Фишел Бен-Гур
Удивительный базар был в нашем местечке. Вся деловая и культурная жизнь местечка проходила только на нём. Все демонстрации начинались и кончались на базаре. Сделав два или три круга и прокричав два или три раза «Слава КПСС», все возвращались к исходному пункту – чайной со странной вывеской «…айная». Говорят, что много лет назад один пьяный еврей на спор кинул камень и разбил букву «Ч». Но мало кто верит этому поклёпу. Во-первых, еврей пьяным не бывает. Во-вторых, таких метких евреев в нашем местечке не было. Все были или близорукие или дальнорукие. Но деньги они видели и считали хорошо.
В воскресные дни базар становился местом встреч для всего местечка. Люди красиво одевались и неторопливо шли на базар. Мужчины чинно несли свои животы. Упитанные жёны держали за руки детей, чтобы цыгане не украли. Позади шли спелые барышни на выданье в надежде встретить на базаре будущего мужа. И, заметьте, что очень интересно, находили.
На базаре вся семья разбегалась в разные стороны. Женщины, усевшись прямо посередине базара, лузгали семечки, обсуждая всех, кого знали и не знали. Маленькие дети просили деньги на сладости, а молодые девушки выставляли напоказ свои прелести и не моргая смотрели на молодых парней.
Вы спросите или все люди на базаре были евреями. Нет, конечно, не все. Были и цыгане, которые, как обычно, продавали лошадей, гадали, пели и танцевали. При виде цыган родители крепко хватали детей за руки. Как всегда, кто-то распустил слух, что именно сегодня цыгане будут воровать детей. Но это была чистая неправда, так как именно сегодня им хватало своих. Но если они и воровали, (случайно) то только не еврейских. И вы знаете почему. Еврейских детей выдержать невозможно, и цыгане это отлично знали.
Так вот. Одним из посетителей базара был всем знакомый Фишел. Нет, он пришёл не покупать что-то, он просто хотел пройтись, посмотреть, поторговаться, найти должника Хаима, забрать у него пять рублей и вернуться домой к обеду.
Возле цыган собирались балагулы (извозчики) нашего местечка. Они заглядывали лошадям в зубы, гладили любимых животных и пытались сбить цену. Не найдя общего языка с продавцами, заходили в чайную выпить водки и перекусить чем Бог послал.
Лошадей у нас в местечке любили и знали им цену. Они тянули за собой тяжёлые подводы и большие еврейские семьи. Лошади помогали евреям делать деньги. А за деньги можно было устроить детей в институт, сыграть свадьбу и устроить пышные похороны с музыкой и обильным обедом.
Когда Фишел появился на базаре, торги шли полным ходом. Покупатели кричали на продавцов, и ещё не уплатив, тащили к себе покупку. Продавцы, вцепившись в свой товар, кричали: «Караул, грабят!», – и тащили добро обратно. Жизнь била ключом.
Оставив с женщинами свою жену Геню и купив ей два стакана семечек, Фишел направился к стоящему в стороне цыгану.
Прошло пятьдесят лет и даже немного больше, но никто тогда и до сих пор не понимает, почему Фишел подошёл именно к этому цыгану. Но именно с того дня происшедшая история трижды облетела мир и вернулась к нам.
Возле цыгана по прозвищу Ёлд стояла низкорослая кобыла. Своим видом она скорее отталкивала покупателей, чем привлекала, и цыган, уже смирившись с мыслью, что он скорее продаст свои сапоги, чем эту лошадь, собирался домой, когда Фишел спросил:
– Хозяин, и почём твоя коняка?
Ёлд, не веря своему счастью, сказал:
– Две тысячи. А сколько ты даёшь?
Фишел подошёл вплотную к лошади и долго смотрел ей в глаза. И если вы скажете, что любви между человеком и животным не бывает, то вы родились в другом конце света.
Это была любовь с первого взгляда и на всю жизнь. Лошадь улыбнулась Фишелу и положила свою голову ему на плечо.
– А гите ферделе. А клиге ферделе, – сказал Фишел и стал гладить своего будущего друга.
Цыган смотрел на них и понимал, что гешефт уже произошёл и считал деньги, когда за его спиной прозвучал голос Гени, жены Фишела:
– Фимээ, лучше бы так обнимал меня. Можно подумать, эта лошадь ближе тебе, чем твоя жена. Отойди от неё, это же старая кляча. Ты что не видишь?
Фима редко кричал на жену и в этот раз он тоже не собирался повышать голос, но для порядка спросил:
– Геня, на нас смотрит цыган, и он может подумать, что ты дома хозяйка.
– А разве это не так? Фишел, разве это не так? – и Геня стала дёргать мужа за руку.
Но Фишел уже разговаривал с цыганом:
– Я тебе даю тысячу рублей, и даже если ты встанешь на голову, больше я тебе не дам.
– Через мой труп, и даже если ты уйдёшь от меня! – и Геня встала между деловыми людьми. Фишел осторожно, как драгоценную игрушку, поднял жену и поставил её в сторонку. – Стой! А то я за себя не ручаюсь.
От таких слов, Геня, чуть не упала в обморок. Но спасая семейные сбережения, она сделала ещё одну попытку:
– Какую тысячу, ты сошёл с ума, у нас две дочки, и как я их выдам замуж. Потом сообразив, что даже гром и молния не изменят решения мужа, замолчала.
Ёлд отдал бы лошадь и за пятьсот рублей, но видя, как Фишел гладит клячу, он решил не сдаваться.
– Нет! Я сказал две тысячи, значит две. И почему вы, евреи, такие жадные?
– Киш унс ин тухес, – ответил ему Фишел: – А две тысячи макес ты не хочешь? А две тысячи цурес ты не хочешь?
Может быть, Ёлд и взял бы цуресы или макес, но он не знал, что это такое.
– Оставь себе твои макесы и цуресы – и цыган смачно выругался.
Фишел был маленького роста, худенький, и можно было подумать, что он слабый и трусливый. Но это было не так. Он был извозчиком и целый день таскал мешки и другую тяжесть, и был человеком удивительной силы. Услышав, как ругается цыган и кого он имеет ввиду, Фишел отпустил лошадь, подошёл к Ёлду, и ни говоря, ни слова кулаком ударил его прямо в лоб. Цыган не упал, но его ноги погрузились в землю на десять сантиметров. Ну честное слово. Не верите? Ну на пять, это сто процентов.
Пытаясь выровнять глаза, которые после удара смотрели в разные стороны, Ёлд не заметил, как его окружила наша семья. Если бы он понимал идиш, то понял бы, что его не любят и что ему желают не дожить до свадьбы. Евреям проклинать запрещено, и они это знают, поэтому и плюют через правое и левое плечо, показывая при этом дули, чтобы проклятие не вернулось к ним. Через пару минут все стояли заплёванные и утыканные дулями.
Лошадь осматривали все, и даже тётя Перл, которая в конях знала толк и могла, заглянув под животное, определить лошадь это или конь. Но все ждали, что скажет дядя Фишела – Аврум. Он-то разбирался в конях лучше всех, при покупке не ошибался. Его слово было решающим. Аврум два раза обошёл лошадь и сказал:
– Эту коняку может купить только а мишигенер. Это купить нельзя.
И тут впервые Фишел не послушал своего дядю:
– Я покупаю. Дус ис майн гелд. Унд дус ис а майн ферделе.
И только теперь начинается наша история.
Шурин Фишела Абраша направил руку в сторону лошади и как Ленин, произнёс речь: – Эта коняка не потянет груженую подводу, она сразу сдохнет. Вы же видите, какая она старая и ленивая!
Ёлд, услышав, как Ленин ругает его лошадь, подошёл к Фишелу и что-то долго шептал ему.
На лице Фишела появилась коварная улыбка:
– Абрашкеле, я предлагаю тебе через неделю устроить здесь, а соревнование. Моя, и тут он впервые назвал лошадь по имени, «Цветочек» против твоего лучшего коня. Кто быстрее пробежит круг по базару, тот получит тысячу рублей.
И только теперь Геня упала в обморок.
Ёлд получил деньги за Цветочка и, поцеловав Фишела в губы, проворно покинул базар. Аврум сказал, чтобы родственники пожали друг другу руки. Спор состоялся.
Целую неделю местечко готовилось к соревнованиям. Женщины покупали новые платья, а мужчины делали ставки. Самую большую ставку сделал Ицхак, который поставил ящик водки за победу Абраши. Аврум назло всем и самому себе поставил на Фишела и теперь принимал ставки. В случае проигрыша он должен был вернуть восемь ящиков водки и одну бутылку вина. Вино у нас в местечке пил только один человек – бухгалтер Юхенсон.
И вот наступило долгожданное воскресенье. Впервые за последние тридцать лет базар не торговал. Кого интересовали гешефты? Никого! Из соседних сёл и деревень приехали любители конного спорта. Все ждали начала соревнований.
Абраша уже давно приехал на базар и еле сдерживал своего коня по кличке Гром. Все, кто поставил на Абрашу, окружили его и давали советы. Журналист из местной газеты фотографировал наездника Абрашу в новой жёлтой рубашке и начищенных сапогах.
А в это время Фишел, сидя в своей подводе, направлялся к базару. Геня осталась дома. Она с мужем поругалась. Ведь она сама отдала в руки мужа тысячу тяжело заработанных рублей. Деньги пахли нафталином и потом лошади.
– «Цветочек», – объяснял Фишел лошади, – ты же понимаешь, мы должны выиграть, проиграть нам нельзя, нас домой не пустят. Цветочек кивала в знак согласия и улыбалась.
– Едет, едет – кричали зрители, и базар был окружён плотным кольцом людей.
Абраша посмотрел на шурина и сказал, что он готов забыть спор, если Фишел извинится, но Цветочек мотала головой. Нет!
Подводы встали в одну линию, и не успел судья, хромой Шома, махнуть платочком, как Абраша рванул. Пролетев полкруга, он оглянулся и увидел, что Цветочек стоит на старте, а Шома показывает ему кулак. Подводы опять встали в линию, и опять Абраша рванул раньше времени. Публика умирала со смеху. Шома ругался, и тут на базар влетела Геня.
– Фишел, ради моей мамы и твоей любимой тёщи выиграй. Я тебе за это… и она шепнула мужу что-то на ухо. Фишел покраснел, встал и сказал:
– Я даю Абраше фору. Пусть он начинает первый, я его догоню. Геня опять упала в обморок.
То, что Фишел не совсем в уме, знали многие, но теперь это знал весь базар. Шома взялся одной рукой за голову, а другой махнул.
На этом моя история закончена. Вы же понимаете, что Фишел выиграть не мог, зачем же вас мучить. Поверили? А зря...
Абраша не успел доехать до поворота, как Цветочек догнала его и Грома. Вырвавшись на прямую, Цветочек прибавила ходу, и подвода, не касаясь земли, полетела по воздуху, а вместе с ней и Фишел.
Весь день в местечке гуляли. Было выпито восемь ящиков водки и одна бутылка вина. Уже под вечер Абраша принёс шурину тысячу рублей. Фишел деньги не взял, ведь он с Абрашей почти как братья. Деньги взяла Геня. Ну и что, что Абраша ей брат. Одно другому не мешает.
Этой истории, как я сказал, почти пятьдесят лет. В живых остался только один Абраша, но и он ещё смеётся, когда я ему, её рассказываю.
