Леонид Жуховицкий
Памяти
Фазиля Искандера
Когда в 87 лет умирает великий писатель, утешает то, что он прожил долгую достойную жизнь, написал множество книг и, по сути, полностью выполнил своё предназначение на земле. Когда уходит человек, с которым дружил 65 лет, утешить не может ничто – друзья всегда умирают безвременно.
За последние годы Искандер не выпустил ни одной новой вещи. Голова была светлая, но…
Помню, лет пять назад я спросил Фазиля, что он сейчас пишет. Фазиль ответил, что не пишет ничего и раздражённо скривился – видимо, похожими вопросами его доставали не раз. Потом объяснил:
- Я как-то спросил прекрасного поэта Семена Липкина, почему он давно не печатает новое. Липкин ответил: я стал забывать слова. А теперь и я забываю слова…
Не пишущий писатель фигура трагическая. Он постоянно грызёт себя, а не грызёт, так грызут окружающие. Над чем работаете, что на письменном столе, когда порадуете новой вещью… Что делать – послать всех матом? Но это не про интеллигентнейшего Фазиля…
Некоторые литераторы, теряющие способность писать, загодя готовят себе «запасные аэродромы». Кто уходит в педагогику, кто делает политическую карьеру, кто охотно вещает со всех мыслимых трибун или светит популярной физиономией на бесчисленных круглых столах. Искандеру все это не подходило, он был не из породы говорунов. Порой самый простой вопрос заставлял его надолго задумываться, искать фразы, напряженно морщить лоб. Он не был умным человеком в употребительном смысле слова – он был мудрым человеком. Ему очень подходили строчки его любимого Пастернака: «Во всем мне хочется дойти до самой сути». И в стихах, и в прозе, и в публицистике он доходил до сути, как мало кто еще.
Последние года три он не выходил из дома. Когда исполнилось восемьдесят пять, в большом зале ЦДЛ отмечали его юбилей. Но без юбиляра – Искандер на торжество не приехал. Сидеть два часа на сцене в парадном костюме, смотреть, как многочисленные поздравители шевелят губами, и вежливо кивать (слышал он уже очень плохо) на такие жертвы Фазиль, с его врождённым чувством юмора, пойти не мог.
Когда-то Толстой сформулировал несколько принципов творчества. Первый был очень чёткий: не пишите, если можете не писать. Из литераторов нашего поколения Искандер следовал этому правилу наиболее последовательно. Он издал множество книг, получил много премий и всяческих наград. Но он никогда не писал ради денег, ради славы, ради премий и орденов. Может, поэтому у него практически не было врагов: коммерческие патриоты, жадною толпой стоящие у трона, не видели в нем конкурента. Как всякий порядочный человек, Фазиль, конечно же, был демократом, презирал карьеристов, политических проходимцев. Но не помню его на дискуссиях и митингах: он не был баррикадным борцом, его баррикадой был письменный стол.
Искандер был очень своеобразным человеком. Он не владел компьютером и, вообще, писал ручкой, все его тексты заносила в память механического монстра Тоня, единственная и очень любимая жена. При всей своей мудрости, Фазиль был очень наивен, его было легко разыграть. Не занимался спортом, не имел никаких серьёзных увлечений. Единственным смыслом его жизни было писательство.
Перестав писать, он словно бы потерял этот смысл и перестал бороться за жизнь. Тут он был глубоко не прав – даже не пишущий Искандер был остро необходим литературе. Самим фактом существования он определял масштаб таланта и творческой значимости. При живом Искандере даже самые пробивные литературные карьеристы стеснялись объявлять себя живыми классиками. Теперь, когда Фазиль ушел, настанет их время.
Леонид Жуховицкий
2 ноября 2015 г.
