Дмитрий Носков

Советский экзистенциализм на "Марксе"
или Человеческий фактор среди чужих

О красотах космоса, о его непостижимой привлекательности, о холодном свете чужих звёзд и тишине на космическом корабле, нарушаемой только работой систем и икотой экипажа, можно говорить долго и вдохновенно, как поёт соловей в июньскую ночь, но в действительности всё это чушь и ерунда. Всё это имеет значение только первые дни полёта, но после становится обыденностью, которая, как всякая обыденность и на Земле, в космосе раздражает пропорционально времени нахождения в замкнутом пространстве, то есть космически.
Человеческий фактор – так чаще всего определяются причины происшествий в космосе, когда люди, оторванные от родной планеты, лишённые её скромных, но насущных радостей, забывают о долге и принимаются причинять вред своему крохотному космическому ковчегу. Не умея или даже не желая найти место оборванной пуповине с Отчизной в своей душе, не говоря уже о передовом самосознании советского гражданина, не советуясь с корабельным врачом и начальником 1-го отдела, они становятся источником проблем как для экипажа, так и для всего корабля.
– Членам экипажа собраться в Ленинской комнате для политинформации и решения организационных вопросов. Не забудьте взять партбилеты и профсоюзные книжки – сегодня день уплаты взносов. Сергей Евгеньевич, прошу вас особо, а то вы вечно забываете.
Космическая станция "Маркс" жила по графику, препятствовавшему безделью, праздным развлечениям и всяческой безыдейности. Постоянная увлечённость экипажа работой, учёбой, теоретическими размышлениями о пользе спорта, а также коллективным чтением "Правды" и обсуждением её передовиц, позволяли избегать тех проблем, которые возникали во всех космических экспедициях, посланных к планетам Солнечной системы.
Проблемы возникли на корабле "Ленин", то же было на корабле "Ленин-2", то же произошло на корабле "Ленин-3", стоивших советскому народу миллиарды советских рублей. Только "Маркс" покуда избегал неприятностей, чем гордились и Сергей Евгеньевич Кретарь, бывший секретарём космической партийной ячейки на "Марксе", и Иван Иванович Варнаков, начальник 1-го отдела и замсекретаря, а иногда даже Жанна Олеговна Пализина, глава партбюро научных работников.
На 39 Съезде Коммунистической Партии был рассмотрен вопрос о сокращении отставания в области космонавтики и принято решение эти отставания устранить, запустив исследовательскую экспедицию в космос, как уже сделали все ведущие мировые державы. К тому моменту почти был собран космический корабль "Мир", предназначенный для уничтожения спутников потенциально враждебных государств капиталистического блока. Решено было стереть в названии корабля букву "и", заменить её на "а" и в конце приписать "кс", получив таким образом из "Мира" "Маркс" и немного сэкономив дорогостоящей космической краски. Но поставщики краски и некоторого секретного оборудования сначала нарушили сроки поставки, потом прислали брак с электронными компонентами Ереванского радиозавода, потом поставили оборудование с незначительными отклонениями в орудийных станинах и с откровенно ненастроеннными системами электронного наведения. Вследствие этого отечественным космостроителям удалось собрать новые межпланетные корабли "Ленин", "Ленин-2" и "Ленин-3" и отправить их в экспедиции прежде, чем "Маркс" вышел из сборочного цеха полностью готовым.
По задумке руководящей партии "Маркс" должен был направиться на Марс из-за созвучия слов и полностью готового пропагандистского сопровождения в средствах массовой информации, блиставшего лозунгами "Маркс на Марсе!" и "Марсианская коммуна для коммунистов-марксистов", кроме прочих других, однако американцы оказались на орбите Марса первыми.
За американцами последовали французы, немцы, индийцы, недружественные более китайцы. Потом англичане, канадцы и бразильцы, от которых вообще никто не ждал такой прыти, как сообщали советские газеты. И последней из всех была Северная Корея, экспедиция которой вылетела в сторону Солнца, чтобы изучить его особенности, но долететь смогла только до Меркурия по причинам технического характера.
Таким образом, все планеты Солнечной системы были заняты другими и "Ленин", загруженный под завязку агитационной литературой, официальной периодикой и научной аппаратурой, которую охотно поставляли оптико-механические предприятия страны, отправился в пояс астероидов, куда никто почему-то не полетел. Было много оваций, оркестры играли патриотические марши, заголовки газет сообщали о новом готовящемся подвиге советского народа. Но "Ленин" вышел на орбиту, и экипаж оставил корабль со всеми непрочитанными газетами и неиспользованными микроскопами в спускаемом модуле, который приземлился в океан в районе мыса Канаверал с предполагаемой целью получить политическое убежище и американское гражданство в обмен на подшивку секретных суточных планов.
"Ленин-2", запущенный чуть позже, не сумел или не захотел выйти на орбиту, а преждевременно отстрелил все ступени с очевидным намерением совершить приводнение в районе Гавайев под прикрытие авианосцев США. Остатки "Ленина-2" упали на территорию Северной Кореи, которая даже не стала подавать ноту протеста, потому что космический мусор существенно подпитал экономику этой маленькой дружественной страны. Однако системы безопасности, установленные на основном модуле после случая с "Лениным", довели корабль с экипажем до Камчатки под прикрытие крейсера "Леонид Брежнев" (бывший Адмирал Кузнецов), и советский экипаж вернулся на свою родину хоть и бесславно, но вполне здоровым и готовым к социалистическому труду в лесозаготовительных учреждениях лагерного типа.
"Ленин-3" успешно покинул околоземное пространство, но как только вышел из зоны действия дистанционного управления кораблём, то направился не к поясу астероидов, а к Марсу, куда благополучно прибыл, пристыковался к научной миссии NASA "Surprise" и добровольно сдался в плен американским учёным, передав им для изучения весь запас советских газет. Так сообщали все газеты мира, за исключением газет стран СЭВ и демократических стран Африки. Советскому народу и народам сочувствующих стран было сказано, что "Ленин-3" попал в астероидный дождь, а экипаж до конца нёс свою священную вахту, пока вакуум высасывал из отсеков кипы газет "Правда", отпечатанной на 10 лет вперёд со всеми возможными новостями, кроссвордами на научную тему и фельетонами о головотяпстве в предприятиях обслуживания населения. Эта новость погрузила прогрессивное человечество в некое подобие скорби.
– Напоминаю, что через пять минут состоится собрание в Ленинской комнате. После собрания состоится закрытое заседание партийной ячейки. Подчёркиваю, не общее, а закрытое. Товарищ Гарин, это вас касается.
Григорий Арсентьевич Гарин был единственным комсомольцем в экипаже. Все остальные, учитывая предательство прежних экипажей, состоявших в различном соотношении из беспартийных и партийных космонавтов, были проверенными коммунистами, оставили дома семьи или родственников из партработников и предупреждены о коллективной ответственности за попытку измены вне зависимости от её удачности. Но и Гарин, лишь только Земля выпустила корабль из нежных лап гравитации, курс на пояс астероидов был скорректирован и двигатели отключены, подал заявление на вступление и целых три рекомендации от членов экипажа.
– Итак, доброе утро всем, – хмуро произнёс Иван Иванович Варнаков, начальник 1-го отдела первой межпланетной экспедиции. – Как всегда для начала читаем свежие новости, потом товарищ Кретарь примет доклад от начальников служб, потом приём взносов и закрытое заседание. Товарищ Гарин, вы здесь?
– Тут! Я тут! – поднял руку и вскочил товарищ Гарин, активный и убеждённый комсомолец.
– Тут. Это хорошо, что тут, – серьёзно и медленно сказал Варнаков. – Хорошо, потому что доклад о состоянии дел в БЧ-5 сегодня снова делать вам. Готовы?
Варнаков грозно посмотрел на Гарина. Комсомолец улыбнулся так, словно его приняли в коммунисты, вскочил и выкрикнул по-пионерски:
– Всегда готов!
– Сядьте. Не надо вскакивать, – осёк его Иван Иванович. – Вы вот вскакиваете, придаёте кораблю разные векторы, а на корректировку курса ресурсы уходят. Народные ресурсы, подчёркиваю. Ресурсы, к которым вы пока что никакого отношения не имеете и как молодой человек, и как комсомолец. Вот кандидатский стаж выдержите, тогда и вскакивайте. Я правильно говорю, товарищи?
– Да-да, правильно, поддерживаем, – равнодушно откликнулись товарищи.
– А то вы в начале экспедиции один раз вскочите, а в конце экспедиции расхождение в миллионы километров, цель в стороне, ресурсы исчерпаны, экспедиция под угрозой провала, советский народ возмущён и негодует. А ведь вы комсомолец, Гарин! И это не пустой звук!
– Я понял! – издал звук Гарин, едва не вскочив.
Иван Иванович ещё раз холодно взглянул на комсомольца и взял в руки "Правду".
В газете писалось, что хвалёный научно-технический прогресс, жертвами и рабами которого сделались миллионы людей в так называемом "свободном мире", а по существу в мире бездуховности и вещевого закабаления, сыграл и ещё сыграет злую шутку со своими подпевалами. Так, например, в районе Манхеттена существенно увеличилось количество бездомных, которые бросаются на людей кто с просьбами о помощи, а кто и с оружием, которое, как известно, в США находится в свободной продаже.
Власти Лос-Анджелеса не в силах найти выход из сложного положения с питьевой водой, запасов которой хватит едва ли на три дня. Воротилы бизнеса взвинчивают цены на бутилированную воду, а в продаже появляются домашние приборы для фильтрации сточных вод, но цены на них кусаются, так что не всякий рядовой американец может обеспечить себя питьевой водой, не влезая в банковскую кабалу. Также весьма существенно затруднено снабжение населения патронами и журналами непристойного содержания.
В штате Кентукки вновь вспыхнул мор среди птицы и фермеров, что связывают с отвратительной работой американской системы здравоохранения и санитарного контроля. Конгресс США принял решение рассмотреть этот вопрос на одном из заседаний, но всем известна неповоротливость хвалёной американской демократии, а помощь курам и людям нужна уже сейчас.
Межнациональные распри не затихают в южных штатах, жители которых требуют равноправия с бывшими неграми. На улицах слышится площадная брань, нередко в ход пускаются кулаки, бейсбольные биты, клюшки для поло и гольфа. Граждане победнее пользуются арматурой и кольями. Звучит критика в адреса американского президента и его клики.
Акции бирж на Уолл-стрит снова обрушились, как и предсказывал Институт советской статистики. Не удивительно, что продажная американская финансовая система снова терпит крах, ведь она основана на обмане и несчастье простых, в основном, чернокожих американцев.
С другой стороны, власти Йошкар-Олы готовятся открыть новую ветвь газопровода, предназначенную для газификации близлежащих сёл. Теперь, вслед за Смоленщиной, и марийцы смогут насладиться превосходным советским газом: приготовить на нём национальные кушанья, подогреть дом, помыться горячей водой после трудового дня, постирать некоторые из вещей.
В городе Яловеть торжественно открыт первый роддом на 7 койко-мест с туалетной комнатой, кухней и линолеумом. Коллектив роддома в лице директора А. Козодоевского, замдиректора Ш. Вокзальной, завхоза Е. Авенариус, начальника хозчасти Б. Колдырян, кухонных работников З. Коровиной и В. Мясищевой, кастелянши И. Загрыбы, врачебно-акушерской группы в составе Моржовой, Сальник-Витебской, Достай-оол Семёнова, а также уборщицы Ананьевой и дворника Шорстаковича выражают коллективную надежду на то, что роженицы города по достоинству отметят заботу государства и наполнят новый роддом своими криками и криками новых членов советского общества.
Колхозы Архангельской области рапортуют о прогнозе на невиданный урожай ржи, который обещают собрать до наступления холодов. Также есть некоторые успехи в животноводстве в этом регионе.
В преддверии праздника Великого Октября ткачихи Ивановской области взяли на себя обязательство увеличить производство кумача на 5 процентов без потери легендарного качества. Инициатива простых людей нашла понимание в руководстве областью, выделившем на поддержку почина 17 тонн агитационных материалов и духовой оркестр "Старый большевик" областного Дома Культуры.
Ижевский автозавод, испытывавший проблемы со смежниками, поставлявшими кузовное железо и болты, объявил о готовящемся выходе в серийное производство новой модели автомобиля "Москвич-419-Э", которая отличается повышенной комфортностью в зоне водителя и новыми материалами обивки салона, и которая несомненно полюбится отечественным автолюбителям своей неприхотливостью, доступной ценой и светодиодными фарами современной конструкции, поставляемыми нам из ГДР.
Главной же стала новость из передовицы, в которой сообщалось о трагической гибели экспедиции NASA в районе Марса. Причиной гибели стал человеческий фактор, так как сложные условия работы, удалённость от Земли, вопиющая безыдейность и конфликт в экипаже из-за разногласий между республиканцами и демократами привели к падению станции на поверхность планеты и некоторым жертвам. ЦК КПСС в лице Генерального секретаря выражает соболезнования Президенту Соединённых Штатов и предлагает помощь в спасении выживших, которую СССР может оказать в ближайшее десятилетие в обмен на некоторые товары народного потребления и туалетную бумагу.
В соседней статье указывалось, что миссии Великобритании, Франции и Японии испытывают аналогичные трудности и, вероятнее всего, тоже скоро потерпят неудачу и крах, в то время как экспедиция "Маркс" целеустремлённо движется к своей цели, ежедневно "глотая" тысячи километров космоса на пути к победе коммунистической партии и советского народа. Настроение у экипажа боевое, космонавты с уверенностью смотрят вперёд и ждут возможности оправдать то доверие, которое оказано им нашей великой страной. Холодный свет звёзд не в силах угасить жар советских сердец – настоящих исследователей Вселенной и героев, воодушевлённых незабываемым примером Владимира Ильича Ленина, пережившего ссылку в сибирском селе Шушенском и другие репрессии проклятого царизма.
На этом политинформация закончилась, начался приём докладов.
– Товарищ Гарин, ваш доклад по БЧ-5, – сказал Кретарь и сделал жест рукой, от которого Гарин вскочил, но тут же сел и, извинившись, медленно поднялся.
– Товарищи, – начал комсомолец Гарин, – в БЧ-5 не всё гладко на данный момент.
– Гриша, давай сразу к делу. Не надо как вчера на полтора часа. Мы вчера всё услышали, – урезал Гарина Кретарь.
БЧ-5 – так называлось отделение мотористов, механиков и электриков-электронщиков. Это было самое многочисленное отделение, которым руководил старый коммунист Тарачугин и который пропал несколько дней назад при невыясненных обстоятельствах.
– Вы нашли Тарачугина, Гарин? – спросил Сергей Евгеньевич Кретарь, поправляя галстук и строго глядя на молодого человека, чтобы предупредить возникновение набивших оскомину разговоров о некачественной солярке и текущих фланцах.
– Товарищ секретарь Кретарь, силами нашего отделения снова было осуществлено прочёсывание территории корабля, включая пространство за антирадиационным кожухом. Также были обследованы ёмкости для сбора отходов жизнедеятельности и бытового мусора. В этих ёмкостях мы Тарачугина не нашли, но нашли другое. Вот.
Гарин подошёл к покрытому кумачом столу секретаря ячейки и аккуратно положил на его край особый предмет.
– Вот что удалось обнаружить.
Это была вскрытая упаковка от заграничного средства половой защиты. Самого презерватива внутри не было. Секретарь отвернулся от предмета, а замсекретаря с большим интересом его изучил. И, изучив, сказал:
– Этот вопрос мы обсудим на закрытом заседании. Продолжайте.
Гарин продолжил:
– Ещё я установил в комнате контроля систем и комнате отдыха приманки из обезвоженного рациона и включил систему видеоконтроля. Приманки оказались съедены, но это был не начальник БЧ-5, а крысы.
– Крысы?! – испугалась учёный Жанна Олеговна Пализина. – Я боюсь крыс!
– Ага, крысы, – подтвердил Гарин. – Они живут за радиационным кожухом и по вентиляции крадут пайки.
– А Тарачугина вы нашли? – спросил секретарь.
– Нет, не нашли его, – ответил Гарин с демонстративным сожалением и понурился.
– Точно нет? Не могли вы просмотреть его где-то среди ветоши? Нет? А могли его съесть эти крысы? – спросил Варнаков.
– Крысы? Тарачугина? Начальника БЧ-5? – округлил глаза Гарин. Мысль о том, что космические крысы могут съесть человека, отличающего качество соляры на вкус, показалась ему кощунственной.
– Прекратите немедленно! – закричала вдруг Пализина. – Это в голове не укладывается! Как крысы могли съесть Тарачугина, он же коммунист?!
– А они беспартийные, – сказал кто-то и все захихикали.
– Так они всех могут съесть! И меня! – кричала Пализина Жанна Олеговна.
– Успокойтесь, товарищ Пализина.
– Меня! Я для этого в космос летела, чтобы меня крысы съели, да?!
– Знаете, мы искали очень тщательно и если бы Тарачугина съели крысы, то мы нашли бы его кости или кровь, или одежду, или волосы... – пытался успокоить Гарин.
– Волосы! – вскричала Пализина и запустила пальцы в собственные кудри, настоящим учёным, вообще-то, не очень свойственные.
Варнаков, как начальник 1-го отдела, брезгливо взял двумя пальчиками упаковку презерватива и внимательно осмотрел на предмет крысиных зубов. Но нет, упаковку вскрывала человеческая рука.
– Ну так где же может скрываться Тарачугин? – спросил Кретарь. – Ведь он же не испарился? Не в шлюз же он выбросился за 11 лет до пенсии? Ему, если не ошибаюсь, по возвращении обещали однокомнатную квартиру дать. Глупо было бы.
– Заделайте в моей каюте все дыры! – потребовала Жанна Олеговна.
Варнаков помахал ей упаковкой:
– Жанна Олеговна, этот вопрос мы обсудим на закрытом заседании. Хорошо?
Пализина фыркнула и плюхнулась на деревянный стул.
– Тарачугин может скрываться в вентиляции или в трюме, среди газет. Только я не понимаю, зачем ему это нужно, – ответил секретарю Гарин. – Ему незачем скрываться от нас. У него безупречное... – он хотел сказать "реноме", но вовремя одумался: – Это честный человек!
– Понимать вам и не нужно, товарищ Гарин. Вам нужно его отыскать, а то у товарищей может закрасться подозрение, что это вы от него и избавились, чтобы получить должность начальника БЧ-5, – сказал Варнаков и пристально посмотрел в глаза комсомольца. Тот смутился и растерялся.
– Да как же я-то? Как это – избавился? Это же мой начальник непосредственный, он меня азам научил. Он наставник мой. Он тут лучше всех знает где какой поток, где какой аккумулятор... Он мне даже рекомендацию писал. Нет, вы так не говорите, товарищ Варнаков. Я, конечно, ещё комсомолец, но совесть у меня как у коммуниста!
Он покраснел лицом и сел, опустив голову. Соседи подбадривали его тычками в бока, отчего Гарин дёргался как несознательный паяц.
– Значит, вопрос по исчезнувшему Тарачугину остаётся открытым, – резюмировал Кретарь. – Так, времени уже много, работы невпроворот, поэтому предлагаю перейти к закрытому заседанию, а взносы я приму вечером. Всё понятно? Товарищи? Хорошо, тогда прошу глав бюро остаться, а остальным – хорошего космического дня и продуктивной работы.
Когда отсек покинули непосвящённые и остались только осиянные особым доверием члены партии, Варнаков с прежней брезгливостью в движениях пальцев и мимике лица приподнял упаковку от презерватива и обратился к главе бюро научных работников:
– Жанна Олеговна, как бы вы могли объяснить это?
– А чего сразу я? – возмутилась Пализина и выдвинула изрядно накрашенные глаза в позицию оскорблённого коммуниста.
– Вы – единственная женщина в экипаже, вот и объясните.
Жанна Олеговна сложила руки на груди, фыркнула и, закинув ногу на ногу, приотвернулась от Варнакова, сделав вид, что увлечена потолком.
– Или вы располагаете сведениями о гомосексуальных связях среди мужской части экипажа? – продолжил выяснять важный вопрос Варнаков.
Жанна Олеговна хоть и была молодой коммунисткой, и руководить научной частью экспедиции её назначили не по научным заслугам (вряд ли бы она назвала темы своей дипломной работы или диссертации), но её отец руководил важной промышленной областью и, будучи по профессии строителем, готовился претендовать на министерскую роль в сфере здравоохранения или культуры, поэтому цену себе она знала. Пализина чуть повернулась в сторону стола председательствующих и пристально посмотрела на Сергея Евгеньевича Кретаря.
Сергей Евгеньевич Кретарь, потомственный хлебороб из южных регионов, отличившийся в знаменитой битве за урожай 2084 года, когда на каждый отвоёванный у природы гектар приходилось по одному вышедшему из строя комбайну "Дон-1500У" и по десятку награждённых героев труда, смутился от этого взгляда, хотел отмолчаться, но подумав мгновение, наклонился слегка к уху Ивана Ивановича и что-то прошептал.
– Добро. Вопрос откладывается до его решения на вышестоящем уровне, – сказал Варнаков, недоумённо поглядев на секретаря. – Радиограмму я отправлю сегодня же. Прошу заинтересованных лиц это учесть.
– Может, докладывать-то... Можно же и не докладывать? – всё ещё смущённо сказал секретарь.
– И чего тут докладывать? Мы тут в космосе одни, у нас миссия, а вы, Иван Иванович, в чужие постели лезете, словно не улетали никуда! – поддержала Сергея Олеговича Пализина.
– Вот именно! – Варнаков привстал и снова сел, обозначив вставанием важность вопроса. – Мы тут на острие внимания всего человечества! Мы штык, выставленный во тьму Мироздания! Мы выполняем важнейшую задачу, поставленную 39 Съездом КПСС! На нас всякий советский человек смотрит через телескопы газет и телевизионных программ как на надежду всего прогрессивного человечества! Все заграничные злопыхатели ждут нашего провала как поражения всей нашей системы, а вы тут занимаетесь нарушением партийной и внутрикорабельной этики! Женщина на нашем корабле, Жанна Олеговна, это не повод для нарушения нравственных норм современного коммуниста!
– А что же ещё? – ядовито спросила Пализина.
– Как что ещё?! – изумился Варнаков и вскочил, придав ненужный вектор кораблю. – На вас руководство научной программой, как минимум! У вас микроскопы! У вас дорогостоящее оборудование! У вас подчинённые! У вас насыщенная программа микробиологических экспериментов и выращивание картофеля для нужд камбуза! Вы помните об этом? Вы тут фактор дисциплинарный, психологический, кроме этого! Помните документы, которые подписывали? Вот они у меня – в сейфе! Хоть сейчас могу достать ваше дело и всем зачитать то, за что вы расписались! При всех товарищах, чтобы знали! Где бортовой врач?! Почему вы молчите?! Молибджон Фатхиргареевич?! Расскажите товарищам о роли женщины в сохранении психологического климата!
Врача, однако на собрании не было. Варнаков порыскал глазами среди экипажа и присел, разгорячённый конфликтом, но озадаченный отсутствием врача.
– Что-то я не вижу своего психологического влияния на экипаж. Орёте вот на женщину, скандал раздуваете, – сказала Пализина и в гримасе презрения скривила губы так умело, что Варнакову захотелось любить её и ненавидеть одновременно, хотя ни того, ни другого он не мог.
– Скандал раздуваю?! – снова вскочил он.
– Раздуваете, Иван Иванович, – подтвердила Жанна Олеговна и скривила губы ещё отвратительнее и желаннее.
Начальник 1-го отдела уже был заметно красен. Он схватил гранёный графин и налил в гранёный стакан немного негранёной воды. Он мог бы налить и больше, но даже в момент эмоционального расстройства помнил, что воду на корабле следует беречь не только от экипажа, но и вообще, потому как она хоть и рециркулируется, но рециркуляционная установка, сделанная в Зеленограде, уже подавала поводы для беспокойства, а начальник БЧ-5 Тарачугин – мастер на все руки – бесследно исчез.
Варнаков выпил воду, восстановил температуру своего чекистского ума до оптимальной и снова взялся за упаковку от презерватива.
– Товарищам не видно, но теперь я хочу сказать всем, что это такое. Это — презерватив! Мало того, товарищи, это презерватив иностранного производства! Да-с! И чтобы быть совершенно точным, подчеркну, что это презерватив, произведённый в стране, состоящей... в НАТО!
– В какой стране? Что за страна? – заинтересовались товарищи.
– Это совершенно сейчас не важно. А важно то, что этот предмет, произведённый в стране нашего противника, оказался в космической экспедиции Союза Советских Социалистических Республик – на корабле под названием "Маркс".
В глазах коммунистов не было видно ни капли омерзения, поэтому Варнаков повысил голос. Упали стеклянные гранёные слова.
– Маркс! И презервативы! Маркс и презервативы! Решения Партии и презервативы! Учение Ленина и презервативы!
Всем сделалось смешно, даже Пализиной, губы которой Варнакову хотелось искусать до крови.
– Смешно? Вам смешно? А давайте, товарищи, сюда, в эту святыню советской науки, принесём Нью Йорк Таймс, Индепендент, Рейтер какой-нибудь, Плэйбой, жевательную резинку, порнографию, джинсы, джаз, пидорасов закажем по рации?! А?! Как вам такое предложение?!
Почему-то товарищам всё ещё было немного смешно, хотя это были тёртые коммунисты.
– "Ленин-2" дистанционно приземлили на Камчатку, чтоб вы знали, – сказал Варнаков уже спокойно, без пыла. – Экипаж не погиб от взрыва второй ступени, в которую американские шпионы тайно впрыснули бракованное топливо. А вас посадят прямо в Магадане – я это могу обещать как начальник 1-го отдела.
Лица присутствующих обесцветились и смех пропал. Очевидно, приземляться в Магадане хотелось не всем.
– Жанна Олеговна, я спрашиваю прямо: где, когда и как вы достали этот презерватив?
– А это не мой, это его, – не смущаясь ответила Жанна Олеговна и указала алым ногтем на Сергея Евгеньевича Кретаря, до той поры умело ускользавшего от ответственности.
Изумление постигло Варнакова. Он только взглянул на соседа по столу и понял по лицу того, что слова Пализиной были правдой. Это подкосило колени Ивана Ивановича, он упал на стул и схватился за голову.
Председательствующий, главенствующая роль которого была временно оттенена активностью начальника 1-го отдела, взял вожжи в свои руки.
– Давайте перейдём к вопросу о пропаже Тарачугина. При всех мы не стали усугублять проблему, чтобы не сеять ненужной паники, но нельзя не признать, что исчезновение начальника БЧ-5 – это не шуточки. Я понимаю, что никто из вас ничего не знает, иначе бы уже сказал. Но я прошу всех вас, товарищи, провести собственные расследования среди подчинённых групп. Делать это нужно аккуратно, расспрашивать как бы между прочим, не поднимая шума. Выясните отношения членов экипажа с пропавшим, кто и когда его видел. Может быть, кто-то видел его пьяным. Проверьте запасы спирта, сверьтесь с ведомостью выдачи. Может быть кто-то проговорится, кто-то знает что-нибудь, видел что-нибудь. Никакие детали отметать нельзя, всякие предположения нужно проверить. Если кто-то вызовет подозрения, то доложите мне или Ивану Ивановичу. У нас есть рычаги влияния, дознанием займёмся мы. Но первичные меры возлагаю на вас.
Едва он договорил, как в коридоре послышался шум и в Ленинскую комнату ворвался комсомолец Гарин.
– Случилось страшное! – прокричал он.
Лицо комсомольца носило признаки типичной для молодых людей эмоциональной избыточности: задранные брови, выпученные глаза, беспомощно раскрытый рот как у птенца. Пилотка отсутствовала, волосы стояли дыбом, форменная одежда была в беспорядке. Всё говорило о чрезвычайности происшедшего.
– Страшное! – снова крикнул Гарин.
Товарищ Кретарь поднялся, принял строгий вид и произнёс, не мигая, чтобы подчеркнуть чрезвычайность:
– Страшное, товарищ Гарин, очень страшное.
Гарин громко сглотнул и снова хотел кричать, но Кретарь не дал ему.
– Вы ворвались на закрытое заседание партийной ячейки космического корабля "Маркс", когда старшие товарищи обсуждают организационные вопросы – вот оно страшное.
Тут Гарина сначала выгнуло назад, потом вперёд, потом он бросился в угол, где стоял флаг СССР, и его стошнило громко и непристойно. Члены собрания вскочили и одни из них тоже начали испытывать не подобающие мероприятию позывы, а другие – помогать будущему коммунисту эти позывы воплотить в жизнь.
– Воды!
Гарин заглотил из графина, снова стошнился, остатки воды были вылиты ему на голову. Ничего не соображая от ужаса, комсомолец утёр лицо красным бархатом.
– Что? Что случилось?
– На корабле чужой! – просипел Гарин и упал на ближайший стул.
Каюта Молибджона Фатхиргареевича была последней в жилом модуле, поэтому сломанную дверь никто не заметил. Поисковый отряд Гарина обнаружил врача в моторном отделении, куда тянулся кровавый след. В луже крови на металлическом полу лежало его истерзанное тело с остатками майки-алкоголички. Левая рука с татуировкой "йод" и правая с татуировкой "ватка" лежали отдельно от тела, и некоторые из увидевших это сразу поняли, что теперь экспедиция "Маркс" вряд ли может рассчитывать на незатейливые услуги врача. Поговаривали, что на животе погибшего прежде была надпись "аспирин", выколотая вверх ногами, чтобы её носитель мог освежать в памяти основные средства лечения, но живота больше не было – живот был выеден, и надпись пропала вместе с ним.
Всем также было ясно, что никакой человек подобное сотворить не мог. Даже руки оторвать было бы неимоверно сложно, а уж съесть врача, который никогда не мылся, и вовсе невообразимо. Это сделал какой-то зверь, какое-то страшное исчадие, чужой.
Наверное, впервые с начала полёта лапша по-флотски поедалась экипажем с беспримерной неохотой. Иван-чай пили как слезы собственных матерей – брезгливо и торопливо. К рогаликам с повидлом вообще никто не притронулся. Судовой кок сжёг все рогалики, а повидло напоминало о крови Молибджона Фатхиргареевича, всё ещё лежавшего в моторном отсеке в позе рогалика.
То же самое случилось и на ужин. И на вечерний просмотр советской комедии "Волга-Волга" в кают-компанию никто не пришёл, кроме Варнакова и Кретаря. Люди были подавлены гибелью члена экипажа, врача, коммуниста и товарища. Но вахта службами неслась исправно, начальник 1-го отдела сидел на посту секретной связи и отправлял донесения, а Сергей Евгеньевич Кретарь заносил в судовой журнал сведения своевременно и точно. Только взносы остались неуплаченными.
* * *
– Свободному от дежурств экипажу собраться в Ленинской комнате для проведения политинформации, решения организационных вопросов и сдачи партийных и профсоюзных взносов. После состоится закрытое собрание партактива.
Начался новый день.
Франция захлёбывалась в студенческих беспорядках. Традиционно бунтовали шахтёры в Англии. Вновь поднимало голову неонацистское отродье в Западной Германии. Американская военщина терроризировала кубинских рыбаков. Япония требовала возвращения островов и совершала пиратские рейды на камчатского краба.
С другой стороны, Лаос и Кампучия шли по пути построения коммунизма не колеблясь. Дружественный Судан прислал в Москву делегацию по обмену культурными традициями. Подписаны новые взаимовыгодные торговые соглашения с Ираном, Пакистаном, Северной Кореей и Республикой Бангладеш.
Также "Правда" привела полугодовую статистику по добыче природных ресурсов и объёмам внутренней торговли. Хорошо показали себя лесозаготовительная промышленность, нефтегазовая и оленеводы Якутии. В целом с планом справились животноводы, лёгкая промышленность и предприятия металлургии. Наметилось небольшое отставание в области производства пеньки и воска, но это сезонные колебания, которые выровняются к концу года.
Вызывает многочисленные нарекания работа Балтийского рыболовного и Северного рыболовного флотов. План по сельди, скумбрии и минтаю выполнен на 98,7 процента. Также названа неудовлетворительной работа государственных предприятий по обслуживанию населения. Спустя рукава поработали и деятели культуры: число художественных кинокартин по сравнению с прошлым годом снизилось; наметился кризис в литературных приёмах нравственно-патриотического воспитания молодёжи; постепенно снижается роль народных музыкальных инструментов в досуге советского человека.
Главную же новость поведала передовица. Научная экспедиция Северной Кореи, высланная с Земли на Солнце, после продолжительных технических проблем сумела благополучно приземлиться на Меркурии и испытать ядерное оружие. Народ Корейской Народно-Демократической Республики с ликованием принял эту новость. Празднества охватили всю северную часть Корейского полуострова. Песни, пляски и военные парады организованно проводятся во всех городах, сёлах, деревнях и трудовых лагерях. Народ неустанно благодарит своего лидера Ким Ир Чона за это достижение, в веках прославившее труд корейского народа и его армии. Генеральный Секретарь ЦК КПСС Илья Владимирович Добронравин в ходе продолжительной телефонной беседы выразил главе КНДР радость от победы своего дальневосточного соседа, сердечно поздравил его и пообещал прислать в Пхеньян подарок от советского народа – 180 тонн ржи, невиданный урожай которой намечается собрать к празднования Великого Октября.
– С новым космическим трудовым днём, товарищи, – деловито сказал Сергей Евгеньевич Кретарь.
– Прошу начальников служб сделать доклады, – сурово сказал Варнаков. – Начальник штурманской службы.
Никто не поднялся. Люди переглянулись. Штурмана в Ленинской комнате не было.
– Можно я скажу? – поднял руку фельдшер Янауллин.
– Докладывайте, – разрешил Кретарь.
– После вчерашнего происшествия я остался единственным медицинским работником на корабле. Я понимаю, сейчас, может быть, не самый лучший момент для такого разговора, но вся тяжесть медицинского труда теперь на моих плечах.
– Что вы имеете в виду, товарищ Янауллин? – спросил Кретарь.
– Я имею в виду, что зарплата мне теперь как будет начисляться?
Сергей Евгеньевич изменился лицом. Вопрос неприятно поразил его своей неуместностью и какой-то совершенно непартийной наглостью.
– Вот посмотрите, – торопливо продолжил коммунист советской Татарии Янауллин, боясь, что ему не дадут договорить, – мы тут как бы находимся в загранкомандировке, а заплата идёт почему-то в рублях...
– В рублях и чеках "Внешпосылторга", – прервал его Кретарь. – Вы почему подняли этот несущественный вопрос, товарищ Янауллин?
Янауллин хотел объясниться, но тут вступил Варнаков.
– Вам валюта нужна, Янауллин? Вам – коммунисту – доллары подавай, так? Для чего вам доллары? Что вы хотите с ними делать? Сэндвичи покупать? Жевачку покупать?
– Я только хотел сказать, что я теперь за двоих... – поникшим голосом промямлил
Янауллин.
– Заграничную шлюху вы хотите купить в первом же космическом порту? Или хотите привезти из загранпоездки импортную магнитолу для своего сына? Что скажете, товарищ? Шлюху или магнитолу? Или советское правительство мало для вас сделало? Или отечественных магнитол у нас нет? Или вас только шлюхи интересуют? Вас – коммуниста! Или джинсы купите и "Мальборо" в поясе астероидов и будете курить как какой-нибудь американский сукин сын?!
– Советское правительство гарантирует справедливую оплату гражданам за свой труд... А я теперь один за двоих... Тарачугин же погиб... – оправдывался Янауллин.
– Шлюхи, джинсы и валюта – вот что вас интересует, товарищ! – совсем рассердился начальник 1-го отдела. – И импортные шмотки!
– Ну почему же...
– Потому что совести у вас нет! Ни партийной, ни какой другой!
– Есть у меня совесть, – смотрел в пол Янауллин.
– А за что вам платить, как я догадываюсь, в двойном объёме? Что вы делаете как медицинский работник?
– Я... – начал Янауллин.
– Контролируете работу камбуза – раз. Проверяете санитарное состояние территории – два. Пишете отчёты по своей части – три. Я правильно сказал?
– Правильно, товарищ Варнаков.
– Правильно, потому что я вашу должностную инструкцию знаю. Но также я знаю, что у нас за антирадиационным кожухом крысы живут!
– Боже, опять эти крысы! – вскрикнула Пализина.
– А состояние моторного отсека, в котором, кстати, был найден ваш бывший начальник, вообще не поддаётся описанию! Да-да, грязь, соляра и мазут! И масляная ветошь, способная к самовозгоранию!
– Фланцы текут, – подал робкий голос комсомолец Гарин. – И сальники.
– В свою очередь и до вас доберёмся, – успокоил Гарина Кретарь.
– Когда вы выходили из медотсека со счётчиком Гейгера, товарищ Янауллин? – въедливо спросил Варнаков.
– Я... – ответил фельдшер.
– Когда в последний раз проводилась дератизация корабля?
– Ну... – ответил фельдшер.
– Почему радиопротекторы экипаж получал в июле, хотя сейчас уже октябрь?
Фельдшеру нечего было ответить на эти коварные вопросы. Он только был рад, что Варнаков не заикнулся о санитарном состоянии камбуза, где тараканы по ночам устраивали безумные оргии и падали в кухонную утварь от изнеможения.
– И теперь что? – продолжал отчитывать Варнаков. – Выдать вам двойную зарплату и чеки "Внешпосылторга" за это? Или сразу доллары? Или фунты стерлингов? Или немецкие марки? Или шлюхой обойдётесь? А, товарищи? Как решим этот вопрос? Закажем коммунисту Янауллину импортную шлюху с астероида, чтобы он вспомнил о своей партийной совести? Вспомнил о своей старой матери в татарской деревне, в старой избе с развалившейся печью, которая только и думает о своём сыне, о своём драгоценном космонавте! Которая, к счастью, не знает, что этот космонавт думает не о матери, не о Родине, не о задании партии и советского народа... А о чём, товарищи?
Товарищам было и смешно, и страшно, но страшно было сильнее, чем смешно, поэтому никто даже не улыбался.
– Я не о шлюхах говорил, товарищ Варнаков, а о справедливости и равноправии, – совсем уж обречённо сказал Янауллин. Варнаков вскочил, но Кретарь мягко остановил его и сказал сам.
– Поймите нас, товарищ Янауллин, как мы понимаем вас. Мы находимся в космосе, где нет ни импортных сигарет, ни джинсов, ни магнитол, ни даже шлюх, как выразился товарищ Варнаков.
Кретарь зачем-то нежно взглянул на учёного Пализину.
– У нас есть только Вселенная, наш маленький корабль в вакууме и наша цель, поставленная 39 Съездом КПСС. И если мы будем думать о справедливости и равноправии, а не о выполнении своего долга, то так мы долго не протянем. Вспомните вчерашнюю заметку об американском корабле, упавшем на Марс. Наверняка там тоже выступал свой Янауллин с требованием получать валюту, а потом все погибли. Вы понимаете? Давайте думать в духе коллективизма, а не как эгоистичные индивидуалисты? Согласитесь, это гибельный путь. Хорошо?
– Да, спасибо, товарищ Кретарь, – поблагодарил Янауллин, весь бледно-красный от гаммы чувств и особенностей кровообращения.
– Товарищ Гарин?
– Да! – вскочил комсомолец.
– Вам вчера было сказано не вскакивать! – заорал Варнаков, вскочив.
Гарин сел и медленно поднялся.
– Григорий Арсентьевич, отчитайтесь о поисках Тарачугина, пожалуйста, – спокойно попросил Кретарь и прошептал что-то Ивану Ивановичу, очевидно, успокаивая его, чтобы тот не орал на людей так сильно.
– Сергей Евгеньевич, мы после... – начал Гарин.
– Товарищ Кретарь, – поправил его товарищ секретарь.
– Да, простите, товарищ Кретарь. Вчера, после того, как мы нашли нашего врача убитым, поисковая операция больше не проводилась.
– Как так? Разве я отменял задачу? – удивился Кретарь.
– Нет, но нам пришлось собрать тело, убраться там, вымыть всё, потом самим...
– Я же не отменял указание искать Тарачугина?
– Не отменяли, товарищ Кретарь.
– Отчего же вы его не выполнили? – спокойно спросил Сергей Евгеньевич, но Гарин замолчал.
Комсомолец ещё только постигал среду партийного управления, ещё витал в пережитках своей юности и, возможно, мечтал построить коммунизм до своей смерти, полагая это целью, а не средством, поэтому неизбежно совершал ошибки. Это понимал и Кретарь, и не сердился на молодого человека, но твёрдостью своей подталкивал его в направлении правильного развития. Кто знает, может, этот Григорий Арсентьевич сам когда-нибудь станет партийным руководителем, сам поведёт за собой коммунистов и беспартийных в бескрайние просторы построения коммунизма.
– Так, – с досадой сказал Кретарь, – мы с вами сегодня опять потеряли много времени и даже не заслушали доклады всех служб. Нам сегодня помешали.
Секретарь с упрёком посмотрел на Янауллина, и все посмотрели на Янауллина, а тот ни на кого не посмотрел, а только хотел спрятаться в свой медотсек и найти батарейки для дозиметра, если они вообще существовали.
– Время уже к обеду, поэтому я предлагаю закончить общее собрание, а уплату взносов отложить на завтра. Сейчас же я проведу закрытое собрание.
Намёк был понят, лишние вышли, нужные остались. Когда партактив уединился, секретарь поднялся и начал.
– Товарищи. Думаю, выражу общее мнение, что ситуация на нашем корабле вышла за рамки нормальной. Крысы, Молибждон Фатхиргареевич, Янауллин... Всё это тревожно и непонятно. Экипаж теряет моральный дух, начинает задумываться о зарплате, плохо ест макароны по-флотски.
– Да, мне тоже доложили, – подтвердил Варнаков.
– Вот, я не голословен.
– Про импортный презерватив вы забыли упомянуть, товарищ Кретарь, – напомнил Варнаков, не глядя на соседа по столу.
– Совершенно верно, товарищ Варнаков, – не смутился Кретарь. – Психологический климат коллектива неуклонно стремится вниз. Я считаю, что ситуация чрезвычайная. Предлагаю объявить режим ЧП и вскрыть секретный пакет номер 3. Кто за это решение – поднимите руки.
Проголосовали единогласно.
– Товарищ Варнаков, принесите пакет номер 3, – приказал Кретарь.
Иван Иванович кивнул, сходил на пост секретной связи и принёс из сейфа запечатанный пакет с предупреждающими надписями, но не успел он его вскрыть, как снова случилось страшное.
– Там это! Там снова! – закричал Гарин, ворвавшись в Ленинскую комнату.
Морозные ощущения испытали собравшиеся и сразу всё поняли без дальнейших объяснений. Новая беда случилась на корабле, ещё один член экипажа погиб.
– Какой у вас кандидатский стаж, товарищ Гарин? – спросил Кретарь строго.
– Какой ещё стаж?! Какой стаж?! Там штурмана убили! – прокричал обезумевший Гарин.
– У вас стаж – 7 месяцев, а нужно выдержать год. Год без нарушений. Я правильно говорю, товарищи?
– Убили штурмана Зайца! – крикнул в надежде взаимопонимания Гарин, но не обрёл его.
Штурман Алесь Григорьевич Заяц был растерзан рядом с рубкой корабля, когда покинул её ради общего собрания. Коридор был перепачкан, одежда изорвана, партийный билет со вложенной в него суммой на уплату членских взносов разбух от крови. Очки нелепо сидели на изумлённом лице с распахнутым ртом, в котором недоставало половины зубов.
Макароны по-флотски ели отвратительно. Иван-чай остывал как сирота на паперти. Рогалики не лезли в горло.

* * *
Холодные звёзды с равнодушием наблюдали за судьбой советского корабля, затерявшегося в безмолвии космоса. Темнота и пустота окружали его. Радиация упорно скреблась о защитный кожух, за которым крысы доедали свои утренние дегидрированные пайки, украденные у людей. В каюте, приведённой в беспорядок борьбой за жизнь, валялось тело кока Урджуняна. В его правой руке была крепко зажата банка белорусской сгущёнки, измятая от ударов о врага. В левой – словно оберег – партийный билет. Сгущённое молоко предназначалось для выпечки праздничных тортов, чтобы порадовать экипаж на годовщину Великой Революции. Графа "Октябрь" в членском билете была пуста, 6 советских рублей двумя билетами образца 2061 года лежали рядом друг на друге, как два брошенных всеми старика.
– Доброе утро экипажу. Объявляю сбор в Ленинской комнате для проведения собрания и уплаты членских взносов. Соблюдайте личную безопасность, товарищи. В коридорах оглядывайтесь назад, на перекрёстках смотрите по сторонам. Держитесь кучнее. Прислушивайтесь к посторонним звукам, – раздалось по корабельной связи.
Оказалось, что в преддверии праздника читинские лесорубы Г. Лемке и Я. Берзиньш не сговариваясь вызвали друг друга на социалистическое соревнование. Лемке собирался использовать бензопилу "Урал" 1959 года выпуска, а Берзиньш – её модифицированную версию 2091 года с прецизионным коленвалом и антивибрационными рукоятями из дефицитной пористой резины. Руководство Читинского управления лесозаготовительных работ и областной комитет КПСС одобрительно высказались об инициативе лесорубов и обещали поощрить победителя тазом мороженой брусники и комплектом утеплённой спецодежды 1 сорта.
Столичный театр имени 150-летия Ильича (бывший МХТ им. Чехова) анонсировал премьеру нового сезона – пьесу "Ленин и печник" по одноименному стихотворению А. Т. Твардовского. К постановке привлечены лучшие театральные силы: режиссёр-постановщик К. Бесштанный, хореограф Е. Пат, композитор М. Блямкин, осветитель Г. Корсаков-Печорский, а также артисты: С. Шалыга, Ю. Мамаева, М. Гнустич. Главную роль В. И. Ленина сыграет любимый московский артист, лауреат Ленинской премии, народный депутат РСФСР, заслуженный артист СССР Эдуард Ростиславович Сирота-Безземельный.
Не обошлось без неприятных новостей. В ходе проверки СЭС на Свердловском заводе безалкогольных напитков выявились некоторые нарушения: плохое антисанитарное состояние производственного оборудования и площадей, низкий уровень знания производственного процесса у работников и, как следствие, возмутительные факты выпуска некачественной продукции: этикетки клеятся вверх ногами, обработка бутылок производится спустя рукава, в напитках попадаются предметы, не входящие в их рецептуру. Как итог – качество газированной воды марок "Лимонад", "Дюшес" и "Буратино" не отвечает потребностям советского человека, в существенной степени унижает его достоинство. Руководство завода, страдающее недостатком партийной дисциплины и отсутствием ответственного отношения к социалистическому труду, подвергнуто взысканиям.
С другой стороны, не всё ладится и за рубежом.
Как сообщает газета "Юманите", космический корабль Франции "Сhercheur de vérité", исследовавший газовую атмосферу Венеры был уничтожен. Иностранные информагентства утаивают истинные причины произошедшего, но совершенно очевидно, что это произошло из-за низких морально-нравственных качеств и никудышной профессиональной подготовки французского экипажа, наполовину состоящего из граждан бывших африканских колоний. Это событие всколыхнуло налогоплательщиков Франции, начались уличные беспорядки. Повсеместно слышатся требования отставки президента Франции Арно Клементьяна, придерживающегося антисоциалистических убеждений, и улучшения жизни простого французского народа. Правительство массово применяет полицию. В ход идут резиновые пули и водомёты. Есть пострадавшие среди нищих, обездоленных и студентов.
Неспокойно и в Гондурасе, где недавно начала работу сеть американских магазинов быстрого питания. Свободолюбивый народ Гондураса, испытывавший сложности с товарами первой необходимости и продуктами питания, увидел в экспансии американского капитала попытку уничтожить суверенность своей страны. Массовая демонстрация граждан, поддержанная Партией Свободы и Возрождения, смела с лица Тегусигальпы несколько американских магазинов, торгующих гамбургерами, кока-колой, жевательной резинкой и прочей некачественной американской едой.
Телеграфное Агентство Советского Союза сообщает, что работы на космическом корабле "Маркс" идут планово, состояние здоровья экипажа в полном порядке, полёт проходит в состоянии психологической и профессиональной гармонии. Командир экипажа Сергей Евгеньевич Кретарь и комиссар экспедиции Иван Иванович Варнаков отчитались о своевременной сдаче экипажем партийных и профсоюзных взносов, а также о приёме в Общество охраны памятников трёх новых членов.
– Надеюсь, все понимают, что экспедиция наша в опасности? – начал товарищ Кретарь после прочтения газеты.
Экипаж был хмур, молчалив, некоторые лица небриты.
– Это ЧП, товарищи. Если не принять меры, то нас за это там... – секретарь указал в потолок, – по головке не погладят. Не погладят! Я предлагаю отойти от привычного регламента и обойтись сегодня без докладов начальников служб. Кто за?
Всем было наплевать, поэтому проголосовали единогласно.
– Вот и славно. Я думаю, один день обойдёмся без докладов? Хорошо, принято. Но если есть экстренные донесения, то сообщайте немедленно.
Учёный Пализина немедленно подняла руку.
– Подождите, товарищ Пализина. Я ещё не закончил.
– У меня экстренное, – настаивала Пализина.
Сергей Евгеньевич проигнорировал, поднялся, взял в руки пакет ?3.
– Товарищи, с сегодняшнего дня, прямо сейчас, в исполнение приказа о чрезвычайных ситуациях я зачитаю новые правила о жизни на корабле и действиях экипажа.
Он достал из пакета папку, открыл её и, не глядя в бумаги, словно это были свитки священных письмен, которые коробятся и трухнут от взгляда нечестивца, продолжил:
– Первое. Ежедневное собрание в Ленинской комнате начинается с заслушивания и совместного пропевания гимна Советского Союза стоя, повернувшись лицом к символам СССР – Флагу, Гербу и Конституции 2077 года.
Ленинская комната была невелика. Флаг СССР пришлось установить у двери, Герб висел над головами председательствующих, а Конституция находилась в стеклянном ящике в третьей стороне. Повернуться лицом ко всем трём символам было невозможно, один из них всегда оказывался позади.
Кретарь достал из пакета аудиокассету "Свема МК-60" с надписью "гимн" и показал всем.
– Второе. В целях улучшения дисциплины и психологического климата перед политинформацией проводится утренняя гимнастика под музыкальное сопровождение и методические указания диктора.
Кретарь достал из пакета ещё одну аудиокассету "Свема МК-60", но с надписью "гимнастика", и опять показал всем.
– Третье. В целях недопущения вредительской и антисоветской деятельности среди экипажа комиссару миссии повесить в гальюне ящик для приёма анонимных доносов и проверять его наполняемость трижды в сутки для своевременного реагирования на сигналы.
В пакете никакого ящика не было, и Кретарь ничего из него не достал.
– Товарищ Гарин, вам предлагается соорудить соответствующий ящик из имеющихся средств и передать его товарищу Варнакову. Как поняли?
– Сделаю, – вяло откликнулся комсомолец.
Кретарь хотел читать дальше, но тут Жанна Олеговна не выдержала и выкрикнула, не поднимая руки:
– Вот сейчас можно я скажу?
– Нет, товарищ Пализина, сейчас нельзя, – отказал ей секретарь.
– А я всё равно скажу! – повысила голос учёная и поднялась. – Вы нам предлагаете писать друг на друга доносы, товарищ Кретарь! Это возмутительно!
– Это не я предлагаю, это содержание приказа о мерах при чрезвычайных ситуациях, – спокойно поправил её Кретарь, глядя на волшебные губы Жанны Олеговны. – Хотите оспорить указания руководства?
– Мне всё равно! Пусть хоть чёрт их предлагает! Я прекрасно понимаю, что без доносов жить совершенно нельзя, но скажите мне, скажите всем нам вот что: как, вернее, на чём нам писать доносы?
– Сядьте, Жанна Олеговна! – приказал Варнаков.
– Не сяду! – крикнула Жанна Олеговна и нахмурила брови. Брови так дивно изогнулись при этом, что лицо её сделалось злым и отталкивающим, как у всякой недовольной чем-нибудь женщины, но в той же степени и притягивающим. Варнакову захотелось ударить это лицо по щеке, но затем исцеловать его до бездыханности, хотя он и не понимал, зачем ему это нужно.
– Замолчите! – закричал Иван Иванович, начальник 1-го отдела.
– Не! Замолчу! – крикнула Жанна Олеговна в два выдоха.
Сергею Евгеньевичу тоже хотелось зацеловать лицо Жанны Олеговны, поэтому он остановил Варнакова и позволил говорить учёному Пализиной.
– Пусть товарищ Пализина выскажется. Не будем затыкать рот члену коллектива.
– Я выскажусь! И не надо мне рот затыкать!
– Никто вам ничего не затыкает, – успокоил её Кретарь и немного смутился от этих неправдивых слов.
– Почему нам предлагается писать доносы, если нам не на чем их писать?! А?! Я спрашиваю: вот у нас половина трюма забита газетами "Правда" для политинформации, каждый день по нескольку листов бумаги уходит на ежедневные отчёты! В каждой из служб! В каждой!
– Верно, верно, – подтвердили оставшиеся в живых начальники служб.
– А в гальюне жопу, простите меня, подтереть нечем! То есть ящик для кляуз там висеть будет, а туалетной бумаги – нет!
– Как? – удивился Варнаков. – разве вы не взяли в полёт туалетную бумагу?
– В полёт?! Мы уже восьмой месяц летим! Вагон этой бумаги я должна была взять что ли?! Мы вообще-то тут на полном гособеспечении и не обязаны никакую бумагу на годы вперёд закупать! Вы нам обязаны её предоставить! О-бя-за-ны!
– Замолчите, товарищ! – снова не выдержал Варнаков.
– Сам замолчите, дурак! – крикнула Пализина.
Все поняли, что произошло нечто ещё более чрезвычайное, чем всё чрезвычайное до этого. Наметился конфликт, наметился пресловутый человеческий фактор. А это, между прочим, был дальний космос, это были особые условия, это было оскорбление комиссара экспедиции.
Вдруг Варнаков обрёл спокойствие, неожиданно, надо сказать, для всех, сел за стол, накрытый кумачом, весело побренчал ногтями по гранёному графину и достал откуда-то папку, тесёмки которой развязал с тревожной развязностью и опасной улыбкой.
– Товарищ Жанна Олеговна Пализина, если не ошибаюсь? – осведомился он и продолжил: – Вот это – папочка. Эта папочка на вас, пока ещё товарищ Пализина. Вы хотите узнать, что в этой папочке?
– Говно вашей мамочки! – сострила Пализина, сложила руки на груди и села вполоборота.
– Нет, Жанна Олеговна, там иное. Там 17 доносов от членов экипажа. 17 доносов... на вас, – спокойно произнёс Варнаков и показал папочку всем, не открывая её, впрочем, потому что ничего в ней не было. – А семнадцать доносов – это радиограмма на Землю. А радиограмма на Землю – это судьба вашего отца, который идейный коммунист и перспективный руководитель высокого ранга. Вы меня уже поняли или мне зачитать некоторые из этих доносов?
Пализина сперва притихла, ошарашенная предательством экипажа, но молчать уже не могла, подобно большинству женщин. Её просто разрывало от желания наговорить грубостей и выставить кого-нибудь дураком.
– У вас передатчик мощностью всего в три киловатта. Ни до какой Земли этой мощности не хватит. Докладывайте сколько угодно, а только либо выдайте мне туалетную бумагу, либо начните выдавать коллективу газеты для личной гигиены. А сами... – она пронзила Варнакова своими прекрасными глазами, похожими на две чёрных дыры в млечных туманностях, – сами можете подтираться своими радиограммами!
Блеф Варнакова не удался, рычаги влияния на Пализину выскользнули из рук, ситуация обострилась оскорблением печатного органа Центрального Комитета КПСС. Опасность бунта на корабле стала явной как-никогда. Ещё немного и всё покатится как снежный ком. Единственная женщина на борту вела корабль к космической катастрофе.
Чтобы избежать этой космической катастрофы, ещё не неминуемой, Сергей Евгеньевич Кретарь объявил о приёме взносов.
– Товарищи. У нас взносы просрочены на три дня. Как видите, даже в "Правде" уже написали, что взносы собраны. Это значит, что товарищ Варнаков отослал ложный отчёт, обманул вышестоящее руководство. Если станет известно, а известно станет, то всем нам не поздоровится. Всем нам дадут нагоняй, запишут в личные дела. Давайте сперва заплатим, а потом будем заниматься текучкой?
Такого лицемерия не выдержал уже кто-то из технического персонала:
– Нам эту "Правду" до взлёта загрузили! А 3 киловатта до Земли не хватит, это точно! Что вы нам туфту гоните со своими взносами?! У нас люди гибнут на корабле!
– Мы одни тут! Нам никто не поможет! О нас никто не знает! – поддержали его.
Люди загалдели, как встревоженные гусята, завытягивали шеи, закрутили головами. Нарочито медленно поднялся комсомолец Гарин, потрогал свою холодную щёку трепещущей влажной рукой, облизнулся нервно.
– Товарищи, сегодня ночью погиб наш кок – товарищ Урджунян.
Осознание того, что празднование Великого Октября пройдёт без кулинарных затей и каждый день теперь придётся готовить макароны по-флотски самим и самим же мыть за собой посуду, лишило экипаж остатков стойкости. Не платя взносов, они поспешили покинуть Ленинскую комнату, но тут же и остановились, потому что в коридоре у двери...
Фельдшер Янауллин в белом снизу и красном сверху медицинском халате распростёрся в коридоре с начисто откушенной головой. Он лежал животом вниз, носки его форменных туфель комично смотрели в разные стороны, правая рука как бы тянулась в сторону Ленинской комнаты с мёртво зажатыми в ней деньгами.

* * *
Вечером того же дня Жанна Олеговна лежала в каюте капитана в постели секретаря и гладила Сергея Евгеньевича по лысому черепу. Он молчал.
– Ты мой лысунчик, – мурлыкала она.
Круглые глаза лысунчика, лишённые очков, казались теперь невеликими, не очень внушительными и потому – домашними. Они с великой тревогой смотрели на плесень, образовавшуюся на потолке вследствие высокой влажности и курения.
Жана Олеговна запустила ладошку в его волосатую грудь, поигралась ею, потом сползла на волосатый живот и начала резвиться там.
– Мой мохнатый медвежонок, – промурчала она и завозилась, обжигая волосатые медвежьи бёдра своими бледными безволосыми бёдрами.
Кретарь молчал и смотрел на плесень. Ему захотелось убрать плесень с потолка, но чутьё подсказывало ему, что момент для этого недостаточно подходящ.
– А это кто тут у нас? – удивилась товарищ Пализина. – Что это за малыш? Что это за маленький сиротка?
Её рука спустилась ниже, где волос было ещё больше, и товарищ Кретарь испытал чувство неловкости.
– Что это за мякотка? Что это за маленький мягкий усипусик? Почему он спрятался? Почему он такой маленький? Я хочу большой.
– Он не маленький. И вообще, краткость – сестра таланта, – раздражённо сказал Сергей Евгеньевич. – Я, знаешь ли, просто немного переживаю. Я всё же капитан.
– Знаешь, – Пализина нависла над ним, задевая голыми грудями нос секретаря с красноватыми отметинами от очков, – а я как переживаю! Там, – она шлёпнула ладонью по переборке, – настоящий космос! А мы тут! Как подумаю, так просто жутко становится! Что если космос проникнет сюда? Я думаю, мы все умрём тогда! Правда-правда!
– Глупости, не говори так. У нас пострашнее проблемы, Жанна.
– Опять взносы не собрал, бедняжка? – иронично улыбнулась Жанна Олеговна, и тут Кретарь нашёл в себе силы оторваться от плесени и поцеловать женщину, хотя и безо всякой страсти.
– Да что взносы, взносы тут – дело последнее. Тут посерьёзнее дела.
– Что за дела? – с нежностью спросила Пализина. – Давай лучше сексом займёмся?
– Фу, не говори так! – возмутился Сергей Евгеньевич.
– Не говорить как? – пылко спросила Пализина и попыталась ухватиться за малыша Сергея Евгеньевича. Неудачно, впрочем. Малыш ускользнул.
– Нехорошо говорить "секс", Жанна. Надо говорить по-русски.
– Как это?
– Ну как-как, будто сама не знаешь.
– Скажи, скажи, – просила Жанна Олеговна, играя с носом капитана.
– Ну, назови это "половым совокуплением" или "любовными утехами".
– Хорошо, медвежонок. Давай займёмся половыми утехами, а потом – любовным совокуплением. А потом половой любовью. А потом утешительным совокуплением. Это сколько? Четыре? Ты мне должен четыре секса!
Товарищ Кретарь недовольно засопел, и довольная плесень снова обрела своего зрителя.
– Или ты считаешь, мохнатый подлец, что мне не нужно утешение? Ты же мой капитан, ты должен меня утешить? У меня три дебила в отделе и все с учёными степенями. Не купленными, а настоящими, представь. Мне грустно там, они мне на нервы действуют, а ты не утешаешь уже второй день.
Она шлёпнула Кретаря грудями по лицу так, что он не стерпел:
– А у меня экспедиция на грани гибели! Понимаешь ты? Твои научные работники целый день сидят в вычислительной комнате и играют на ЭВМ в "Тетрис"! А ЭВМ потребляет больше 5 киловатт электричества! А ещё освещение, кухня, работа жизнеобеспечения! И ещё всякое там! И ещё, я даже не знаю что!
– Успокойся, маленький!
– Я не маленький! Это солнечные батареи у нас не работают, потому что мы от Солнца удаляемся! А солярки у нас не хватит! И что ты предлагаешь?! Заниматься удовлетворением половых потребностей, когда вся страна... Да что там – вся Земля смотрит на нас! Надо же что-то делать! Делать!
Жанна Олеговна обиделась и уткнулась носом в стену, за которой её поджидал неприветливый космос. Ей показалось несправедливым то, что она – женщина – отдала предпочтение капитану корабля, а не всему остальному экипажу, а её теперь ставят на следующее место после каких-то солярки и электричества. Товарищу Пализиной хотелось быть впереди солярки и электричества и заниматься сексом с командиром корабля "Маркс", хотя он лысый вверху и волосатый внизу, как какая-нибудь полысевшая вверху обезьяна.
– Гамадрил, – прошептала она и стала ожидать слёзы, которые всегда выручают в случаях невнимания со стороны полысевших обезьян. – Уйду к Варнакову. Он орёт на меня, он меня хочет.
– Не обольщайся. Он чекист, он ничего не хочет. Он только выполняет.
– Вот и хорошо, – прошептала Пализина, – он будет меня выполнять.
Кретарь встал, почесал грудь и живот, достал из рундука белую льняную рубаху с вышитыми красными петухами по вороту, подолу и рукавам, и надел её. В ростовом зеркале с оправой из красного дерева на него смотрел русский мужик, но только лысый, а не кудрявый, как хотелось бы. Тогда капитан натянул на голову войлочную будённовку с гигантской красной звездой и, чтобы не походить на мужика, подпоясался золотистым кушаком. Теперь в зеркале был былинный витязь. Витязь взял в руку берёзовый веник, словно меч и оцинкованный тазик – шайку, расправил плечи и вздёрнул подбородок.
– Я – капитан! – гордо вымолвил Кретарь, наблюдая себя в зеркале.
– Да что вы говорите, – донеслось из-под одеяла обидчиво-едкое.
– А пойдём, голубушка, в баньку? Попаримся веничком, погреемся на полке, друг другу спинки пошоркаем? – предложил витязь.
– Иди Варнакову спинку шоркай, – пропищала Пализина сквозь притворные слёзы. – И слово какое нашёл – пошоркаем. Мужицкое.
– Спинку потрём, ручки-ножки потрём, и маленький сделается большим, – пообещал витязь и пошлёпал пыльным веником по голове Жанны Олеговны.
Та высунула страдальческое лицо, которое сделалось таким прекрасным, что его хотелось хлестать берёзовым веником, бить шайкой и целовать, целовать, и плаксиво согласилась. Не согласилась она только одеваться в православную одежду, которую выдали всему экипажу перед вылетом. Она хотела идти голой, как казнимая ведьма или еретичка. Она хотела, чтобы витязь видел в ней гордую и своенравную княжну, а не шлюшку-учёную, которая вынуждена, в силу своей профессии, подчиняться капризам партии.
Баня была срублена экипажем из кругляка, когда в трюме освободилось место, занятое натуральными продуктами. Она напоминала людям о покинутой Родине, об СССР, о русских берёзах и соснах, помогала сбросить усталость от замкнутого пространства и надоевшего соседства с малоприятными, как оказалось, товарищами. Печка в бане, правда, была не дровяная, а электрическая, но грела она хорошо, и каменка была самая настоящая, которая давала такой пар, что хотелось выбежать на мороз, броситься в снег или в речку и, обжегшись холодом, снова заскочить в жар, в горячее удушье, в туманную влажность, пахнущие хозяйственным мылом и распаренными берёзовыми листьями.
Но ничего этого ни витязю, ни его гордой и своенравной княжне в тот вечер не предстояло испытать. Тучам, сгустившимся над кораблём "Маркс", уже не суждено было разойтись. Недружелюбный космос пожирал своих заносчивых гостей.
Витязь и княжна были уверены, что экипаж уже отходит ко сну и что баня будет свободна, но войдя в предбанник они увидели на сосновой скамейке чьи-то одежды и обувь. В бане уже был кто-то.
– Есть кто? – спросил витязь. Ему не ответили. Он повторил вопрос. Тишина. Двое переглянулись. Княжна указала витязю на банную дверь. Он постучал. Никто не отвечал. Витязь в льняной рубахе с петухами колебался: уйти по-тихому или проявить смелость?
– Ну посмотри, чего ты? – пихнула его в бок нагая княжна.
Он отложил шайку и веник, натянул будёновку поглубже и смело распахнул дверь. Там, в бледном и жарком тумане, в тусклом свете грязной лампочки, он увидел двоих – космофизика Бетельгампфа и слесаря-механика Цапфе, которые не мылись, не парились и не хотели бежать в снег. Они валялись в неестественных для космофизика и слесаря позах, истекали кровью, потому что тела их были жестоко истерзаны, погрызены и поедены. И вода смешалась с мыльной пеной, и шкворчал кусок мяса, оказавшийся на горячей каменке.
И если колени отважного витязя сперва задрожали, а потом и вовсе подогнулись, и он упал на пол с холодеющей кровью в жилах, то гордая и своенравная княжна, напротив, испытала прилив сил и, вереща от ужаса, бросилась прочь из бани и из трюма, совсем не помня себя и ничего больше не соображая ни в гордости, ни в своенравии. Её визг громко раздался сперва в огромном пространстве трюма, потом тише – в коридоре, ведущем в жилую зону, и вдруг резко прекратился странным хлюпаньем, будто кто-то принялся высасывать остатки молочного коктейля через трубочку, как принято у капиталистов.
Витязь, мгновенно превратившийся в секретаря партийной ячейки, стошнился макаронами по-флотски вперемешку с иван-чаем, вытер слизистый рот льняными петухами рукава и пополз вон из бани, не чуя ног, уронив будёновку и совершенно позабыв про шайку и берёзовый веник. Холодное железо трюма не замечал он, ибо сам стал холоднее этого железа, и был едва слышнее космической тишины, шепча побледневшими, вывернувшимися губами отчаянное "помогите".
В коридоре он остановил своё неуклюжее ползанье только тогда, когда почти носом уткнулся в тело Жанны Олеговны Пализиной – ещё голой, но уже совершенно ничем не привлекательной: лицо её было искусано, волосы обагрены, некоторые ногти поломаны. Ещё пять минут назад он шёл в баню в надежде совершить с ней утешительный акт половых утех, а сейчас его сердце даже не дрогнуло от желания и нежности. Сердце Сергея Евгеньевича дрогнуло только от вида ужасного существа, что склонилось над его бывшей сожительницей, и которое держало в костистой лапе кровоточащий кусок товарища Пализиной. Существо хотело есть Пализину, а Кретарь этому помешал.
– Я член партии с 2080 года, – просипел секретарь едва слышно, стоя на четырёх костях и трясясь всеми своими петухами как голодный пёс.
* * *
– Экипажу собраться в Ленинской комнате. Не забудьте, товарищи, партийные и профсоюзные книжки, – раздалось объявление в почти пустом корабле "Маркс".
Ночь была тревожной, бессонной, но экипаж, пробираясь по залитым кровью коридорам, собрался в Ленинской комнате. Правда, всего три человека: Спивак из штурманской команды, Варнаков и Кретарь. Больше выживших не было, кроме крыс, которые шуршали за антирадиационным кожухом своими традиционными утренними пайками.
Перепачканный кровью Спивак сидел в заднем ряду стульев. Лицо его выражало только ужас и желание спастись. Президиум занимал Варнак, совершенно чистый и с невозмутимым видом, и Кретарь с голыми волосатыми ногами и льняной рубахе, красные петухи на которой были почти не различимы за кровью, налипшей на них.
Иван Иванович вставил кассету "Свема МК-60" в магнитофон и нажал кнопку. Полились унылые звуки гимна Советского Союза и хор, звучавший с коровьей медлительностью и той же безыскусностью, взывал к гордости и торжественной почтительности. Спивак и Варнаков встали, как и полагалось. Кретарь остался безучастен и бродил взглядом по своим ободранным коленям, измазанным засохшей кровью. Он стал отколупывать кусочки и совать их в безвольный рот с отставшей от зубов нижней губой.
– Да здравствует созданный волей народов великий, могучий Советский Союз! – пропел хор и хотел уже войти в великое могущество припева, но тут плёнку в магнитофоне зажевало и наступила тишина.
– Вы сегодня без галстука, товарищ Кретарь, – с упреком произнёс Варнаков, извлекая плёнку из магнитофона и ставя в него новую. Он презрительно посмотрел на голые ноги секретаря и особенно презрительно на бесстыдно видневшийся из-под задравшейся православной рубахи волосатый пах, так не вяжущийся с ни с лысой головой, ни с Ленинской комнатой.
– Начинаем утреннюю гимнастику. Приготовьтесь к выполнению гимнастических упражнений, – произнёс тенор из магнитофона.
Спивак, вяло упавший на стул после недослушанного гимна, послушно, но столь же вяло поднялся. Варнаков молодцевато изготовился к упражнениям. Кретарь отправил в рот очередную коросту.
– Выпрямьтесь. Голову повыше. Плечи слегка назад. Вздохните, на месте шагом марш!
– Встаньте, товарищ Кретарь, и делайте гимнастику как все, – приказал Варнаков, начиная марш.
Сергей Евгеньевич послушно поднялся, одёрнул присохшую к животу рубаху. Лицо его было равнодушно и готово ко всему. Голые ноги задвигались, ступни зашлёпали по полу, пальцы теребили в паху.
– Раз, два, три, четыре. Раз, два, три, четыре, – диктовал тенор, и бодрое пианино оптимистично бренчало, задавая темп. Музыка, хорошо подошедшая бы к какой-нибудь древней советской комедии, навевала хорошее настроение и беззаботность.
– Упражнение закончено. Теперь надо потянуться и глубоко подышать, – сказал диктор. – Ноги поставьте на ширине плеч, руки согните перед грудью. Пальцы соприкасаются, локти в стороны. Сжимая пальцы в кулаки, разогните руки в стороны...
Спивак сжимал и разгибал. Разгибал и сжимал Варнаков. Кретарь плохо разгибал и совсем не сжимал. Он недостаточно хорошо понимал, зачем сейчас нужно что-то сжимать и разгибать.
– Сжимайте и разгибайте, Сергей Евгеньевич! На вас люди смотрят! Подайте им пример! – рассердился Варнаков.
– Пример? – спросил секретарь, едва сжав и почти не разогнув.
– Пример, пример! Кто у нас капитан и секретарь партийной ячейки? Если уж вы не станете сжимать и разгибать, то кто тогда станет?
– Кто? – спросил секретарь и капитан, разогнув, но совсем не сжав.
– В том и дело, что никто! Никто не станет!
– Руки в стороны, потянуться! – не унимался диктор, а пианино заиграло что-то нежное в ритме вальса.
– Тянитесь! Тянитесь, товарищ! – сердился Варнаков.
Лицо Кретаря стало плаксивым, в глазах появилась влага, он не знал куда тянуться и зачем.
– Раз, два, три, четыре. И ещё раз.
Но магнитофон "Элегия" снова начал элегично жевать плёнку, и тенор, как и его пианино, умолкли после некоторой борьбы. Опять настала тишина, только в переборках что-то тихонько сопело.
Спивак упал на стул, как марионетка с обрезанными нитями.
– Что ж, мы сделали что могли, – заключил Варнаков. – Давайте проведём политинформацию.
Свежий номер газеты "Правда", уже пожелтевший по краям за время полёта, возник в руках начальника 1-го отдела.
Оказалось, что весь советский народ единодушно приветствует грядущую 32-ю Всесоюзную конференцию сторонников мира. Особенно активно откликнулись на событие крестьяне, рабочие и интеллигенция Советского Туркменистана. На собрания, посвящённые выборам делегатов на Конференцию, собрались все жители, все сторонники мира и содружества трудящихся. В колхозе имени Дружбы народов необыкновенное воодушевление: лозунгами, флагами и праздничными национальными одеждами пестрит собравшийся в правлении народ. Выступает один из старейших колхозников, почётный аксакал Бату Калымджаев.
– Я предлагаю избрать нашим делегатом лучшего бригадира-хлопкороба Ата Кашалакова. Он отлично справляется со своей работой, награждён грамотами, хорошо показал себя в уборочной кампании прошлого года, да и в этом году его показатели выше многих. Он хороший зять и муж, его дети – примерные пионеры и хорошо учатся в школе.
Заслушав выступающего, собрание единодушно выбрало делегатом на 32-ю Всесоюзную конференцию сторонников мира Героя Социалистического Труда Ата Кашалакова.
Не ослабевает решимость советского народа собрать урожай нынешнего года. К несчастью, погода ставит препоны этой благородной цели: где-то ударили первые морозы, где-то выпал первый снег. Но и эту неприятность советский человек берёт себе на пользу, ведь комбайн и грузовик не вязнут на замёрзшей дороге.
– Зерно давно осыпалось, – переживает комбайнёр Сталинградской области Воропащий С. А., – его уже не убрать.
Но партийное руководство области не сидит сложа руки. Тысячи учащихся, рабочих, работников науки и искусства выступают с инициативой помочь сельскому хозяйству, ведь от собранного урожая зависит не только их благосостояние, но и экономика всего Советского Союза. Координация работы автобусно-транспортных предприятий и коллективных хозяйств позволила Сталинградскому парткому вывезти на поля всех желающих помочь собрать и сохранить урожай.
– Никто не сидит без дела, – оптимистично утверждает академик АН СССР Лев Анатольевич Блатман. – Здесь, на поле, можно увидеть всех: и студентов, и аспирантов, и даже я, как видите, взял в руку лопату.
Очевидно, что с такими людьми борьба за урожай может окончиться только победой!
С другой стороны, страны НАТО всё туже затягивают удавку вокруг...
Спивак вдруг поднялся и вышел.
– Спивак! Вернитесь! – крикнул Варнаков, но дверь захлопнулась. – Спивак! Я кому говорю! Взносы кто платить будет?!
Через мгновение раздался крик, рычание, дикий визг, резко превратившийся в тревожно хлюпающие звуки. Что-то проволокли по коридору в сторону рубки, и снова стало тихо.
– Чёрт-те что творится! – хлопнул по столу ладонью Варнаков. Гранёный стеклянный графин задребезжал неплотно вставленной пробкой. – Ещё и магнитофон кассеты жуёт!
– Жуёт? Кто жуёт? Кого жуёт? – слабоумно спросил Кретарь, лежащий лицом на столе.
– Плёнку изжевал, видишь?! А ты сидишь как тюфяк!
– Надо что-то делать, Ваня. Надо хоть что-то делать. Он ведь Жанночку убил.
– Что делать, товарищ Кретарь? Что вы предлагаете?
– Экспедиция в опасности, Ваня, – равнодушно мямлил Сергей Евгеньевич, катая карандаш перед своим носом. – Убить надо это чудовище.
– Никого не надо убивать, товарищ Кретарь! – ответил Варнаков.
– Надо, Ваня, иначе он всех нас убьёт.
– А я сказал: не надо, товарищ Кретарь – настаивал Варнаков.
– Надо, Ваня, надо. Возьмём пистолеты, пулемёты и убьём. Мы должны отомстить за павших товарищей, за мою Жанночку.
– Вы ничего не сделаете, товарищ Кретарь.
Тон Варнакова стал стальным. Он не убеждал, а приказывал. Но Кретарь встал, посмотрел на него всё так же безучастно или даже обречённо, и, не собираясь спорить, известил:
– Я пойду в оружейную комнату.
– Товарищ Кретарь, это существо нельзя убивать! – закричал непослушному капитану Варнаков. – Его нужно сохранить!
– А зачем? Что нам с этого? Нам нужно убить это чудовище и вернуть корабль на Землю, чтобы сохранить имущество, а больше мы ничего не сможем, – сказал Варнаков и достал из ящика стола ключ с биркой, на которой химическим карандашом было написано "Оруж. к-та".
Но Варнаков остановил его и усадил обратно за стол.
– Нам с вами, товарищ Кретарь, никакого толку нет. Но мы тут не для личного толку, а по заданию партии. И вот ради партии мы должны делать своё маленькое дело, нравится оно нам или нет. Мы никого не будем убивать. Мы вернём корабль на Землю. Мало того, мы уже давно летим на Землю, а не в пояс астероидов. Мы должны привезти инопланетное существо живым и здоровым.
– Зачем же, Ваня? Он же всех убил, он плохой. Он и там всех убьёт.
– Это не наше дело, товарищ. Это идеальное существо. Из него на Земле, когда мы туда попадём, вырастят настоящего чекиста, каким и должен быть чекист: с холодной головой, горячим сердцем и умением расправляться с врагами Советской власти. Выучится в Высшей школе КГБ, получит звание – и готово. Понятно говорю, товарищ?
– Понятно, Ваня. Я пойду в арсенал, – апатично ответил Кретарь и поднялся.
Но Варнаков не отпускал его. Видя, что Кретарь в своей православной рубахе может наделать бед, он взял газету "Правда", в которой терпела крах экспедиция Великобритании, а урожай был успешно убран с перевыполнением плана, и свернул её в плотную трубку. Трубка получилась недостаточного диаметра. Варнаков развернул трубку и добавил к ней номер "Комсомольской правды", взятой на борт для Гарина. Трубка снова получилась тонкой. Тогда в ход пошёл номер "Пионерской правды", неизвестно как оказавшейся среди газет, и в которой говорилось о том, как давно и неуклонно набирает силу Тимуровское движение в Таджикской ССР, и как пионеры спасают несмышлёных тюленят, раненых белыми медведями в Алма-Атинском зоопарке, и как юннат Алёша Смирнов четвёртый месяц одомашнивает дикого кабана при помощи свекольной ботвы и картофельных очисток.
Теперь трубка получилась нужного диаметра. Варнаков схватил Кретаря левой рукой, затащил его на стол и уложил на спину, после чего стал запихивать газеты в его рот. Секретарь пытался жевать газеты, пока не понял, что Иван Иванович не кормит его, а пытается убить всеми этими правдами и неправдами, скатанными в трубку. Он захрипел, ноздри раздулись.
Казалось бы, партийная дисциплина должна была возобладать в секретаре партийной ячейки, он должен был уступить требованиям начальника 1-го отдела, но что-то в Сергее Евгеньевиче было не так, как хотелось бы. Прошла и апатия, и бессилие, и партийная дисциплина, а возник тот человек, каким он и бывает безо всяких тормозов. Кретарь вдруг сильно ударил Варнакова в грудь, да так, что тот упал и задёргался, как никудышный паяц. Потом Кретарь извлёк из себя газеты, отплевался и накинулся на начальника 1-го отдела, ударяя газетами в голову. Тот пытался сопротивляться, но движения его рук стали неточными, бестолковыми и если мешали секретарю, то совсем немного.
– Попортил ты мне кровушку, козлина вонючий! Порешу тебя! Порешу, суку! – кричал гневно Сергей Евгеньевич, брызжа слюной и тыкая твёрдой связкой газет в голову Ивана Ивановича. Удары оставляли в голове странные вмятины, газеты постепенно сминались, Варнаков хрипел и издавал нечленораздельное, но означавшее несогласие с методами Кретаря клокотание.
Безмолвный космос наблюдал за борьбой двух людей с абсолютным равнодушием – так можно было бы сказать в художественном отвлечении от будораживших кровь событий, но не космос, а пара вполне человеческих глаз наблюдала за происходящим из приоткрывшейся потайной двери в Ленинской комнате. В этой комнате находилась наглядная агитация, плакаты, кумачовые транспаранты, флажки, и портреты Ленина, поэтому туда почти никогда не заглядывали. Человек, которому принадлежали эти глаза, только смотрел и ничего не предпринимал.
Когда "Правды" пришли в негодность, запыхавшийся Кретарь поднялся над начальником 1-го отдела. Несмотря на то, что лицо Варнакова было изуродовано, сам он тяги к жизни не потерял, а всё так же брыкался и махал руками. Правда, не пытался он и встать.
Понимая, что чекистскую сволочь необходимо добить, Кретарь осмотрелся в комнате в поисках оружия. Была агитация, были красочные плакаты, посвящённые освоению советского космоса, была корабельная стенгазета, которую перестали выпускать почти сразу после вылета. Был флаг СССР на хорошем сосновом древке, но он был намертво прикручен к поставке, как и вся мебель в комнате. Казалось бы, нечем убить человека в Ленинской комнате, не предназначена она для этого. Разве что графин.
Кретарь схватил гранёный графин, выпил воду в три глотка и, как следует размахнувшись, разбил его о голову Варнакова. От такого удара любой человек, даже чекист, погиб бы немедленно, но хоть голова Варнакова и свернулась на бок, а всё же он был жив. Мало того, речь вернулась к нему и движения стали более скоординированными. Он поднимался, медленно и уверенно.
– Предатель! – шипел чекист.
В экипаже, когда этот экипаж ещё был жив, посмеивались над Варнаковым за то, что он один не имеет собственной каюты, живёт на посту секретной связи и как будто даже не ест ничего, и уж точно не моется. Приписывалось это чекистской природе: дескать, обучают их аскетизму и выносливости, чтобы бдительнее быть и вовремя распознавать врагов социализма; что принимают они секретные препараты и ни в чём не нуждаются; что даже женщины им нужны только как сексоты или уборщицы. Это казалось сказками, но иначе объяснить Ивана Ивановича никак было нельзя.
И тут Сергей Евгеньевич вдруг понял, что всё это и было сказками, потому что перед ним со свёрнутой на бок головой поднимался хоть и несомненный чекист, но совсем не человек, а робот, так называемый андроид в овечьей шкуре советского человека. Из-под порвавшейся искусственной кожи торчали трубочки и детали скелета, на пиджак проистекала красная питательная эмульсия, пачкая его и приводя в неприглядный вид. Мало того, одежда Варнакова была не одеждой, а частью тела, выглядевшей как одежда. И глаза, что можно было бы заметить и раньше, если бы в них хоть раз кто-нибудь заглянул без стеснения и страха, человеческими не были. В них было нечто неправильное, чужое, идущее от примитивизации атеистического экзистенциализма, выраженного Достоевским фразой "Если бога нет, то всё дозволено".
Это "всё дозволено", как то, что какая-то железяка управляет нормальными людьми, то есть коммунистами, указывает им, наказывает их, очень сильно возмутило Кретаря. Всколыхнулось в нём негодование за то, что он терпел со стороны Варнакова надзор и одёргивания, его доносы и приказания, его вежливую презрительность. И по его, Варнакова, вине ситуация на "Марксе" обернулась таким кошмаром, что речи ни о каком продолжении экспедиции уже быть не могло. Это Варнаков не принимал никаких мер, это Варнаков читал газету "Правда", это он мешал собирать взносы, это он хотел спасти чужого, чтобы сделать из него ещё более беспощадного надсмотрщика над прогрессивным советским народом.
Только не хотел, а и до сих пор хочет.
В Ленинской комнате было два бюста, две чугунных головы, выкрашенных битумным лаком. Они не прикручивались намертво, а вставлялись в хитроумные крепления. Бюст Ленина был невелик, потому что Ленин пусть и был необыкновенно большеголов, как мы знаем, но не имел волос. А вот Маркс был не только большеголов, но и изрядно волосат, что в социальном плане отражается на авторитете, а в чугунном выражении сильно усугубляет вес изделия. Именно к Марксу метнулся Сергей Евгеньевич Кретарь, вынул его из крепления и, вознеся над головой, словно каменную скрижаль, обрушил на голову Варнакова, шедшего к нему с протянутыми руками. Надо полагать, что чугунный Маркс куда существеннее бумажной "Правды", пусть и явленной в трёх ипостасях, поэтому не удивительно, что урон, нанесённый Марксом андроиду Варнакову оказался фатальным для последнего.
Рухнули все трое: Варнаков с Марксом и следом обессилевший Кретарь в православной рубахе с петухами. "Вот тебе, вот тебе," – шептал Сергей Евгеньевич и тыкал пальцем в искусственное естество начальника 1-го отдела. Совсем один остался он на корабле, и это было так страшно, так безнадёжно, так горько. Захотелось ему прижаться к маме, к её груди, чтобы она обняла его и защитила, и вытерла слюни и слёзы, и повела за стол – к пирожкам и чаю, и чтобы по радио звучала программа "С добрым утром", и чтобы всё сделалось хорошо.
Однако мама его погибла по время уборочной кампании 2084 года. Когда оба комбайна её колхоза вышли из строя, когда мужчины опустили руки, когда сам председатель со счетоводом побежали в сельпо за водкой, понимая, что зерно уже не спасти, она повязала волосы белым платком, взяла в руки серп, запела задорную частушку и повела за собой женскую бригаду. И подхватили её частушку бабы, и взяли в руки серпы, и пошли за нею жать хлеб. И была она впереди всех, воодушевляя остальных своей уверенностью и деревенской бабьей силой. Лицо её заливал пот, слепни ели его, мухи роились над нею тучами, но упорно шла она и жала, и жала, и жала. И даже когда поле кончилось, и начался перелесок, и тогда не перестала жать она, срезая траву, кустарник и мелкие деревья. И только когда уткнулась она лбом в берёзу, и застрял серп её в мощном комле, покинули силы 80-летнюю женщину, и испустила она дух.
– Мамочка, – заплакал Сергей Евгеньевич, – слышишь ли ты меня?
Едва слышно скрипнула потайная дверь, и человек, следивший за битвой коммуниста и чекиста, намеревался покинуть своё убежище, но тут распахнулась другая дверь, совсем не тайная, а входная, и в комнату вошёл чужой.
Если когда-нибудь "Мосфильм" или "Одесская киностудия" снимут кино по этим событиям, то наверняка сделают чудовище страшным, свирепым и жестоким, похожим на фантастическое животное, лишённое эмпатии и движимое только одними инстинктами. В действительности же это был простой русский мужик: в лаптях и онучах, широких портах, просторной серой рубахе и с подвязанными по лбу волосами. В другой момент можно было заметить его в тренировочном костюме и остроносых туфлях или даже в пиджачной паре, или в сетчатой майке, шортах и шлёпанцах, но всегда лицо его оставалось мужицким, пустым, бессмысленным и одурелым от собственной простоты, никчёмности и забитости.
Этот мужик, грязный, слипшийся от кровавой бойни, оглядел присутствующих, включая Ленина и Маркса, определил самого живого из всех и принялся раздирать его громадными ручищами, кусать и вырывать зубами куски. Кричал Кретарь, трещала его рубаха, красные петухи кукарекали кровью. Уже жизнь покинула его, а мясо ещё дёргалось как от бесчеловечных терзаний, так и само по себе, движимое остаточными нервными импульсами.
И вот тогда потайная дверь открылась, и вышел из неё начальник БЧ-5 Тарачугин с автоматическим дробовиком в руках.
Тарачугин первым заметил чужого на корабле и смекнул, что ничего хорошего не предвидится. Он загодя перетащил часть продовольствия в тайную комнату, запасся оружием и стал ждать. Он сам был коммунистом и прекрасно понимал, что партийный экипаж ничего не сможет сделать с этим чужим, что он погрязнет в собраниях, резолюциях и чтениях пропаганды. Видимость деятельности прекрасно заменяет реальные действия да к тому же гораздо легче производится.
Когда-то давно он не был коммунистом, а был таким же простым мужиком. Однажды, перед каким-то серьёзным боем, он подал заявление в партию, думая, что уже не вернётся, а жене и детям его что-нибудь перепадёт, но в бою неожиданно не погиб, а в партию его приняли. Потом было усмирение прибалтов, потом он отражал нападения хунхузов, потом был миротворцем в Грузии, потом уничтожал пятую колонну в Молдавии, потом колесил на танке по Украине, потом добивал окопавшуюся гниду в Москве, потом были басмачи, кавказцы, белорусы, финны, немало интеллигентской гнили по всей России, бунты на зонах, Африка, Ближний Восток и Средняя Азия, снова Афганистан, бесславное освобождение Корейского полуострова, конфликты с Китаем и что-то, что совсем уже выпало из памяти по причине малозначимости, вроде каких-то терактов, которые то ли нужно было совершать, то ли предотвращать, то ли и то и другое одновременно.
Остались только сны, которые не давали ему покоя своей непрекращающейся однообразностью: всё время приходилось в кого-то стрелять, от кого-то бежать, ловить пули, рубить сапёрной лопатой, и всегда либо не хватало патронов, либо не было времени на перезарядку, а врагов было много, очень много, они дышали в лицо, и он колол и колол их. Он просыпался с таким сердцем, что не помогали ни лекарства, ни алкоголь, ни семья, ни работа. Он был проклят на всю жизнь и однажды понял то, что, однажды вляпавшись, ему уже никогда не отмыться.
Помимо этих снов была ещё и действительность, в которой существовали эти странные, чужие ему люди, которые не понимали ни войны, ни долга, ни даже того простого, как правильно убить человека с минимумом усилий. Они требовали от него вещи, которых он не понимал. Они объясняли ему вещи чужие для него и потому противные. А он просто пытался держаться, чтобы не стать тем собой, которому не было места в мирной жизни.
Но вдруг настал миг, когда это место нашлось. Все эти люди были мертвы, а он стоял один на один с другим таким же чудовищем, пожиравшим себе подобных с необъяснимой кому-то другому охотой, не ведавшим сострадания, не знавшим границ. Они оба были чужими для всех, никому не нужными существами, одно из которых из страданий своих, а другое – из страданий других, вынесли вывод, что следует убивать, потому что в данной реальности — это выход, который если и неправилен, то единственно возможен.
И они сошлись в ненависти друг к другу, и началась их борьба.
И полетели капли на свежий номер "Правды", из которого следовало, что советское государство ежегодно тратит огромные средства на улучшение здоровья своих граждан. Ширится сеть аптек, уже почти в каждом населённом пункте СССР можно купить пирамидон, аспирин, стрептоцид и резиновые товары: спринцовки, грелки, жгуты. К сожалению, руководители химико-фармацевтической промышленности не всегда учитывают сезонный фактор некоторых заболеваний, поэтому нередки случаи, когда советский человек сталкивается с нехваткой средств от кашля, простуды, желудочно-кишечных расстройств. Однако наладилось производство средств женской гигиены. Теперь советские женщины могут свободно купить как вату, так и марлю, не боясь дефицита этой продукции.
На Совете министров СССР первоочередным оказался вопрос по пережогу угля. Эта претензия была высказана министрам чёрной металлургии и энергетики, плановые показатели у которых остаются неизменными, а потребление коксующихся углей год от года возрастает. Совету министров ясно, что это не производственный фактор, не технологическая необходимость, а попустительство и разгильдяйство руководителей министерств и подчинённых им руководителей на местах. Указанным министрам выдано поручение исправить ситуацию с пережогом ценнейшего ресурса и отчитаться на итоговом годовом совещании. Головотяпство в таких важнейших отраслях советской экономики недопустимо, поэтому оно будет искоренено.
Сборная СССР по футболу провела отборочный матч в рамках Чемпионата мира с командой Папуа-Новая Гвинея. Команда этой страны – новички в международных соревнованиях и их подготовка к Чемпионату пока что хромает, поэтому наши прославленные футболисты ожидаемо одержали верх. В первом тайме отличились нападающие Гадов, Ползунов и полузащитник Чахлых. Во втором тайме показал себя лидер юношеской сборной СССР Непоспелов. Итог: 28-17 в пользу нашей сборной.
И разумеется, полёт советской экспедиции к поясу астероидов на корабле "Маркс" проходит штатно. Работа систем корабля и экипажа не вызывают нареканий. Космонавты шлют приветы своим родным и всему советскому народу.
– От лица экипажа хочу сказать, – докладывает капитан корабля С.Е. Кретарь в ходе сеанса удалённой связи, – что хоть нас и Землю отделяют миллионы космических километров, хоть между нами и протянулась вакуумная пустота, но мы не теряем присутствия духа. Мы регулярно читаем новости родной планеты, живём её ритмом, и если о чём-то скучаем, то только о том, что сами не можем пока что участвовать в жизни нашей великой страны. Но выполняя нашу сложную и ответственную работу, знаем одно: мы доведём её до конца, чего бы нам это ни стоило, мы достигнем своей цели и выполним задание так, что ни один человек на Земле не сможет усомниться в том, что гражданин СССР и в космосе остаётся гражданином СССР. Через трудности, через испытания, через космическую отчуждённость мы пронесём имя Человека, покажем всей Вселенной силу нашей воли, нашей решимости и нашего советского гуманизма.