НА ПОСОШОК
Нет, ты не пустые надежды лелеешь!
А просто смекаешь, на что ты годна.
Разбитую чашку, конечно же, склеишь:
В ней счастье плескалось до самого дна.
Неспешно приладишь осколок к осколку,
И, чтоб сохранилась отныне и впредь,
Поставишь на самую верхнюю полку,
Да снизу привыкнешь подолгу смотреть.
Успеется всё к предначертанной дате.
Гранитную выправишь к сроку плиту.
И слово, что выпорхнет вдруг и некстати,
Поймаешь, назвав воробьём, на лету.
Пусть город сверкает чужим голенищем,
Пусть друг обернётся однажды врагом,
Но ты же поделишься мелочью с нищим,
Хоть он и мечтает о чём-то другом.
О, многое строят, да более - рушат
По прихоти злой
И культурный же слой.
...Берёзы уже с человеком не дружат:
Он ходит до них с топором и пилой.
Почто ж городской сумасшедшею бродишь,
Свои за собой заметая следы?
Ну, чашечку склеишь. Словечко воротишь.
Пожар ли потушишь? Растопишь ли льды?
Но может, без помощи киберных клавиш
В последний из дней, что и века сильней,
Ты жизнь уходящую тем и восславишь,
Что ты по наитью исправила в ней?
ДЕМБЕЛЬСКИЙ АЛЬБОМ
Памяти С. Кушнерёва
и прочих товарищей-журналистов
Когда, рога о дерево корёжа,
На землю бездыханно грянет лось,
Я вспомню, Митя друг и друг Серёжа,
Что было войско - армией звалось.
Что в спину о продажности кричали,
Что за руки цеплялись - отпусти!
Дешёвые бубенчики бренчали,
Мы лишь хотели родину спасти.
И каждый, кто не сдался, каждый всякий,
Сложивши сердце, отслужив уму,
Был раб из вольнодумцев той присяги,
Дававшейся себе же самому.
Когда ж происходили перебранки,
А жизнь всегда в конторе такова,
То пепел щедро сыпался на гранки,
Порою прожигая рукава.
Кого-то наши мальчики любили,
И кто-то их любил себе во зло:
Кто спился, а кого давно убили,
Но выжившим - вдвойне не повезло.
В Лосиный остров, с непогоды шалый,
Не грех уткнуться запотевшим лбом,
Как в общий неподшитый, обветшалый
Почти истёртый дембельский альбом.
ВСЁ НОРМАЛЬНО
Она валялась, пьяное бревно,
Старуха с окровавленною рожей.
И пробегавшим – было всё равно;
А проезжавшим – и того дороже...
И было в ней – навскидку – сто пудов
С учётом шубы, вмиг наводопевшей.
А поднимать-то – семь сошло потов.
И ангел аж охрип, над нами певший.
Нас – обходил богатый праздный люд,
Валивший из престижного продмага.
Как лёд,
Был скользок, холоден и лют.
Незряч, как туалетная бумага.
Как тяжело!...
Тащить куда-то Русь
С разбухшею молящейся губою.
И сколько раз – уж вспомнить не берусь,
Я, обессилев, падала с тобою.
Но!
Видела скамью невдалеке.
Нам только б – дотянуть до остановки!
И стало мне плевать, что налегке
Вокруг сновали модные обновки.
Мы сдюжили. Господь ли, подмогнув,
Её приладил, мой принявши довод.
И старая, победно подмигнув,
Велела мне – сгонять, поскольку – повод!
Уже не в силах высший смысл поймать
\Господь привёл, да Он же и отвадит\ -
– Тебе не хватит на сегодня, мать?
... И поняла, что матери – не хватит
ДУША И ТЕЛО
А кроме прочих ярких и прелестных
Мест, чей с рождения слышится набат,
Ютится наказаний тут телесных
Музейчик новый, улица Арбат.
Обычно – пуст, рекламой не обласкан,
Властям помеха, кое-как скрипит
В святилище, пришпилившем на лацкан
Значок: халтура, фальшь и общепит.
...Темно и тесно. Русское. Воды бы,
Хоть после первой комнаты – глоток,
Когда кругом – наручники и дыбы,
«Крысиной кельи» потный холодок.
Я долго тут расписывать не буду,
Что в сон не отпускало до утра.
Но «Медный бык», но «Колыбель Иуды» –
Всё это из Европы, от Петра.
...Который хоть бы раз кого оплакал,
Великий изверг, – кто б ещё иной
Впервые усадил знакомца на кол
За как бы связь с женой-Лопухиной?
И – приказал укрыть страдальца в шубу,
Чтоб дольше на живущего смотреть.
Я знала, что правленье душегуба
Империю повыбило на треть.
............................................................
Народам просвещённым – развлеченье
Следить, как батогом расписан вор.
А Русь швыряла деньги на леченье,
Коль не объявлен смертный приговор.
А коли смертный – лапой медвежачьей
Немытой – палачу монеты те ж:
Не мучай долго, тать уже лежачий,
Скорее добивай, не то – мятеж!
И славно, мил дружочек, если честно,
Что не сомкнулась тут с тобой плечом,
Где я воскресла тем, что не исчезла,
А ты бы вышел бодрым палачом.
Что белой розы сбитую головку
Одна подобрала на мостовой.
Цветы казнят – за что-не знаю -ловко:
У входа в тот музей, где стынет вой.
Где лицемер страшнее Люцифера...
ИЗ СТАРЫХ СТИХОВ
* * *
Не ведаю, к добру ли доросла
До зла
Не задавать вопросов детских.
Я любопытства к тайнам ремесла
Уже чураюсь, как забав простецких.
Мне говорят, что этот путь бескрыл,
Себе не в дружбу и не в службу людям.
Задаток – был.
Да вот загадок пыл
Угас и разжигать его не будем.
Уж не озвучить женского «За что
Мне так предрешено, а не иначе?»
Как не прижать впустую решето
К лицу ребёнка, если горько плачет.
Не вымолвить простого: «Почему?»,
И возгласа не вымолить: «Доколе!»,
И не прибегнуть к сердцу и уму
С вопросами о радости и боли.
Но: денег дать на будущий огонь
Простой свечи. Купить заздравный список
У церкви, жадно тянущей ладонь
За подаяньем
К каждому, кто близок.
И, многоречье в силах обрести
Везде,
Где обрасти хотела силой,
За всеми вторить: «Господи-прости,
Кого-то упокой, меня – помилуй».
Просить за всеми и просить за всех,
За этого майора без фуражки,
За женщину в мехах.
И каждый грех -
Свой и чужой – отмаливать, как тяжкий.
И восхищаться навыку: крестясь,
Старуха выйдет, пятясь до оградки,
Не спотыкаясь
И не видя грязь,
К подошвам пристающую украдкой.
И знать, за что мне всё. Не так давно
Об этом было спрашивать отрадно.
За то, что было многое дано!
И очень мало отдано обратно.
НЕЛЮБИМЫЙ СОСЕД
Я больше полжизни их знаю зато -
У нас сыновья-однолетки.
Я их не любила. Любил ли их кто -
Соседей по лестничной клетке?
...Едва не разбивших чугунные лбы
В борьбе за своё превосходство,
Противников дружбы, компаний, гульбы,
В чём смолоду видели скотство.
При встрече всегда отводивших глаза:
А вдруг ты напросишься в гости?
Этаж был не против соседей, не за -
Их что, выбирают? Да бросьте.
– Лёнь, есть инструменты?
– Не, всё – в гараже.
– Юль, трёшку до завтра?
– На книжке!
А вы промотали? Поди, и драже
Купить не по силам сынишке?
...Лишь раз я звана была в это жильё,
И мне приоткрыли святое:
Набит холодильник, что в тюрьмах жульё,
Таким дефицитом!
Да кто я?
Но я оценила сперва реквизит:
– Завидно, нетронуто, клёво!
А после озлилась:
– Почём за визит
В музей, вашу мать, Ковалёвы?
........................................................
А тут вот – по пьяни извечно дурак-
Сболтнул мне соседушка третий:
– А знаешь, у Лёньки-то нашего – рак,
Скорей бы ему померети...
... Увидела Лёню, того, что стократ
Оплакала с дурью простецкой.
Худющий, он так мне был искренне рад,
В улыбке расплывшийся детской.
Попавший в охотничью ли западню,
Рыбацкой ль захваченный сеткой,
Да будет он счастлив что ночи, что дню,
Что встрече со старой соседкой.
ЧУЖОЕ СЧАСТЬЕ
...А надо было ту давать присягу,
Что будешь ты себе верна.
Верней,
Не человеку, что изволит всяко
Распорядиться и с тобой, и с ней.
За то, что был покинут, да подобран
Треклятой клятвой, мать её етить,
Недолго он с тобою будет добрым:
Сперва привыкнет льстить, а после – мстить.
За всех, кем был случайно ли унижен,
Тебе нести и крест его, и гнёт.
Мафусаилов век его, раскнижен,
И на твои святыни посягнёт.
Не раз, а сотню раз предьявит ксиву,
Как не сробел, как лучшее пропел.
...Быть знаменитым – очень некрасиво,
Когда в судьбе любой страшит пробел.
Отец, твой камень только дождик лупит,
А кровь твою да из меня же пьёт,
Кто бьёт не потому, что, значит, любит,
А любит лишь за то, что бьёт и бьёт.
Ой, не один курятник в мире, кочет!
Топчи иных курей, эпикурей.
... Чем дольше он пожить ещё захочет,
Тем смерти попрошу себе скорей.
Да будь же счастлив тот, кто прочих ближе!
Да не пристань к тебе любая гнусь!
Ну, проклинай, – и с неба я услышу.
Ну, бей.
Из-под земли я содрогнусь.
