О себе
В тот день, когда я родился недалеко от Одессы, пошёл снег. Мне было холодно, и меня закутали, как мумию. Первое, что я сказал было: «Хочу солнца». И меня отвезли в Одессу. Потом всё только в Одессе... Школа. Спорт. Грамоты и медали были гордостью всей семьи, но особенно бабушки.
Учился неплохо. Сначала в Одессе, потом в Москве, но я вернулся к морю. Крик чаек заменял мне будильник, а запах моря преследует всю жизнь. В Одессе не говорят, а разговаривают, притом все вместе и громко. Поэтому в моих рассказах бывает шумно и много спора. Служил в армии, и вы не поверите, тоже в Одессе.
Её я встретил, когда цвела акация. Вы знаете, что такое акация? Так вот, она была пахучей, как акация, а я штормовым морем. Представьте себе, какая родилась у нас дочка.
Потом весь мир сошёл с ума и заболел новой болезнью – эмиграция. И нас тоже не миновала эта инфекция. Мы оказались в Германии. Начали всё сначала. Потом сложная операция, потом ещё одна и надышавшись наркоза, я стал писать. Мало для биографии, скажете?.. Тогда читайте мои рассказы, и вы увидите, как многие герои похожи на меня и вам мало не покажется. Правду ли я пишу, спросите вы? Если я скажу – да, вы всё равно не поверите. А если скажу – нет, вы поверите? Вот и я уже не знаю, где, правда – а где нет. Поэтому доверяюсь вашей интуиции и заранее с вами согласен.
Вытя
Рассказывая истории из нашего местечка, моя мама часто вспоминала женщину по имени Вытя. А я всегда удивлялась и спрашивала, как можно было назвать девочку таким странным именем. Мама отвечала, что её настоящее имя никто не знал.
– Мама, а ты её помнишь?
– Я её как живую вижу. Вечно в резиновых сапогах. Представляешь? Летом и зимой в резиновых сапогах… Вытя... Хотя, скорее всего, это было не её имя. Такие имена еврейским детям, да ещё девушкам, не дают. Так её прозвал дядя Лёва.
И мама начинала рассказывать…
…Вытя жила в полуподвальной комнатке. Это был ничейный подвал. Никто уже не помнит, кому он принадлежал. Вытю не трогал даже участковый милиционер. И вообще её никто не обижал. До войны она со своей мамой жила в другом конце местечка. Потом они всей семьёй уехали. Но вернулась только одна Вытя. Вернее, её привезли солдаты и сказали, что она всё время повторяла название нашего местечка: Голта. И ещё, Вытя всё время издавала нечленораздельные звуки. Она как бы выла: э-э-э-э … Может, поэтому Лёва и назвал её – Вытя.
Потом она нашла этот подвал и осталась там навсегда. Никто не знал, что произошло с Вытей во время войны, но она вернулась немой. Вернее, её трудно было понять. Когда она к кому-то обращалась, то смотрела в глаза. Она, наверное, хотела, чтобы её поняли. Редко кто мог выдержать этот взгляд. Ведь Вытя была красивая женщина.
Она ходила от дома к дому и, постучав в калитку, говорила одно и то же:
– Мамы нет. Маму убили э-э-э-э, маму убили э-э-э-э...
В нашем местечке Вытю не обижали. Ей давали еду и одежду. Но в дом не пускали. Нет! Люди не боялись, что Вытя что-то возьмёт или поломает. А потому что, наверное, просто было стыдно. Стыдно, что у тебя есть дом, муж, дети. А у Выти ничего нет.
Иногда её спрашивали, что случилось с её мамой и папой. Она на минутку задумывалась и отвечала:
– Момэле нет… и папу убили… э-э-э-э …
Вытя никогда ничего не просила. У Выти был брат. Люди говорили, что он богат. Он жил рядом, в соседнем городе. Но его никто никогда не видел.
Когда у Выти спрашивали о брате, она кивала:
– Яник… э-э-э-э …Яник…маму убили… Янкэлэ…
И начинала кружиться на месте:
– Моомэээ… момэле… э-э-э-э...
Успокоившись, она шла в подвал.
Когда она не появлялась на улице несколько дней, мама посылала меня узнать, в чём дело. Я подходила к подвалу и начинала кричать:
– Вытя, Вытя, выходи, не прячься! Вытя-я-я-я-я!.. Тебя мама зовёт!..
Но спуститься в подвал я не решалась. Хотя чувствовала, что рано или поздно этот день настанет. И он настал.
Как-то ранней весной Вытя опять пропала на несколько дней. Радуясь тёплому солнцу, я направилась к подвалу. Дверь в подвал была закрыта. Я долго кричала и звала Вытю, но она не отзывалась. И тут я впервые поняла, что не только моей маме, а и мне, и всем соседям на нашей улице не хватало Выти.
Я набралась смелости и открыла дверь. Странный запах ударил мне в лицо. Потом, когда я стала взрослой, я узнала, что так пахнет горе и беда. Вытя лежала на старом матраце, укрывшись с головой грязным одеялом.
– Тётя Вытя, вставайте! Что с вами? Вы заболели?
– Момэ-э-э… момэле – почему вас убили-и-и-и?
Я прибежала домой и рассказала всё маме. Потом кто-то позвал доктора дядю Зяму, и тот после долгих уговоров спустился в подвал…
Вытя болела редко. Через два дня она уже бегала по улице:
– Момелэ, тотэле, момэлэ, тотелэ…
Моя мама жалела Вытю, и всегда, проходя мимо подвала, звала её и спрашивала, как у неё дела.
И однажды Вытя, взяв меня за руку, стала тащить в подвал:
– Момэле идём, идём со мной…
В подвале на столе сидела большая серая крыса. В ужасе я выбежала на улицу и стала кричать:
– Вытя! Это же крыса! Гони её, гони!..
Вытя на улицу не вышла. Потом люди стали говорить, что в подвале у Выти кто-то живёт. Говорили, что это Вытин брат приехал. Что он хочет забрать её с собой. Вытя стала появляться у нас всё реже и реже. Мама сказала, чтобы я относила ей каждый день еду.
Я подбегала к двери, ставила на землю пакетик и убегала. Однажды, спустившись в подвал, я услышала:
– Момэлэ, на, кушай, кушай ээээ кушай….
Я приоткрыла дверь: крыса! Большая серая крыса сидела на столе и смотрела на Вытю. Увидев меня, крыса оскалила зубы, и тонкий писк заполнил маленькую комнатку. Вытя повернулась и увидела меня:
– Момэлэ… кым… кым… райн…
Я и сегодня не знаю, почему я пошла к ней. Потом я много раз навещала Вытю, и мы вместе кормили крысу. Крыса была единственным живым существом, которое понимало Вытю. Они дружили. И об этой дружбе, кроме меня, не знал никто.
В нашем местечке, впрочем, как и в других, был свой сумасшедший. Звали его Юзик. Красивый мужчина, он мог стать мечтой многих женщин, если бы был нормальным. Но судьба решила по-своему. На войне Юзика контузило, и он попал в плен. В плену он увидел ад и сошёл с ума. Впрочем, как и многие тысячи других Юзиков.
Он ходил в старой потёртой военной форме, в фуражке, отдавал всем честь и громко кричал:
– Товарищ генерал, дайте мне тытовку, я буду тылять!
И если кто-то в шутку отдавал ему честь, счастью Юзика не было предела.
Юзик не был вредным. Он был добрым и хотел играть. В концлагере ему было страшно, и он пел песни, которые пела ему мама, и к нему вернулось детство. Когда Вытя встречала Юзика, она кокетливо поправляла волосы под платочком и говорила ему:
– Тотэлэ…
А Юзик отдавал честь и просил:
– Дай мне тытовку, я буду тылять!..
За кирпичным заводом на окраине нашего городка было старое кладбище. Никто не помнит, было ли оно еврейским, украинским или русским. Хоронили там всех. И даже двух цыган похоронили.
Проходя мимо кладбища, Вытя всегда ускоряла шаг и кричала. Вернее, выла.
Люди говорили, что она боится мёртвых, и что Вытя скоро умрёт. Но люди ошиблись. Вытя пережила многих жителей нашего местечка. Прошло много лет. Слишком много лет.
К сожалению, и я уже забываю Вытю.
Но тот день я не забуду никогда. Это было осенью, вечером. Моросил мелкий дождь. На улице было пусто. Выглянув в окно, я увидела, как Вытя, укутавшись в старое пальто, спешила в сторону кладбища. В руке она держала завёрнутый в тряпку пакет. За ней спешил Юзик и просил:
– Дай мне тытовку, я буду тылять!..
Вытя остановилась, и показала Юзику кулак. Сумасшедший солдат исчез в наступающей темноте. На кладбище, рядом с калиткой, Вытя разгребла руками маленькую ямку и положила в неё пакет. Над кладбищем раздался страшный человеческий вой. Вытя спешила домой. А из-за покосившегося забора за ней наблюдал Юзик.
Утром меня разбудил истошный крик Выти:
– Момэлэ, тотэлэ, э-э-э-э-э!.. Геня-я-я!..
Я выглянула в окно. Перед нашей калиткой стоял Юзик. В его поднятой руке я увидела мёртвую крысу. Вытя пыталась подпрыгнуть и спасти свою подружку, но бывший солдат отталкивал её и смеялся:
– Дай тытовку, я буду тылять, дай тытовку, я буду тылять…
Вытя падала на мокрую землю, вставала, подпрыгивала и кричала:
– Момэлэ, тотэлэ, э-э-э-э-э!...
Прошло более пятидесяти лет. Многие события из моей жизни я уже не помню. Я даже Юзика не помню. Но Вытю… её я помню, вернее, её голос:
– Момэлэ, тотэлэ, э-э-э-э-э ….
Сегодня уже никто не помнит, что жил человек по имени Вытя. Жил человек – и нет человека. И на могилу к Выте никто не придёт, и цветы не положит. Так как никто не знает, где она похоронена.
