Автор: | 5. ноября 2019

Дмитрий Хмельницкий – архитектор, историк архитектуры, журналист. Член ПЕН-клуба. Родился в 1953 году в Москве. Окончил Институт живописи, скульптуры и архитектуры им. Репина в Ленинграде. Автор книг: «Архитектура Сталина. Психология и стиль», «Зодчий Сталин», «Беседы с Виктором Суворовым», «Правда Виктора Суворова» (сборники), «Под звонкий голос крови. Советская эмиграция и национальная идея» и многочисленных журнальных и газетных публикаций. Пишет также на немецком языке и переводит с немецкого. С 1987 г. живёт в Берлине.



Простодушный гений

Предисловие автора

Парадный портрет Варвары Икскуль фон Гильдебранд

В марте 2019 года в Москве в Третьяковской галерее открылась грандиозная ретроспективная выставка Ильи Репина. Илья Ефимович Репин – фигура, как сейчас принято говорить, неоднозначная. С одной стороны, в советское время у него был официальный статус «великого русского художника» и едва ли не вдохновителя и основателя соцреализма. С другой стороны, именно это обстоятельство отягощало его художественную репутацию. С третьей стороны, большевикам так и не удалось заманить Репина в Советский союз, несмотря ни на какие почести и обещания.
Предлагаемый текст был написан в 2003 г. в связи с выставкой Репина в Берлине. Автор полагает, что высказанные в нем соображения не устарели.

* * *
Не знаю, какими глазами смотрели немцы на картины Ильи Ефимовича Репина, выставленные в Старой национальной галерее Берлина. Вероятно, с восхищением.
Для автора этой статьи, человека, воспитанного в советской школе, учившегося в Институте имени Ильи Ефимовича, но все-таки не поверившего ни в то, что Репин действительно был основоположником социалистического реализма, ни в то, что соцреализм этот вообще существовал, ни в советскую художественную иерархию в целом, – для такого человека выставка стала источником массы разнообразных эмоций. И редкого по нынешним временам удовольствия.
Выставка довольно большая, исключительно представительная и хорошо подобранная. По ней отчетливо видно, что творчество Репина распадается на две неравные части. На грандиозные сюжетные полотна большого социального и духовного звучания – и на все остальное. Остальное это, в основном, портреты и эскизы к социально-значимым полотнам. Благодаря первым Репин заработал свой двусмысленный статус чуть ли не самого великого советского художника. Вторые делают его действительно великим художником.
Репину, видимо, сильно не хватало вкуса – не столько художественного, сколько человеческого. Его сюжетные картины примитивны по содержанию, полны пафоса и по-дурному театрализованы. Отсюда – выкаченные глаза Ивана Грозного и потоки крови на самом знаменитом его полотне. Отсюда трагические взгляды и страстная жестикуляция героев картин «Арест пропагандиста», «Бурлаки на Волге». Отсюда – банальная иллюстративность «Крестного хода в Курской губернии», «Запорожцев, пишущих письмо турецкому султану». Отсюда – пошлая роскошь аквариума, в котором сидит «Садко, морской гость».
Ни одна из картин этой серии, представленной на берлинской выставке «царевной Софьей» с вытаращенными глазами и не менее знаменитым полотном «Не ждали», особыми художественными достоинствами не обладает. Они поражают разве что трудоемкостью и исключительным техническим мастерством. Помноженным, как уже говорилось, на безвкусицу.
К этому же кругу работ можно отнести и немногочисленные портреты, в которых Репин решал высокие духовные задачи и сознательно создавал творческие образы. На выставке – это портрет Льва Толстого с устремленным вдаль взглядом и книгой на коленях, или портрет вдохновенного Антона Рубинштейна.

Портрет Веры Репиной, спящей в кресле.

Все менялось, когда Репин выключал мозги, переставал думать о высоком, духовном и прогрессивном, а писал портреты просто близких, друзей, хороших знакомых или заказчиков, которых он не относил к категории исполинов духа. Или когда делал рабочие эскизы к сюжетным полотнам. И вот тут-то выяснялось, что Репин – потрясающий живописец. Что он от природы одарен не только способностями к академической, то есть «фотографической» живописи, но и поразительным чувством цвета и композиции, превращающим в шедевры любой рабочий эскиз. Только проявляются его способности тогда, когда художник работает для себя, пишет то, что подсказывают ему инстинкт и зрение.
Включение головы и нравственного чувства, сознательное стремление выполнить социальный заказ и донести до зрителя нечто духовное сразу превращало Репина в банального, гладкого – и глупого! – реалиста. Выключалась голова – опять появлялся великий художник. Апофеозом репинской безвкусицы можно считать картину 1911 г. «Пушкин выступает в Царском Селе». Шедевров – много.
Сталин, по тактическим соображениям избравший Репина на должность основоположника соцреализма, но так и не сумевший заманить его в СССР, приказал пропагандировать «бурлаков» и прочую революционную романтику. Но благодаря этому и настоящая живопись Репина избежала закрытых запасников. Она знакома, но замылена от постоянного дурного пропагандирования и репродуцирования самого неинтересного и банального из того, что Репин написал в жизни. Определенная дистанция от советского школьного искусствоведения просто необходима, чтобы осознать реальный вес Репина-живописца.

Портрет художника Григория Мясоедова

«Бурлаков» на выставке не было, но был крохотный эскиз к ним – изумительный по цвету и композиции, гораздо лучше окончательного полотна. Эскиз «Запорожцев» – опять же лучше «признанного шедевра». Рядом с претенциозным и скучным портретом Толстого висел небольшой великолепный этюд – Толстой отдыхает во время прогулки в лесу. Простой и тонкий по живописи. И, видимо, очень похожий.
Несколько семейных портретов Репина – автопортреты, портреты его дочерей в разном возрасте. Среди них – изумительный портрет Веры Репиной, спящей в кресле. Несколько замечательных заказных портретов. Парадный портрет Варвары Икскуль фон Гильдебранд – красоты необыкновенной. Серо-золотистый портрет графини Луизы Мерси д'Аржанто. Знаменитый портрет больного Мусоргского, которого Репин, слава Богу, не воспринимал как историческую личность.
Портреты художника Григория Мясоедова и писателя Всеволода Гаршина. Оба позировали в качестве моделей для бессмертного полотна «Иван Грозный убивает своего сына Ивана». Лица обоих очень похоже воспроизведены на окончательном полотне, но портреты несоизмеримо лучше по качеству.
Два блестящих портрета из знаменитой серии подготовительных этюдов к казенному «Заседанию большого Государственного совета», а рядом – совершенно незнакомый советскому зрителю портрет Керенского 1918 г. Странный, мрачно светящийся, необычно для Репина пастозно – и виртуозно – написанный, невероятно напряженный.

Портрет Керенского 1918 г.

Репин, похоже, не осознавал своей силы. Он застал эпоху, когда искусство стало строиться на разработке и эксплуатации формальных приемов, но сам ни разу не позволил себе педалировать цветовые эффекты, которыми владел в совершенстве. Репин приглушал эффекты, отчего они только добирали в силе и глубине. Он писал, что видел. Но в способности видеть Репину могли позавидовать многие – и импрессионисты, и кубисты, и постимпрессионисты. В живописи Репина заложена и, как ни странно, реализована, хотя и часто намеком, чуть ли не вся живопись XIX и XX вв.
Выставка организована необычно для русского зрителя. Залы с картинами Репина дополняют два зала с работами его немецких и французских современников. Может, и не лучшими, но характерными. Видно, что Репин мощнее чуть ли не всех. Формально похожие на него немецкие реалисты вообще «рядом не стояли». Бёклин выглядит грубо раскрашенным лубком. Не тянут, как ни странно, французские импрессионисты. Репин побеждает Мане на его же поле. И без того сладкий Ренуар выглядит еще и безнадежно примитивным. Разве что Сезанн достойно выдерживает соседство...

* * *
Живопись Репина прямое, вечное – и актуальное! – подтверждение того, что художник вовсе не обязан быть умным, но – талантливым. Обратное сочетание – смертельный номер. В нашем понимании Репин был несомненным и убежденным концептуалистом. Результат его усилий в области умственного искусства трагически не соответствовал вложенным усилиям. И не мог соответствовать. Но даже самая блестящая и остроумная концепция, помноженная на отсутствие пластических способностей и, тем более, интереса к пластике, не имеет смысла, тем более что умная мысль и хорошая живопись друг с другом просто не пересекаются. Разные вещи.