Презентация книги стихов «СВИСТОПЛЯСКА»
О! нега, нега
Веничке Ерофееву
А в сумерках сознанье правдой брендит.
Пока ты выжмешь досуха его,
Пространство вывернется в Мёбиуса крендель,
И мельницы смеются жерново.
Условно говоря, ты на пороге,
Уже не в доме, но и не ушёл.
Решительно перебирают ноги,
И так оно – решил ты – хорошо.
(От храбрости своей облившись потом,
Сознанья краем выглянешь за край –
Увидишь там себя за поворотом
Застывшим на развилке невзначай).
Так размышлял немолодой повеса,
Немало прочитавший о себе,
Когда из-за бугра или из леса
Как прыщики вскочили на губе:
Японец седовласый, но не старец,
Мулатка, необъятна как гора,
И третий, кучерявый, ростом с палец,
То ль европеец, то ль ещё арап.
(Перегорела, кажется, соляра...
Ведь гнал бы дизелем себе уже давно!
Надеялся, что пронесет на шару –
Дождался, пока вляпался в кино).
С поспешностью помчалась непривычной
Минувшего картинок череда:
Любови распускались самолично,
Друзья без разрешенья кто куда,
(Но двери не скрипели – он их смазал!)
Родных не полк, но точно пара рот,
А вот и ангел с желтоватым глазом
Между лопаток пёрышком скребёт.
Тем временем приблизилась несмело
Та троица. Контральтом шелестя,
Мулатка восхитительно пропела:
– Мы принесли подарки для дитя.
Прищуренный достал змею в бутыли.
В бутыли чёрной – чёрная кадриль.
И третий тоже, протерев от пыли,
Достал свою, обычную бутыль.
И пафосным ударом, как из пушки,
Он выбил пробку, – Мать твою етить,
Хозяин, – говорит, – а где же кружки?!
С дороги надо б горло промочить.
– Ваш путь, похоже, долог был и труден,
Пройдёмте в дом. – Японский взгляд – игла:
– Не стоит, вдруг ещё его разбудим.
Давай уж как обычно из горла.
О том, что дом давно уже пустынен,
Что он уйти наладился как раз,
Что в нём не только кости, сердце стынет,
Хотел сказать, да слишком долгий сказ.
Они хлебнули своего ж подарка,
Хлебнул и он и тотчас осознал,
Что Мёбиус свернул свою цигарку –
Ну ту, что без конца и без начал.
....
Не спал Младенец, глядючи в оконце,
Курчавы были мысли и легки.
Снаружи как всегда чернело солнце,
И змейка холодила у щеки.
Карнавал
Посвящается бесстрашным ребяткам и
девчаткам января 21-го 21-го.
Надежда на азарт,
Надежда на вертеп,
Внебрачный сын, бастард,
Ломает скрепы скреп.
Подпольный «Идиот»
Свой сдержанный протест
Выплёскивает с под-
На верх-, где больше мест,
Туда, где карнавал,
Где дерзкая игра,
Где решета забрал
Из царского двора
Уже не в силах скрыть
И трусость и позор.
А глубже (выше!) рыть –
Тем вороватей вор.
И вверх и вниз – подвал,
Бояре, смерды, смрад...
Но с нами карнавал,
То бишь, народный арт.
Бесстрашие страшит
Всей вертикали ось –
Вертеп, он сам решит,
Как лучше: наискось
Или вообще насквозь,
(Ведь сзади только лёд),
И с кем-то ножки врозь.
И кто-то упадёт.
Январский тихий снег.
Февральская метель.
Назад дороги нет.
И впереди апрель,
Безумие весны,
Бесстрашие потех.
И с внешней стороны
Летят снежинки вверх.
Не высохлаль?
Питер грузит-загружает,
Влом – не влом.
Мёрзнет мерзко, кисло тает –
Нипочём
Не заманишь ништяками,
Если б не
Эта водка этот камень –
Сон во сне.
То ль Венеция в тумане?
Речка в даль
Аль течёт ещё ли, а не
Высохла ль?
Невы сохлаль
Зима, навес сосулей, Петербург.
Протест упрятан с глаз долой в подвал,
На кухню, нынче не до карнавальных дурк –
Упрячут в дурку, уведут в безнал.
В безденежье, в бутылку ли, в тюрьму ль,
Река застыла, как её гранит.
В карманах что? Зашей их – не до дуль.
И рот зашей, не то недомолчит.
Ты был вчера – и нет, ЕСПЧ – ау!
Венеция России! – Призрак. Даль.
Над белой ночью чернотой – паук
Огромный замер, ждёт.
Невы сохлаль?
Пушкин-Достоевский
Видишь ли, подружка:
Что на бану, что в бане,
Первый вопрос: где кружка?
Второй: где няня?
Подружка двоится одномоментно
То девой, то старушёнкой.
– Родионовна, каковы проценты?!
– Тебе б, Родя, пшёнки
На молочке да с маслом.
– Ну, ладно, живи свой трафик,
Но, говорю: не стращай соблазном –
Гони Лизавету на фиг!
Вчера император езжал на охоту...
Бросил бы бомбу под мерсидас!
Так он же, наверное, вертолётом,
Кареты так – для отвода глаз.
Продать топор рублей за сто,
А чем потом рубли нарубать?!
Натали не предаст, но
Изменит – на то и блядь.
Люди, индивидуумы спинозовой леммы,
Непостоянны – то добры, то злы.
В этом, собственно, Kern, то бишь, суть проблемы,
К тому ж неуместно трезвы.
Фантазии хватает на то лишь –
Отнять, отыметь, сорвать стоп-кран –
Не важно, зарубишь или заколешь,
Главное – про это издать роман.
И я вот тоже – ни дня без строчки!
Например: "Во всём виноваты жиды!"
Старо... А вот посвежей примочка:
– Няня, выпьем давай. Воды!
Подавляющее преимущество
...И притом изучать боевые свойства
Отравляющих средств – не изюма фунт!
Чтобы поводов не было для беспокойства,
Поутру всем прийти на соборный пункт.
Высока достижимость конечной цели,
Если вытащить фиговый лист ботвы.
А не хватит трусов на все дни недели –
Моментально корректно уйти на Вы.
Заказать у гундяева тыщу свечек,
Окружить поле боя священным огнём,
Возвести всё в формат всенародного вече,
Если тысячи мало – заказ мильон!
Запустить дирижабль белизной с полнеба,
Раскатать с него хоругвь в километр,
Трёхметровых буханок ржаного хлеба
Запустить в Голиафа пращами комет.
Выходи, Колян, заголяйся, Вовчик –
Наступил наконец священный таймкод!
Эту чашу – ты ж можешь – я читал, Авва Отче,
Закати-ка на Запад – пущай изопьёт!
Наступил апокалипсис Время Оно:
Подымаем торпеды с морских глубин,
Запускаем осиновых дрынов дроны,
Да накроет врага наш гигантский блин!
Обнуление – это не свод метафор,
Не в Сибири всплывшая мерзлота, –
Это страсти Макбета, это русский Страдфорд,
Это то-то и то-то и тра-та-та-та!
Восток
Опять печатная по нервам
Машинка за стеной.
21-го 21-ый –
Это ж было со мной!
Было ж это, я знаю, было –
Тому пятьдесят ли, сто ли?
Накатило, да как накатило –
Выпить, что ли?
С-суки! Как это им опять удалось
Колесо развернуть взад?!
Впрочем, кому им? – вопрос...
Короче, я ушёл в самиздат.
Здесь комфортно – здесь без сетей,
Инстаграмы, эфбэ сдуло.
Е-е-е – «Три аккорда» «Детей» –
И дописал, что задумал!
Ужинал, по обыкновению, на восток.
Закат заканчивал смену.
Я видел (балкон-то вполне высок):
Восточный Город грузился в пену.
В пучину тьмы – а мне с гуся вода!
Сукам ссучиться, мать вашу!
Исполнил, чего не пел никогда:
«Разворачивайтесь, мол, в марше!»
Вышел боком. Дом дверями зевал,
Болванка луны задала слабую долю.
– Восток – дело тонкое, – пробормотал, –
Ищи ветра в поле.
С какого XY Z?
(Силлабы. Харитон Макентин на 90 дней)
Посмотрел: ветку в окне раздувает –
Не поеду – какое уж тут купанье!
Девяносто дней с февраля до мая
Тяжелейшее недомогание.
Что ж, незадачливый день к подвигам ратным.
Ясность однако в башке – штампованы гранки:
Оттиск, и скрип, и лязг, и так же отвратно,
Как на чужой земле русские танки.
Вот оно счастье! Вновь шанс выпал
Оказаться на истории рубеже –
Ну ладно бы раз, ну два, а то трипл –
То есть, третий повтор уже.
Пойти ль в магазин – не «покупать что бы?»,
А посмотреть: торт в целлофане, крем,
Мёртвый продукт, консервная сдоба,
Бездушная пустота, вакуумный Кремль.
Дай рассмотреть тебя поближе,
Ещё ближе, ну же – ещё! :
Крупные поры, следы недолеченной грыжи,
Прыщ, зарастающий прыщом,
Улыбка в гнилых зубах, рожа
На роже парашютного купола.
(Не свалиться бы на кадыровцев, Боже,
Дымящихся Мариуполем).
И теперь, и тогда, те два раза
Издалека наблюдал, но болело всё.
Думалось: ну каким же сглазом,
Магией кто-то всё это спасёт?
Ну вот, глядишь, она и подоспела,
Как деформированного луча свет,
Вывих плеча, вправленного неумело –
Какого XYя вообще Зет?!
Не вплотную и нынче, но что ж больнее?
Просранное бы забыть...
Страна уходит, и черт бы с нею,
Но и отмершее будет ныть.
Господа, а в чем проблема-то, господи?!
Машина разуверится в водителе – ну и?!
Дорога-то – вот она, хоть и в копоти,
И по сторонам верстовые столбы – не хуи!
Всё знакомо, всё то же – веники, баня,
Борщевика парашюты, перед ужином сто.
За гранью видимости Адмиралтейства грани,
Но «не так всё, ребята, не то!»
Вновь, как в шаламовском вроде романе,
Один зэк спросонья воркуя:
– Родина больше не мать, – так... маманя.
...Зет-то с какого хуя?!
Опять перемена, как те два раза...
Страны-то разные, только одна,
С коей языком как удавкой повязан.
Дай рассмотреть тебя ближе: сука-Война.
ВОВ на дворе *
Как поведёт себя рябина, если ее
Не подпускать к воде месяца три, и почему
Правильно просто стоять, свесив голову,
А вовсе не раскачиваться и уж тем более
Не соглашаться на предложение испить рюмку коньяку;
В какое беспутство готов пуститься сеньор Помидор,
Когда с него обварив снимают шкурку,
и как быстро вспоминается при этом
сто пятьдесят пятый сонет Шекспира;
Какие чувства испытывал ёжик,
Посаженный на собственную иглу,
И следует ли в данном случае делать упражнение
«Велосипед»;
Что отказывает прежде: ноги, почки или хобот слона,
Испившего из отравленного водоёма,
И помогают ли при этом древнеиндийские мантры;
Об этом вам поведают… сами!
Рябина! Ёжик!! Слон!!! И сеньор Помидор!!!!
Только на нашем телеканале –
В программе «Покаяние»!
…
Как она распадается – пресловутая связь времён,
И линейна ль она вообще, если это спираль?
Кто-то верит, что Пётр, а на деле правит Бирон –
Распад есть распад, и лишь в прошлое катится даль.
На дворе, похоже, трава, – вспышка, блиц!
Это картинка, попросту фотошоп.
Нарисовано всё, как и выборы лиц.
Подлинных лиц меньше – всё больше жоп.
Сейчас, когда кончился быт, когда кончился бег,
А гэбэшная мразь вновь открыла свой глаз, как Вий,
Можно вспомнить о том, что можно забыть обет
И заповедь номер шесть о том, что, мол, не убий.
Трава, друг мой, на твоём дворе ряба,
Фашизм приходит без предупреждения.
...а выдавливание по капле из себя раба –
Это, как минимум, два поколения.
* - Великое Отечественное Восстание
2036 (Антиутопия)
Мысли плавали маслинами,
Оливье текло салатами, –
Третий вечер керосинили,
Ходуном ходили хатами,
Ждали в гости Змей Горыныча
(Прежний Дед Мороз контуженный),
Нынче он типаж не рыночный –
Присылается спецслужбами.
Не пришёл. Детишки плакали.
В дефиците трёхголовые…
Прежде б денежными знаками,
Да и старыми – не новыми...
Потому что вновь отчаяние:
Сорняка недопропалывать –
Пароходы-то отчалили
С философами на палубах.
А иным в другую сторону
Эшелонами да трюмами…
Веселее стали вороны,
Остальные все угрюмыми.
Суть – страна незащищённая,
Окружаемая Натами.
Чур, молчи! – была ж крещёная
Инагентами заклятыми.
Климат изменяет профили
Лиц людей, лица империи,
Глядь – и снова проворонили –
Скачь, ковбой, сибирской прерией!
Где китайский хор частусками
Развлекается тональными,
Потому что царство русское
Сократилось до нормального,
До Московского ристалища
С растопыренными пальцами.
Там есть всё, но нет ни Галича,
Ни надежды, что появится.
То ли?
То ли стрижи то ли дрозды,
В небe сплошной гвалт.
То ли в палату кто-то входил,
То ли в дверях вставал.
В прошлое можно глядеться день –
Северный день кирпич –
Можно и два, да какого хрень! –
Прошлому не наутичь.
Я уже видел эту беду.
Эта же вновь, но в новь...
В прорубь, как прежде, снова войду,
Чтоб не замёрзла кровь.
Или пуститься ослом впляс.
В танце поймёшь, ху из ху –
Время с мундиров, особо с ряс
Пообтрясти труху.
Песни 20-го века – сон,
Тусклое дежавю:
То ли опять заведу марафон,
То ли гнездо совью.
Счастья не надо, не надо и бед –
ОслО в «Крике» прочёл.
То ли в палате включили свет,
То ли уже ушёл.
Угловой жилец
Вещи, которым служишь – вещи-работодатели.
Утренняя кровать негодуя кряхтит – ты покинул рабочее место –
Лежать бы ещё и лежать!
Телефон возмущённо трещит, что ты недостаточно ловок.
На работу!
Ты – поворачиватель рукомойного крана,
Очиститель коронки на зубе,
Верней, на зубах – оба пятые сверху – и справа и слева.
Да, кстати, простынь просится на просушку – ты и ночью пахал!
Нет, ты не чайник, ты включатель его. Ты вообще здесь нечайник.
Другой бы на месте твоём, может, был бы сноровистей!…
Шкаф взывает его набить,
Холодильник спорит со временем, утверждая, что холод –
Тормоз гниения, то есть твой друг,
А когда ты в это поверишь – твой господин.
Ты служишь обеденному столу – его сервируешь,
Обед это прихоть стола;
Подёнщиком у сигареты, давая ей прикурить –
Ведь не ты её куришь – она выкуривает тебя;
Ну и, разумеется, кошельку.
Зеркало ждёт твоего отраженья.
Подходишь и видишь: пиджак – он решает, подходишь ему или нет –
Прокурор.
А зеркало – следователь.
Исследует личность, стоящую перед ним.
Ассиметрию глаз, прикус дистальный,
Волос из правой ноздри,
Шея свободна, но нервный кадык,
Вес на левую ногу – значит, что-то в правом бедре,
Неспособность не улыбаться глупо, ага! –
Желанье понравиться!
Зеркало знает: деваться тебе некуда.
Да, ты сейчас отойдёшь, чтобы вновь отразиться
В стакане с водой, в рюмке с водкой
(Ты долго служил ей вполне беззаветно),
А после в ночном окне.
Уххх, силуэт!
Это ты! Нравится? – смотри, раб своего отраженья.
Нет, конечно, не раб – отражатель, служитель.
И если откроешь окно и даже сумеешь свернуть автобан,
Шуршащий огромной сороконожкой,
Стволы распрямятся, корабль позовёт –
Выставляй паруса! –
Ты призван, подписан контракт:
Вещь открытого неба тебя наняла на работу Летучим голландцем.
Другие, служащие на земле секретарями компьютеров,
Распорядителями дворцов, обслугой электросетей,
И все вместе – сжигателями углеводородов –
Мурлыкнут, закинув голову:
О! Ещё один полетел.
