Владимир Берхоер
Эскиз книги
...мы появились на земле, чтобы валять дурака. Никому не позволяйте убедить себя в обратном... К. Воннегут. ("Человек без страны").
Как и Воннегут, всегда считал это занятие для себя основным, но похоже, что "Буря в стакане" уже улеглась и чаинки медленно опускаются на дно.
С того момента, когда из-за нарисованного мной рисунка меня первый раз выгнали из класса, прошло много лет. Постепенно из моей жизни исчезли эпатаж и лишний шум, но думаю, что от этого рисунки не стали менее «провокационными”. Хотя со временем меня совсем перестала волновать реакция зрителей.
Когда-то давно, в то время, когда я пытался расставить все по полочкам, мной был сформулирован «принцип трех плоскостей»: реальной, виртуальной и метафизической. Реальная – соответствовала жизни повседневной, будничной, обыденной. Виртуальная – представляла круг интересов, круг общения. Метафизическая – творчество, мысли, высказывания. Я считал, что в пересечении этих плоскостей проходит жизнь.
Учитывая время, потраченное всеми на мое воспитание, из любого другого мог бы получиться вполне приличный человек. «Хорошее от тебя отскакивает» – так говорила в детстве моя мама и еще называла «уличным». Хотя, как мне кажется, я был излишне «домашним».
Считаю, что все, что получил от жизни – получил авансом и в долг.
Оглядываясь назад, с горечью замечаю, что все меняет свой масштаб и мельчает. Раньше все казалось крупнее и значительнее. Необъятное пространство детского двора на поверку оказалось уютным маленьким двориком, а огромные страшные собаки – мелкими дворнягами. Будущее представлялось бесконечным и «смысла» в жизни было больше.
Полное отсутствие конкретной «коммерческой программы», прагматичных целей и стремления занять «положение в обществе» делают мою «внутреннюю» жизнь безмятежно – комфортной, лишая ее излишней озабоченности и ненужной суеты.
Предисловие № 1
«... Стоит ли «по-хозяйски» располагаться в жизни, которая проходит так стремительно, с такой обидной, даже комичной быстротой?...» М. Зощенко
Р.S. Жизнь – это рассказ, рассказанный идиотом, полный шума и ярости, но ничего не значащий. «Макбет» Шекспир
Жизнь начинается с того, что от человека требуют набрать побольше воздуха в легкие, расправить грудь и заявить о себе. Не хочешь орать, хоть пискни, что жив, что живешь. Это потом тебя попросят заткнуться и выражать свои желания словами, но не всеми, которые ты знаешь, а только частью из них, и мир разделится на можно и нельзя, на плохие и хорошие слова. И это начнет формировать отношение к фундаментальным условностям, отношение к толпе, к мнению большинства, к пастухам и к стаду. Жизнь состоит из случайных, непредсказуемых, непредвиденных событий. Сопоставляя их, считая одни из них причинами, а другие- следствиями, возможно представить жизнь в виде пути и даже придать этому какой-то смысл, снабдить целью, но все это достаточно условно. Такой подход ущербен, он лишает жизнь многоплановости, многообразия, при таком подходе появляется желание часть рассказов, не вписывающихся в сочиняемую схему жизненного пути, выбросить.
Предисловие № 2
Ночь на излёте. Шелестят страницы песочных часов и жизнь струйкой стекает в небытие. В предрассветной тишине застыли голубые стены спящих домов. По гнилым доскам окон жемчужинами скатываются капли росы и день протискивается в узкую щель между досками забора. Ласточка, вывалившись из гнезда, собирает остатки снов и мир становится девственно чистым, как в момент своего рождения.
Как-то, во времена бродяжьей жизни, попал в забытый уголок земли. Маленькая церквушка с великолепными фресками работы Дионисия, затерявшаяся между лесов и озер, простояла несколько веков никем не тронутая в своем первозданном величии. За долгую зиму стены покрывались толстым слоем наледи, которая к середине лета оттаивая, смывала верхний слой фресок, сползая по стене. За века краски потеряли блеск и яркость, кое-где изображение исчезло совсем, осталось едва уловимая графика контуров фигур, одетая в прозрачные тени от неровностей и шероховатостей штукатурки. Свет, скользя по поверхности, окрашивал эти тени и мягкое свечение исходило при соприкосновении воздуха со стеной. Тишину нарушало падение одинокой капли с потолка. Гвозди купола вылезли наружу и там, где раньше было изображение Спасителя, мерцали ржавыми звездами. Покой, забвение... слышны удары секундной стрелки наручных часов.
От деревянного, полусгнившего крыльца тропинка спускается между лопухов к подножью холма. Бесконечный луг, синь неба, озерная гладь...
Предисловие № 3 В погоне за солнечным зайчиком...
Наши чувства глубже, многограннее любого из известных творческих языков. Музыка, поэзия, живопись только тени, отзвуки, отголоски испытываемых чувств и все в конечном счете сводится к тому, насколько точно человек способен воспринимать то, что рождается в его душе...
Предисловие № 4
Велик соблазн чистого листа, даже если понимаешь, что все слова уже сказаны и окружающие говорят цитатами. Текст осознанно рваный и расползается в разных направлениях. Принцип построения – коллажный, где каждый отрывок только фрагмент. Экскурсы в историю сродни варварским набегам. Мозаичное построение текста – естественное следствие такого фрагментарного подхода. Всё предопределено временем и местом рождения. Конечно, можно было бы идти наперекор судьбе, если бы знать, куда она ведет...
Предисловие № 5
Воображение разрушает серую, скучную, повседневную жизнь. Выбирает, выдергивает кусочки из жизни, отдельные события и превращает их в изображения и тексты, но чем содержательнее текст, тем меньше он соответствует реальности. Ржавчина иронии разъедает душу, а бессмысленность серьезности раздражает. Если закрыть на все глаза, то хочется думать о чем-нибудь другом и твое место в этом мире кажется уже не важным. Вот и приходится жить без места...
В детстве у меня была игрушка – «Ванька-встанька». Как ее не наклоняй, принимала вертикальное положение и рожа у Ваньки при этом была улыбающаяся – оптимистическая игрушка. Только кто-то по ошибке залил ей свинец не в задницу, а в голову... и задница всегда гордо взлетала вверх.
Предисловие № 6 ( послесловие...)
Хорошо людям тихим, талантливым, работоспособным и целеустремленным. В конце жизни они обязательно реализуют себя. Всем остальным – плохо. Хуже всего тем, кто подавал надежды, кого считали способным, а он возьми – и ничего не добейся. Досадно...
Р.8. Способность оказываться в центре внимания гарантирует сложный образ жизни и неприятности. Отдельным индивидуумам на роду написано – дурью маяться. Вот они ею и маются и никто в этом не виноват. Со стороны даже может показаться, что они живут. Но нет, на самом деле они – дурью маются... Всегда у них – крайности, везде ищут на свою жопу приключения. Ни с кем не считаются. Имеют собственное мнение. При себе его не держат. Коллективизм толпы не разделяют и строем ходить не хотят.
Как написал Жека Филимонов в предисловии к одной из своих книг:» приходится признать, что жизнь прошла по нулям»... Зная его, трудно предположить, что он надеялся выиграть. Скорее, он констатировал то, что не проиграл...
при этом ни он ни я заметных усилий для того, чтобы изменить «счет», не прикладывали.
Звоню приятелю, хочу поздравить его с праздником «ВСЕХ ТРУДЯЩИХСЯ». К телефону подходит его жена и опережая меня, говорит ( или спрашивает ): « Тебе, наверно, нужен Миша ?... так вот: Он говорит, что Он в Филадельфии...» и Я очень живо представляю своего приятеля, стоящего в трусах посреди коридора.
ПОСТУЛАТ № 01
... помни о том, что чем бы ты не занимался, всегда найдутся такие люди, которым твои занятия – «до лампочки».
ПОСТУЛАТ № 02
... помни о том, что человек, написавший пару писем – это еще не писатель, а человек, получивший 3 рубля за то, что написал обьявление : «ПИВА – НЕТ» – еще не художник.
Что человек, поджаривший себе яичницу – это не повар,
и что если тебе удалось пришить пуговицу, то не стоит считать себя портным. Не стоит делать вид, что знаешь и умеешь нечто такое, чего не знает и не умеет никто.
Постулат № 1
Вторичность прочтения автоматически вызывает ироничное отношение к прочитанному. Великое пахнет банальностью, если не откровенной глупостью.
Постулат № 2
Факт сам по себе ничего не значит, а является только отправной точкой для очередного вымысла.
Постулат № 3
В интеллектуальных играх привлекает нестандартность мышления, индивидуальность подхода: чем неординарнее человек, тем нетривиальней его высказывания, тем интересней его версия и трактовка. В этой игре “истинность” или «ложность» не имеют значения.
Постулат № 4
Незамутненный культурой разум всегда ближе к правде жизни, чем к высоким идеалам искусства... Поэтому подделки под искусство тупого обывателя всегда восхищают больше, чем непонятные ему новаторские поиски...
Постулат № 5
В моем представлении искусство – это альтернатива реальности.
Искусство всегда предписывает реальности какой ей быть.
Постулат № 6
Логично считать смыслом искусства – стремление к изображению идеала. Идеалы находятся вне пределов реальной жизни, следовательно, искусство не стремится изображать правду жизни, а то, что изображает правду жизни – не искусство.
Постулат № 7
Перебирая четки мировой культуры, я все больше убеждаюсь в том, что искусство основано не на метафоре, а на гиперболе, что суть искусства – преувеличение крайности, стремление к пределу, а значит – не к правде, а к вымыслу.
Постулат № 8
Смерть наступает тогда, когда появляется штамп, и этот штамп становится предсказуем.
Постулат № 9
Реальность окружающей жизни, отражаясь в суетливом ритме бессмысленных телодвижений, создает иллюзию движения к чему-то имеющему смысл.
Постулат № 10
Эрозия тупого потребительства разъела дряхлую европейскую культуру. Отношение к радостям «бытия” определило смысл и суть такого «бытия». Изменилось понятие «художественной ценности». Художественная культура свелась к эстетическому фарсу
Детство – это обостренное чувство связи с окружающим миром.
Детство – это запахи. Запах сирени и акации. Запах прелых листьев, талого снега, июньского утра, скошеной травы, свежевыпеченного хлеба, жареной картошки и ранних огурцов, дикого чеснока и сладкий, чуть горьковатый от дыма сжигаемых листьев и гниющих груш – запах осени.
Детство – это резкие звуки: звон разбитого стекла, дребезжание трамвая, гудки электричек ... и гудение первого шмеля. Крики : «МОЛОКО! МОЛОКО!», « ЧИНЮ! ЛУЖУ! ПАЯЮ!». Скрип лодочных уключин, вой ветра в дымовой трубе, шум дождя, марши Дунаевского и духовой оркестр в парке. Тишина летних вечеров, кваканье лягушек, стрекот цикад, стук молотка и визг пилы. Треск хвороста в костре и разрываемой ткани. Улюлюканье голубятника и хлопанье крыльев взлетающей стаи...
Детство – это боль в сбитых коленях и локтях. Это драки. Стремление всем все доказать и быть первым.
Детство – это непрекращающиеся споры. Это – маленькие и большие желания, тайны.
Детство – это ожидание праздников и подарков, дня рождения и елки... Детство – это Первомайская демонстрация и фейерверк. Это шарики, надутые до невероятных размеров. Это красные флаги и бумажные цветы на палках. Детство – это букетик желтых мимоз на 8-ое марта.
Детство – это острота и радость всех ощущений,... желание все увидеть, услышать, узнать.
Детство – это тогда, когда можно ни о чем не задумываться, потому что Ты самый маленький в семье, в которой все еще живы ...
Жизнь состоит из радостей и печалей, из увлечений, которые множат радости и провоцируют печали. Из движений и воспоминаний. Я закрываю глаза. Возникают образы. И когда начинаешь перебирать их в памяти, покорно возвращаются обратно, уходят в темноту, в хранилище сокровенного. Они возникают независимо от меня и моего сознания в тот момент, когда их меньше всего ждёшь, как во сне. Сказочные иллюзии, обломки событий. Но стоит к ним прикоснуться и они обращаются в пыль и мир вокруг тонет в этой пыли и как в тумане видны только очертания предметов. Смутные, неясные очертания...
У каждого есть своя «земляничная поляна»: дом, в котором прошло детство. Даже если он не сохранился, память вернет, оживит его. Мой дом, как утес, стоит один на пустыре, среди моря разлуки. Окна забиты фанерой и навсегда закрыты плотными ставнями. Ни одного знакомого лица вокруг. Старых соседей давно нет. Посреди двора делают бетонные надгробья. Часть дома заняло похоронное бюро...
В детстве меня окружали заборы. Замкнутый мир пространства уютного дворика, переулка, маленькие дома, небольшая улочка провинциального города, пыльная трава у забора, пыльные цветы, чуть горьковатый от пыли воздух и ощущение остановившегося времени. Пустыри с огромными лопухами и грудами битого кирпича – хранители неподвижного времени, застыли на десятилетия. Переулок утонул в тени старых могучих акаций с растрескавшимися от времени стволами. Весной густой аромат сирени смывал кладбищенский запах поздней зимы и чистый, пронизанный солнцем воздух струился ручейками сверкающей талой воды между полупровалившимися тротуарами. Греясь на солнышке и чему-то улыбаясь внутри себя на старом, не в этом веке сработанном стуле, сидит старуха. Ее долгая жизнь прошла в тишине этой заброшенной улицы, в этом забытом временем мире, на маленьком кусочке пространства, ограниченном длиной переулка, входной дверью ее дома и стулом, на котором она сидит, греясь в весенних солнечных лучах. У края тротуара в ручейке мальчик пускает спички-кораблики и путешествует с ними до угла... за углом заканчивается их со старухой мир, а дальше спички-кораблики плывут сами в чужой, пока неведомый ему мир...
Старый ковер, висевший над моей детской кроваткой, вошел в мою жизнь, когда мне было три года. Когда пальцы перебирали его коротко стриженую поверхность, было ощущение, что прикасаешься к живой теплой шкуре. В детстве он был живым. Потом лежал на полу большой общей комнаты, в центре мира, как панцирь огромной черепахи, на котором этот мир держится. Потом лежал уже в другой, маминой квартире, как воспоминание о нашем доме, о детстве. Потом в большой комнате моего дома. Потом, когда мой дом исчез, остался у соседки, но не весь, а его лучше сохранившаяся часть легла у дверей в ее прихожей. Так приходит смерть и наступает конец. Так, непонятно почему раскалывается хрустальная ваза. Раскалывается сама по себе, без видимых причин, простояв на столе тридцать лет. И ты понимаешь, что ее время пришло.
Между мыслями нет подчиненности. И связи, соединяющие их – условны. Время способно сжиматься и растягиваться. Мне изредка удается понять, угадать этот ритм, но чаще, отброшенный очередной волной, я трачу неимоверные усилия в погоне за очередным гребнем...
Самым навязчивым ощущением середины прошлого века было ощущение, что ты постоянно находишься под присмотром чужих холодных зорких глаз и тепла от совместного коллективно-коммунального проживания населения. Все жили друг у друга на голове. Маленькие, тихие, уютные дворики, в которых проживало не менее десятка семей, в принципе ничем не отличались от больших коммунальных квартир. Тепло коллектива создавало липкую, душную атмосферу и единственное желание скрыться от наблюдения, ... найти такое место, где нет никого,... и где не будет необходимости в невольном прослушивании чужого разговора. Где бы за тобой самим никто бы не наблюдал. Само по себе это естественное желание вскрывало суть основного противоречия между советским человеком и советским обществом. В то время, как общество всеми силами стремилось подавить в человеке индивидуальность, растворяя его в массе под названием «коллектив”. Чем активнее был процесс, тем острее возникала у человека потребность и желание вырваться из толпы, проявить идивидуальность и оказаться вне зоны массовых действий.
Середина и конец 50-тых...
Мне 2-а года. Я упираюсь изо всех сил, сандалии, как два совка загребают песок, а две девочки 6-ти лет, Элла и Бэлла, тащат меня за руки,... я у них – кукла, но мне эта роль не нравится...
Говорят, что я рано научился говорить и что в 3 года мог рассказать наизусть приличный кусок из Пушкинского «Руслан и Людмила»... и, если этот факт не выдумка родителей, то похоже, что все свои недюжинные способности я уже израсходовал в детстве и на последующую жизнь их осталось мало...
В моем детстве основное господствующее положение занимало живое общение, занимали не посторонние люди, обезличенные расстоянием и удаленностью, как происходит сейчас за счет многолюдной и многоликой сети коммуникационного пространства, а непосредственно те, с кем я мог говорить в любую минуту, кого мог видеть живьем, с кем мог спорить и кому мог сразу возразить...
Весь мир гармоничен, упорядочен и каждый занят своим делом. Родители – работают, бабушка с Марфой занимаются хозяйством, я – рисую. Бабушка любит читать вслух. Мы с Марфой ( каждый не прерывая своего занятия ) слушаем произведения русских и зарубежных классиков. Бабушка отдает предпочтение литературе 19го века, поэтому Бальзака сменяет Толстой, Толстого – Золя, или Диккенс, ... Тургенев, Островский, Драйзер,... при чтении радио на кухне не выключают, а делают немного тише и, как ни странно, наложение текстов не приводит к раздвоению сознания. Иногда я шучу, что получив в детстве «классическое образование», полностью исчерпал свой интерес к литературе 19 века.
