛЬНИК ХОРА И ОРКЕСТРА
РУССКИХ НАРОДНЫХ ИНСТРУМЕНТОВ

Спросил я гармониста Моню:
Хаймович, что с твоей гармонью?
Она рыдает, стонет, плачет,
Скажи нам, что всё это значит?
Гармонист:
«Оттого грустит трёхрядка
Что в Росси нет порядка,
Русский гармонист Хаймович
Выражает свою горечь:
Изменила моя Фира
Мне, гуляя у ОВИРа,
Увёз её еврей
Эх, да за тридевять морей.
Слёзы капают из глаз
Прямо в чешский унитаз,
Который, грудью придавив,
Не дал забрать я в Тель-Авив.

 

ПЕСНЬ О МОЁМ ДРУГЕ

Цветенья дым струится над Отчизною.
Отцы и братья трудятся в полях.
А я стою. А мне навстречу издали
мой друг идёт по лесу на бровях.

То соловьём поёт он, то синицею.
В его душе творится благодать.
Того гляди возьмут его в милицию,
и десять дней его нам не видать.

Он одет, как турист зарубежный.
(Их немало в лесах появилось.)
Боже! Чем я, ничтожный и грешный,
заслужил от Тебя эту милость?

Порой мой друг невольно оступается,
знакомых троп не видит второпях.
Стада мычат, природа просыпается.
Мой друг идёт по лесу на бровях.

Кто следит, чтоб он в овраге
по пути не ночевал? –
О, стоит над душой его Ангел,
в женском облике мой идеал.

Друг в добром здравье – нет прекрасней зрелища.
Нет чувств превыше дружбы и любви.
Нет хуже зла, чем вечное безденежье,
хоть и добра не купишь на рубли.

Я становлюсь готов к любому подвигу,
желаю страстно жизнь отдать в боях,
когда ко мне с женой своею под руку
мой лучший друг шагает на бровях;

то ногами рисует круги,
то за пазуху руку засунет.
Знать, гостинец несёт на груди
в запечатанном круглом сосуде.

Получка жжёт карман ему и премия.
А вкус закуски, как всегда, претит.
И Небеса услышат наше пение.
И Бог на нас вниманье обратит.

Он скажет нам: — Спокойнее, родимые.
Я вас и так, сирот моих, люблю.
Берите всё с собой необходимое
и отправляйтесь отдохнуть в Раю.

Вскрикнут матери, жены и тётки.
Их на время охватит тоска.
Выдаст нам Господь путёвки
и оформит отпуска.

Тишь. Теплынь. Пахнет луком поджаренным.
Это – Рай в представленье моём.
Встретив Кеннеди с Гагариным,
слезами обольём.

Чу, лягушки кричат в водоёме.
Мыши топчут колхозный посев.
Значит, Рай – где-то в нашем районе.
Слышу с детства знакомый напев:

О, Русь-страна! Кресты. Костры. Строительства.
Посередине Кремль святой стоит.
А в нём живёт Советское Правительство,
Нас одевает, кормит и поит.

От Кремля исходит свечение.
Днём и ночью сияет рубин.
И глядят в немом восхищении
Чех с китайцем, мадьяр и румын.

Мудрость КПСС безгранична,
Не допустит она, чтоб вторично
Чёрный демон с горы Кавказской
Поселился на башне Спасской.

Ты прав, певец! Ушли в преданья бедствия.
Недаром Рай теперь — в родных краях.
Пусть в каждый дом с поклоном в знак приветствия
ваш друг войдёт однажды на бровях.

 

КАК У ЛЮДЕЙ

Кто вспоминает лошадь.
Кто плетень.
Различно вспоминается о детстве.
Я вспоминаю: как и у людей
и у меня когда-то был отец ведь.
Над картой нагибаяся помятой,
он повторял до самой смерти:
Россия — родина.
Но непонятно,
зачем другие страны есть на свете?
Он ждал ответа от библиотек.
Ответ оттуда что-то не пустило.

Другие страны созданы для тех,
кому быть русским не под силу.

Кто хочет, чтоб все было во вражде.
Кто любит часовых. Границы. Стены.
Кто, разочаровать его в Вожде,
все сваливает сразу на Систему.
Кто вор.
А также, кто космополит.
В тех странах солнце светит, но не греет.
Там неуютно.
Там душа болит.
Там эпидемия болезни эмигрени.

 

ПЕСНЯ ПРО КАЛАШНИКОВА
Из подражаний М. Ю. Лермонтову

Пыль-туман над дорогой клубится.
На обочине дремлет убийца.
Прижимает к себе автомат.
И вдыхает его аромат.
Грезит он, как добудет калашников
ему много рублей из бумажников.
Над ним нежно берёза шумит.
Сердце больно и сладко щемит.
Глубоко любя землю родную,
ждёт он жертву очередную.
Чтоб замучить её. Надругаться.
Умертвить. Отобрать все богатства.
Расчленив после тело на части.

Вот и я подоспел в одночасье.
– Здравствуй, – молвлю, – о ком
здесь вздыхая,
ты грустишь, уголовная харя?

1993

---

---