Музыкальная табакерка
первый
Эля дышала глубоко и размеренно, кончики пальцев касались пола, позвоночник кутался в тепло и становился гибким. За окном жёлтый клён обнимал стройную сосну, склонившую к нему пышную, припудренную инеем макушку. Там, где лучи просыпающегося солнца касались листьев, листья загорались янтарём. Когда Эля подошла к окну, мирно сопевшая до тех пор кошка тревожно зачмокала. Оглянувшись, Эля увидела приготовленное с вечера платье. Оно висело на стуле и казалось неуместным. Эля открыла шкаф в поисках брюк. Мятые... мятые, слишком узкие, слишком яркие, слишком тонкие. Дыхание сбилось, брови сдвинулись, в голове, над бровью, рос комок, давил на лоб изнутри. Джинсы – нет. Вот: серые, строгие, глаженые.
второй
Кира ещё раз провернула ключ, зашла, сбросила пальто, сварила кофе. Терпкий аромат расползался по комнате вместе с невесомой, едва уловимой струйкой пара и бодрил воздух. Детское радио вещало немецкие хиты. Когда раздался звонок, Кира обнимала теплую кружку и метко выдувала дым в приоткрытое окно. Она наклонилась к сумке. Шаря в её бездонных недрах, чуть не пролила кофе, сдула прядь с глаз, с третьей попытки нащупала телефон.
«Да, ма. Ну вот зачем ты мне сейчас звонишь? Конечно некогда. Да, сегодня! Да, собираюсь. Вот спасибо! Твои наставления уж точно помогут мне успокоиться! Нет. Всё, пока!»
третий
Эля рысью спускалась по лестнице, хватаясь на поворотах за перила. Когда она вышла из подъезда, возвращающийся с прогулки соседский лабрадор радостно приветствовал её, тыча грязным мокрым носом в серые, строгие, глаженые. Эля тихо выругалась, побежала назад, у порога сбросила с себя шарф, куртку, ботинки, в спальне – брюки и блузку, надела неуместное платье и висевшие рядом колготки. Бегом к двери, запрыгнула в ставшие неуместными ботинки, накинула куртку, шарф, и снова вниз, на улицу, к машине.
четвёртый
Кира энергично прижала сигарету ко дну пепельницы, закрыла окно, взяла в руки сумку, сложила в неё приготовленные с вечера бумаги, проверила, на месте ли паспорт. Оставалось ещё полчаса, но она оделась, скованным шагом вышла на улицу, закурила у машины.
Ночью стоял мороз. Опавшие листья покрылись блестящей сединой. Пальцы и нос мёрзли. Кира бросила окурок на землю, чуть притоптала и села в машину.
пятый
Спешно запарковавшись, Эля выпрыгнула из машины.
«Эй! Да, вы! Вы мне зеркало вывернули!»
Эля растерянно смотрела на быстро приближающуюся женщину. Две складки между бровями, сверлящий взгляд.
– Я... не заметила.
– Вы же обернулись ещё!
– Секунду! Вот визитка. Позвоните мне! Моя страховка всё покроет.
presto
– И простите! Мне сейчас в суд. Я вся на нервах.
– И я, – чуть слышно шепчет Кира и выдыхает. С её плеча срывается васильковая бабочка. В подсвеченных солнцем крылышках видна каждая причудливая жилка. Бабочка поднимается, парит, кружит в дивном танце над головами замерших женщин, сливается с небом.
rallentando
Эля всё ещё держит между указательным и средним пальцем шероховатый прямоугольник – цвета топлёного молока. Вдруг видит глаза Киры – цвета лесного ореха. Они отдают золотистым, похожи на янтарное солнце.
Кира берёт визитку. Кончики её холодных пальцев слегка касаются тёплых рук Эли.
– Кира, – произносит она и протягивает правую руку.
– Аэлита, – слышит в ответ и невольно смеется.
– Вот это имя!
vivo
– Родители постарались, – Эля улыбается, щёки её розовеют – можно просто Эля. Простите ради бога, я слышала, как что-то грохнуло, но не поняла, что произошло. Промелькнуло только, что зеркало моё захлопнулось. Я через часа полтора освобожусь. Позвоните мне, я запишу ваши данные, и мы договоримся.
– Да... может, и не нужно будет ничего. Я уже вставила зеркало назад. Проверю ещё, но надеюсь, что всё в порядке.
Они вместе двигаются к входу. Иней тает на солнце, превращаясь в ослепительные капли.
andante
Они идут ровным, лёгким шагом, а серое здание суда смотрит десятками неподвижных глаз.
Эля держит в правой руке сумку, плавно водит большим пальцем по бархатистой поверхности замши.
Внутри, над бровью, тает и испаряется комок. Меж бровями разглаживаются, почти исчезают складки. В жёлтых кронах мозаичных платанов включают хор бойких, прыгающих с ветки на ветку, синиц. В головах воцаряются простор и тишина.
Кира опускает руку в карман пальто, ощущает плотный шероховатый картон, проводит указательным пальцем по гладкому ребру и крутит визитку.
Натянутая на нет пружина ослабевает и растворяется.
adagio
Эля выходит на улицу, щурится на солнце, дышит ровно и глубоко, на полпути к машине разворачивается и идёт в ближайшее кафе.
В уютном воздухе запах тёплого хлеба и корицы. Мягкий, сумрачный свет, белые стулья, успевшая стереться на углах краска. Чёрно-белые фотографии на стенах. На каждом столике горит свеча, тянется стройным бело-жёлтым пламенем к потолку. Над ней хрупко дрожит горячий воздух. Пусто и тихо. Только легонько звенят тарелки на кухне и ненавязчиво, будто издалека, слышна мелодия, напоминающая «Музыкальную табакерку» Лядова.
Нежно звякает ложечка о блюдце. Эля оборачивается и видит Киру. Спокойную, улыбающуюся. «Как странно... что мы встретились. Именно сегодня. Именно. С тобой».
(Берлин, 2022 г.)
