СЮИТА ДЛЯ ДВУХ КЛАРНЕТОВ
1.
Фетиш и тщательный фитиль,
Тиль Уленшпигель – не утиль,
Из ночи в звёздном конфетти
Предмет был изготовлен. Стиль-
Но чищен ваксой и блестит
В трамвай, в астральный порошок,
Вращением в окне достиг
Свирельной сферы Арти Шоу.
От свинга дыбом ходит шерсть,
Вне толкований остряков,
В окне вращается торшер –
Магнето сказочных подков.
Братва не числится в орлах,
(Хоть наша решка – первый сорт!)
Под этот шик тасует шаг,
Нашармака глотая торт.
Торт аранжирован вполне.
Спешишь домой? Не уезжай:
Трамвай вращается в окне
И вырабатывает джайв.
2.
Служил переплетчиком, стал кларнетистом,
Играет Бенни Гудмена как нефиг делать:
Полеты жиг орнаментом флорентийским
Через сито джазового отдела.
Назубок выучены пассажи.
Впрочем, пульт стоит перед ним как препод.
И костюмчик стильный вполне, и даже
Пальтецо из твида или из крепа.
Этот якобы джаз здесь звучит для вида,
Создавая имидж как будто свинга,
Чтобы тихо стёрлась твоя обида,
И нашлась пропавшая половинка.
Вы других тональностей не просите –
Имитатор блатной и большой мухлевщик.
Застревают старые ноты в сите.
В Сити-холле красавцы не ждут поклёвки.
Ты оставь чувак в стороне будвайзер,
Пусть поет этот тип, даже звук утешит.
И в вотсапп черкни позабытой Стеше,
Что наш мир свободен от импровайза.
ГРЯДУЩЕМУ МОЛЛЮСКУ ГОТОВЯ
Растет на спелом поле древний рис,
в китайском жанре злых тысячелетий.
И челы бьют челом и жарят плети:
см и точка! Дальше будет рис
и точка. Только лучше бы раскраска
учебников по темным временам.
За ЗиСом в путь отправится савраска,
когда заразы в гости едут к нам.
Непраздная дурная карусель –
утильно на стэндбае, на домашнем
аресте суррогатном. Но отмашки
чума ждет. После Бергамо в Марсель?
К чему бы багатели подверстать,
где было гаже? Ослик старой речи
сидит в авоське гаджетов как тать,
он соблюдет дистанцию при встрече.
Сидит в садке отпущенник. Где сплин,
не Плиний, не тиара, но восьмерка.
Опущен в воду, что казалась мертвой
и черной, и густой, как гуталин.
Повздошно мы починим лисапед.
Infinitus да Мебиус (не примус –
камин сгорел, звезда неоспорима)
помашут нам с отчаливших торпед.
Бацилла возвестит аутодафе,
измерив гектографию планеты,
фэйсбуча ленту пеной интернета.
Но Мери не высказывала «фе»;
по фене, бродскианствуя, ершась,
все время повторяя чьи-то вопли,
здесь каждый Бойс был шарлатан и гопник,
хотя блистал без пьяных антраша.
Прильнем к экрану, это шанс и криз.
Онлайн парят парижские в балете,
щелкун не тонет, вновь таскают дети
каштаны. Совершая свой круиз,
здесь варварскими крупными мазками
Минерва отказалась от исканий,
от мескалина, истины в вине.
Лишь музы нервно курят в стороне.
Как много их, хороших! Из Берлина,
с его удобством смол и пластилина,
умильно или с трепетом павлина
и страхом, принимались на ура.
(Эмильевич толкует длиннопалых,
Подсвечниками занят Йосиф Палыч.)
Кондовее словесных перепалок
классическая черная дыра.
Жив дядя. Не особое геройство
лелеять биполярное расстройство.
В своих потемках тщательно поройся:
коронный номер, несуразный риск.
Привет, звоню не вовремя, я знаю,
опять меня подводит накладная,
в которой ни покрышки, и ни дна я
не смыслю. Заворачиваю рис
в пакеты, отправляю на деревню,
где гладью тишь, Аглая на царевне,
но ревностно айтишники кричат,
рассчитывая чохом на внучат:
«Мечтой горим, хоть чаться, хоть не чаться,
что карантин пройдет под цоб-цобэ,
закроют за античностью фб
и древний Рим засветится от счастья».
9.04.2020
БАЛТИЙСКИЕ ДЖАЗ-БАЛЛАДЫ
ИЗ ЦИКЛА «ИГРА В КЛАССИКИ»
1.
СЧАСТЛИВЫЙ ПУТЬ
Россия, Лета, Лорелея.
О.Э. Мандельштам
И город в свисте, шуме, гаме
Б.Л. Пастернак
Штормило. Как обычно в этот час.
Затея беспробудных дураков —
в музыке полагаться на карбас,
пренебрегая опытом веков.
Знакомиться. Знакомиться с багром
и ветра полифонией в ушах...
Но музыкант, откупоривший ром,
направил судно в порт. На брудершафт.
Кто вздумает с Гудини на пари
варить щепу, на калорифер дуть?
А он мечтал парить, перехитрить
Париж, алаверды, белиберду.
Взмывал этюд, как в брызгах волн «Арго»,
(сквозь такты залигован до диез),
и город – это лежбище невзгод —
сдавался за подъездами подъезд.
Стремглав этюд ложился на крыло,
(форшлагами раскрученный мотив),
и под лежачий камень потекло
трезвучие: уанстеп, утюг, утиль.
(Из букв и труб шикарных, и из пу-
шек всех потешных армий. За избу,
за пуганых — и маш, и медвежат,
которые суду не подлежат...)
Планета подлежащих, и ночных
растерянных наречий, и речных
прохладных междометий напоказ.
Утесов. Лето. Песенка „Пока“.
2.
НИТКА ЖЕМЧУГА
Для опоздавших женщин — джаз
листвы протаскивает осень.
Не время пудрить мозг и носик,
торжественно или визжа.
Под видом жемчуга — желанье,
под видом желчи — ворох жаб.
Гарун бежал быстрее лани.
Гленн улетел на моноплане.
Ах, Гюльчатай, сними хиджаб.
Зачем в Париж под пыль Лютеций?
Чтим прибалтийских королев.
Есть местный, светлый, чистый блеф,
По сути – лайт, простой и детский.
И, каламбуря без оглядки,
ты в бурю гребень нахлобучь.
Курятник шпилей, шоколадки
от «Лаймы», крепкий сон в палатке
Шекспир — как жалоба жлобу.
На нитке — соль крупы перловой
и в тихих улочках уже
(взят пеленг «Дом Черноголовых»),
произнеси: под видом «ж».
(Под видом желчи) ворох жаб
на грудь протаскивает осень,
и грубость торжища разносит
под хвост попавшая вожжа.
Без спазматических корон
колчан, заросший рудерально,
а новый сказочник не враль, но
юннат до цапель и ворон.
Под видом желчи – странный жест
протаскивает ямбы осень,
их мимо ярмарок уносит
во мглу испорченных торжеств.
Сквер погружается во мглу:
твой притворяется безглазым
маяк, кочует парафразом
мотив Регины де Сен-Клу.
Тяжеловесных процедур
творог отцеживает сито.
В обворожительный C-Dur
сигает соло одесситов.
Пятерки кубиков клеймо
мостит осенние тарифы.
И Ригу посещают грифы,
паря над ряскою домов.
3.
В МАЕ ЦВЕТУЩЕМ
Вчерне и в час наивечерний
В необычайный Янов год
Вы здесь наяривали Черни
Помимо строковских танго
Среди корсажей и колгот
И в синей саже от черники
Была б известна подногот –
Na, ja, но вы меняли ники
На поле сказочного рапса
Переходили вы на «ты»
И жгли мосты, меняли штрапсы
И стяжки или хомуты
Замок амбарный и сувальдный
Висел на призрачном мосту
Что не одну вместил версту
От Панкова до Груневальда
Панкушки Груни Корнаковой
Полнометражный и цветной
Фарфор горит, и изразцовый
Камин горит, а ты не ной
Горит Восток зарею новой
Горит камин с порталом вместе
Пусть всем по кумполу и крову
А хулигану по невесте
Лишь с детками не чрезвычайте
Как у Яначека в «Енуфе»
Ведь есть, помимо всей порнухи –
Вкусняшки, днюхи и печальки
Мы устраним свои поломки
Те, что остались от визитов
В Дессау – странник , здесь – Полонский
Другой, не Яков, композитор.
Пусть будут пофигу туманы
Потом замените хрусталик
Мы не хрустели кашей манной
У нас в оффтопе – Мерле Тальвик
Как первый кочет удаляясь
Через ночные перелески
Еще щекочет Хелли Ляэтс
Та, что отныне Анне Вески
Радистка Кэт в своем Берлине
Кричит: еще не умерла я!
Давно рыбачку Соню клинит
Где ж это все, душа пылает
Где дирижер играл, Меркулов
Петрова, в стиле босса-нова
Где ястребам сводило скулы
Где Таллинн шестьдесят седьмого
Лапшой Кармен других морочьте
Жжет самый поздний хэппи-энд
Свинг де ля крем весенней ночью
Лабал сапожнинский биг бэнд
Не шлите смайлики и чмоки
Ведь май эстонками расшатан
Вам слишком тонкие намеки
Оставят майсы и стишата
Устав от девок-паразиток
Кричат «окстись и кочумай!»
Мотив «Дессау» композитор
Перекрестил в «Цветущий май»
(1991, 2020)
* Главным праздником в Латвии издревле считается День летнего солнцестояния, известный как Купала, Янов день, Лиго. Представим себе аллегорию в которой полуденная высота Солнца остаётся неизменной на протяжении всего года. Разумеется, метафорически.
