Весной мы, пионеры военного города Ярград, выходили в степь выливать сусликов из норок. Тихо за нашим отрядом ползла поливальная машина с хлорированной водой. Крутые бока ее были мокры, как бока зверя.
В нору, черно уходящую вглубь земли, мы лили из вёдер воду, и та уходила стремительно, беззвучно и насовсем. И снова налили, и снова ушла она, будто по срочному важному делу, быстро и независимо. И снова черно зиял отверстый, по-детски круглый рот земли. И уже забыв про суслика, не веря, что когда-нибудь выскочит он из норы (а если и выскочит, то в Америке, испуганно озираясь среди небоскрёбов, — так насквозь уходила нора), мы лили воду просто так, потом весело-бесшабашно, потешаясь над собой и этой дырой, уходящей в никуда. Потом со злостью и отчаяньем к этой глумящейся над нами, пионерами, тайне: заливали ей глотку, не давая продыху, — лили и лили, забыв, зачем льём.
И когда наша злоба и ненависть, нависнув над норой, стала огромной, молчаливой и плотной, как льющаяся тяжёлой, плотной струёй вода, когда воздух сгустился от этой общей злобы и стал отчётливо пахнуть хлоркой и потом — тогда вдруг из соседней норки выполз суслик.
Он выполз на божий свет мокрый, дрожащий, маленький, будто только родился у нас на глазах из чрева земли, — и застыл, очарованный.
Божий мир был цел и глядел на него.
Что ему там причудилось, в его извилистой земляной тьме, по которой, воя от ужаса, металась его детская душа и ее со всех сторон настигала наша человеческая хлорированная злоба, наша ледяная ненависть, просачиваясь во все закоулки и убежища: всемирный потоп? конец света?
Но мир был цел. Мир был целёхонек. Он был даже лучше того, прежнего. Неуничтоженное солнце светило ярче, чем то, привычное. Неуничтоженное небо было голубее; и чище, серебрянней звенела в спасённом мире полынь.
Подняв свою душу на задние лапы, он молитвенно сложил свои ручки на груди и, закинув голову, блаженно, подслеповато щурясь, поглядел на солнце.
Мир был цел.
Он тихо свершил свой намаз.
И только тогда поглядел он на нас, сгрудившихся над ним людей.
Он и на нас посмотрел сначала влюблённо, радуясь за нас, что мы живы, что вышли сухими из воды, целы и невредимы после такого потопа.
И еще раз посмотрел. Но уже не так: деловито огляделся и понял — не вырваться. И обречённо залёг: берите. Главное, что мир — цел. И закрыл глаза.
В тот день мы, пионеры шестого класса «Б», вылили двадцать два суслика и вышли на первое место по заготовке шкурок.