6
– Давай! Давай! – подзадоривала сына мать, молотя его широкую спину. Но как ни пыхтел Арес, а дверь не поддавалась.
– А ну, дуралей, поднатужься! – Гера навалилась на сына. – И-и-и! Раз, два – взяли!
– Что здесь происходит?
До Ареса не сразу дошло, что это был голос Афины.
Где мать? Его пот холодный прошиб. Мать оголила тылы, юркнула за колонну, предательница.
Арес бросился наутёк, но, взвыв от боли, припал на колено. Афина ранила его, муха собачья!
Муха собачья подхватила Ареса, надавила на дверь могучим плечом, проклятая дверь жалобно скрипнула и... отворилась.
– Пусти! – Арес, вырвавшись, захромал к родителю. – Она в меня дротиком запустила!
– А зачем убегал, если ничего дурного не сделал? – Афина стояла в дверях, держа копье наготове. – Кто подстрекнул дурака, над которым не властны законы?
Арес рану родителю показал:
– Моя бессмертная кровь вытекает! Вознегодуй на неё! Ну и безумная, с одними злодействами в мыслях!
Родитель нахмурился:
– Будет скулить. Душа перемётная, смолкни. Матери дух у тебя, необузданный, буйный, строптивый... Герин характер, которую сам я с трудом укрощаю словами. Думаю, ты и теперь пострадал от её же советов. Дольше, однако, тебя я страдающим видеть не в силах. К матери поспеши, пусть она тебя пожалеет.
– А я тебе что говорила, сынок? Отец тебя ненавидит! – Мать, прошмыгнув мимо Афины, стремительно ворвалась в опочивальню родителя и фурией налетела на ложе, разметала подушки и одеяла, будто что-то искала, и, не найдя, закричала: – Где, где она?!
– Вон она, – Арес мотнул головой в сторону Афины-обидчицы.
Мать взглянула на него невидящими глазами и прошептала:
– Так ее... нет? Он здесь один заперся? – И, как безумная, захохотала:
– А я-то! Я!.. Ведь я с ним простилась! Ха-ха, можно сказать, навсегда! А ей дела нет до его признаний! Она на зов его не ответила! Напрасно он старался, гремел! Напрасно метеоры метал! Напрасно в любви, ха-ха, объяснялся, она отвергла его притязания! и правильно сделала! Да кому он, кроме меня, нужен!
– Что здесь происходит? – спросила Афина.
Гера перестала смеяться и подбоченилась:
– Что здесь происходит? А здесь, дорогая, то происходит, что твой отец забросал весь космос кометами, волю свою той изъявляя, кто его знать не желает, меня же молнией чуть не зашиб и так при этом гремел, что я едва не оглохла, но мало ему, он стал донимать меня небылицами, про Хаос вдруг вспомнил, про Эрос, про стихии какие-то, до белого каления хотел довести и довёл!.. И ты еще спрашиваешь, что происходит!
– Она, – буркнул Арес, – привыкла повергать меня в тяжкие скорби.
И мать бросилась к сыну.
– Кровинушка ты моя! – запричитала она. – Дай перевяжу я твои ужасные раны, одна мать и пожалеет тебя! Зря ты с душой, огорчённой безмерно, взываешь к отцу, горько жалуясь на его зловредную дочь! Он тебе не поможет! Прочие боги, какие ни есть на Олимпе, все послушны ему и готовы во всем покориться, но только Афину-Палладу не смирит он ни словом, ни делом, все дочери своей позволяя! А тебя отец ненавидит! Была б его воля, он тебя бы спровадил в аид!.. Чтобы некому было за твою бедную мать заступиться! Что ему я, его родная жена! Что ему наша семья и несчастные дети, у него же одно на уме: его полюбовницы! То он для Ио укутывается в тёмное облачко, то для Данаи золотым дождём разливается, то белым лебедем к Леде является... – Гера, обмерев, всплеснула руками:
– А для меня?! Для меня он в кого превращался? На родную жену у него фантазии не хватает!
– Дак в кукушонка, – напомнил Арес, исподлобья глядя на мать. Пусть раны его ужасные перевязывает, а не причитает. Все уши ему прожужжала, про этого кукушонка рассказывая и как потом понесла, Ареса вынашивая, а теперь говорит, у родителя фантазии не хватает.
– В кукушонка!.. – Гера сморгнула слезинки. – В какого-то жалкого, несчастного кукушонка! А для Европы, небось, в целого быка превратился! Да не брыкайся ты, сиди смирно!.. И чем это, спрашивается, Европа его так прельстила? Тем, что румянами нарумянилась? Ей Геката подарила румяна, и вот эти-то румяна и вызвали страстное восхищение Зевса, ха, ха!
Арес уставился на неё... румяна! Так вот почему Гера Гекату преследовала! Из-за каких-то румян так её извела, что богиня волшебства сумела укрыться только в аиде.
– За что, – вскрикнула Гера, – мне такие мучения, такие страдания, почему мой вероломный супруг вечно мне изменяет?! У него же кудри уже поредели от несметных подушек! – и уперев руки в бока, она двинулась на супруга.
Но запнулась о ногу Ареса, потревожив его ужасные раны. Арес взвыл, подскочил, схватился за больное колено, упал, увлекая мать за собой, разразился проклятиями, шлем его, грохоча, покатился к Афине. Сова, дремавшая у той на плече, испуганно ухнула и сослепу ринула вниз, задев Гериного павлина; павлин, распушив хвост, взметнулся; Зевесов орёл, и так уже доведённый воплями Геры и сына до полного безумия, спикировал к ним; птицы сцепились; Арес, радостно хрюкнув, стал ловить полетевшие во все стороны перья.
– Отец, – спросила Афина, – что здесь происходит?
Разъярённая Гера вскочила и замахнулась на мужа, Афина, выставив
щит, загородила отца. Гера ударила по щиту и, замахав ушибленным кулаком, прошипела:
– И ты еще вступаешься за этого... за этого... – И, отскочив к Аресу, пронзительно крикнула:
– За этого душегуба! Да, да, ты за душегуба вступаешься!
– Дак это я – Душегуб, – насторожился Арес.
– Ты Душегуб, ты, – успокоила его мать, – весь в отца своего пошёл, поэтому он тебя так ненавидит... Он про себя красивые истории сочиняет, а я – терпи? Нет, не буду терпеть, сколько терпела! Про Крона он вспомнил, про детей, которых тот проглотил, а сам, что, никого не глотал? А богиню мудрости и размышления кто проглотил?
Арес посмотрел на Афину. Таи бровью не повела, муха собачья, хотя это она богиня мудрости и размышления, а мать говорит, Зевс её проглотил.
Гера уронила слезу:
– Он, Афиночка, твою мать проглотил...
Афина хладнокровно глядела вперёд, как будто это все её не касалось.
– Дак у неё нету матери, – буркнул Арес, жалея, что у него есть. – Она из головы всемудрого родителя вылетела.
Потому и вылетела, – Гера промокнула слезу, – что родитель ваш свою первую жену проглотил, Метис, беременную Афиной.
7
Вот ведь какая, ничем её не проймёшь! Гера встала перед Афиной. Ишь, облачила плечи себе эгидой бессмертной, бесстаростной, страшной, ужас её обтекает венком отовсюду, в ней – сила, распря, напор и леденящая душу погоня, на ней – голова Медузы Горгоны, ужасная, грозная... Гере б такую эгиду. А сыну Аресу – шлем бы Афинин! На нем два гребня, четыре султана!., и в придачу к нему – пику ее, тяжёлую, крепкую!
– Так ты мне не веришь, Афина?
Что ж...
Пусть облысеет Герина голова. Выпадут зубы. Пусть даже Гера ослепнет и бессмертие станет ей пыткой... но! Она клянётся! Священной клятвой богов! Клянётся священными водами Стикса, что так все и было.
– То-то же, дитятко, – Гера привстала на цыпочки и по-матерински тепло потрепала Совоокую по плечу, слишком могучему, заботливо сдула пылинки с эгиды, ценной безмерно, украшенной сотней искусно сплетённых кистей из чистого золота, каждая – в гекатомбу ценой!.. Деловито натёрла краешком своего покрывала лик Медузы Горгоны до полного блеска, отступила на пару шагов и умильно оглядела сиротку.
И замерла... что за лицо... что за выражение в её страшных глазах... да такая сама кого угодно проглотит!
Гера отшатнулась, попятилась... Укрылась за сыном, которого Совоокая дротиком ранила, того и гляди, Геру пикой проткнёт!
Придя в себя, она улыбнулась натянуто:
– Я, дорогая Афина, мать тебе заменила... которую твой отец проглотил... Но ты, нам на радость, душегубу на горе, с мечом и щитом родилась – тебя не проглотишь! А Зевс именно тебя и хотел жизни лишить, ведь Метис предсказала ему, что её дитя станет властелином вселенной!.. Вот он и проглотил это дитя в чреве матери вместе с матерью...
Гера не выпускала из виду пику Афины, которую та крепко сжимала.
Не мудрено, что Паллада в старых девах осталась, до чего страшненькая,
Пучеглазенькая да клювоносенькая... бедная сирота.
– Любо-дорого было глядеть, как ты из головы изверга вылетела! Вся в доспехах, вооружённая с головы до пят, в полном расцвете сил, когда его Гефест, мой сын, секирой ударил!
– Отец, – проговорила Афина, глядя поверх Гериной головы. – Вели своей жене замолчать.
– Все, все, родная, молчу, все я уже рассказала, как на духу, а если бы Гефест не разбил секирой голову этому каннибалу, так мне бы и некому было рассказывать, очень нужна ему была еще одна богиня мудрости и размышления, если он первую проглотил!
Афина всем мощным корпусом поворотилась к отцу:
– Вели же ей замолчать! Ты, не знающий страха, ты... ты... Ты освободил мир от чудовищ. Ты великие победы одерживал. А с собственной женой сладить не можешь.
8
Гера въедливо оглядела Афину:
– Кто, говоришь, тут победы одерживал? Он?
– Он, – подтвердила Афина. – Он, мой отец! Мой отец, повелитель вселенной, Душа и Разум этого мира, совершенная сила блаженных и совершенных, то, через что все существует, сама жизнь и дарователь жизни, её кипение!.. Мой отец одержал величайшие победы, чтобы устроить царство света и разума. Мой отец сообщил существованию людей и богов размеренность, и порядок, внёс в жизнь красоту, радость, изящество. Он положил начало законам, морали, наукам, искусствам. И я горжусь, что мне посчастливилось иметь такого отца, бороться с ним плечо к плечу за лучшее устройство этого мира.
Гера смерила Афину презрительным взглядом, и та, по-прежнему глядя поверх её головы, надменно добавила:
– Мой отец, помощник в беде, покровитель молящих, защитник обиженных, одержав великую победу над Кроном, даровал его узникам свободу, в том числе – и тебе.
Гера, сложив руки на груди, покачалась с пяточки на носочек. С носочка на пяточку. Прищурилась:
– Так. Надеюсь, ты закончила петь дифирамб женоглотателю? Теперь, надеюсь, после того, как я тебя внимательно выслушала, и мне дадут слово? Благодарю. Итак, этот тиран, как ты говоришь, одержав победу над Кроном, даровал мне свободу. А ты не подумала о том, что, дав Крону рвотного, он обрёк меня на пожизненную тюрьму в браке с собою? Лучше б я, – Гера обронила слезу, – проглоченной оставалась, чем его
измены терпеть!.. Но тебе не понять, ты – дева, никогда не была замужем... твоё счастье! Вот я и спрашиваю, дать отцу рвотного, велика ли победа? Да и то не сам додумался, Метис его надоумила, и в благодарность за этот совет он её проглотил... матушку твою, Афиночка, бедненькую!
Гера с удовольствием поглядела, как у Совоокой желваки заходили на скулах, и кивнула на Зевса:
– Он, говоришь, даровал кому-то свободу? Кому-то и даровал. Но других-то свободы лишил! Или ты скажешь, что тартар нынче пустует? Молчишь? Да и что говорить! Тартар переполнен, и стоны жертв Зевса доносятся до самого неба, прислушайтесь! Слышите? Это стонут титаны! За что упрятал их Зевс? – И Гера горько ответила: – За то, что они отказались покориться тирану!..
– Афина повела могучим плечом:
– Крон, оскопивший Урана, совершил первое в мире преступление, положив своим злодеянием начало всем преступлениям, и за это был низвергнут в тартар. И вместе с ним те, кто был на его стороне и боролся за неправое дело.
– За неправое дело? – удивилась Гера. – Но чем же их дело было неправое, если они против тирана боролись? Не желали власти его признавать! И Зевс десять лет не мог с титанами справиться!
– Мой отец, – сурово проговорила Афина, – взошёл на Олимп и призвал к себе небожителей. «Боги, – обратился он к ним, – кто выйдет со мной на битву с титанами, тот сохранит свою прежнюю власть. Кто не имел власти, получит ее». И...
– ...вы ринулись в бой, – подсказала Гера со сладкой улыбкой. – И бились бы до скончания века, если бы вам на помощь не пришли великаны сторукие, которые метали в несчастных титанов за раз по триста камней!
Афина грозно промолвила:
– И мы гордимся нашей блестящей победой над сторонниками преступного Крона.
Гера еще слаще разулыбалась:
– Да ты гордись, Афиночка, гордись... если больше нечем гордиться!.. А только что ж это за победа такая блестящая, если Зевс её не своими руками добыл? Он же её руками сторуких добыл!.. Да и циклопы ему помогли, выковав молнии, без которых...
«...не видать бы Зевсу победы», хотела Гера сказать, но не смогла, поражённая тем, как изменилось лицо Афины. На нем появилась... улыбка!
Улыбка на суровом лице Совоокой! Да тут не только дар речи утратишь, но и способность соображать.
А Совоокая расцвела:
– Мой отец, сражаясь с титанами, был своим грозным видом прекрасен! Он метал громы и молнии так, что дрожал сам Аид! Земля-Великанша стонала! Когда титаны и боги швыряли друг в друга горы и скалы, жар от его огненных перунов опалил мир, поднялся вихрь пламени, вскипели земля и море, жар охватил тартар и хаос, солнце скрылось за тучами скал и камней, ревел океан, земля содрогалась от топота великанов, и их страшные крики доносились до звёздного неба!..
– Прямо космическая катастрофа какая-то, – пробормотала Гера язвительно.
– Да! – подтвердила Афина. – Космическая катастрофа, картина мучительной гибели до олимпийских владык!.. В страшных схватках рождалось новое царство Зевса и великих героев, оружием и мудрой мыслью создающих новую красоту, ту, что основывается не на ужасе и дисгармонии, но на строе, порядке, гармонии; которая освещается музами, Аполлоном в светлом обличье, Афродитой, харитами, горами, искусным Гефестом, и безупречная красота эта изливается на весь мир, преобразуя его и украшая!
— Я и не знала, Афиночка, – вставила Гера ехидно, – что ты у нас такая страстная поборница красоты!
– Красота есть божественная субстанция, и главные художники – боги, преобразующие мир по законам искусства!.. Красота мира создавалась в страшной борьбе, когда олимпийцы уничтожали чудовищ, это красота героических подвигов, она проявляется в сиянии солнца, блеске золота, в великолепии оружия! В мире этой красоты мрачные силы побеждены героями и заключены в тартар. Прекрасные боги жестоко расправляются с теми, кто покушается на гармонию установленной ими власти, той разумной упорядоченности, которая выражается в самом понятии «космос» – «украшаю»!
Гера прищурилась. Оглядела главных художников.
– Насчёт космоса я не знаю, – сказала она, – украсила ли его всемирная катастрофа, но лично я весьма сомневаюсь, что красоту можно создать силой оружия... Это, во-первых. А во-вторых: все вы боролись, сражались, красоту, так сказать, созидая общими силами, а в результате? Чего вы добились? Того, что Зевс все заслуги себе приписал? Распространил своё всемогущество на всю вселенную, а богам уготовил жалкую роль: служить изъявлением его воли, быть воплощением его качеств и свойств... весьма и весьма сомнительных!
Афина вскинула гордую голову:
– Мой отец стоит во главе всех богов, и мы, боги, олицетворяем его великие свойства и качества. Мы управляем всей жизнью, но и ограничиваем друг друга, так как каждый из нас является самостоятельным и свободным!
– Самостоятельным и свободным? – Гера с удивлением посмотрела вокруг. – Это где же у нас такие? Покажи мне хоть одного, жажду взглянуть. Впрочем, не затрудняйся, у нас таких днём с огнём не найдёшь! Твой родитель всех самостоятельных и свободных давно уж повывел!
Краска гнева залила Афине лицо. Гера подождала, когда ей зальёт шею и уши, и продолжала:
– Но я знавала таких! О них забыли, а я напомню! Я об одном из них расскажу, вот кто был действительно самостоятельным и свободным! Имя ему – Прометей! Это он подал Зевсу мудрый совет – выпустить из- под земли циклопов и великанов сторуких, без которых, как мы уже знаем, не было бы «блестящей» победы! – Гера мстительно помолчала и продолжала:
– Это он выручил Зевса, когда они с братьями мир поделить не могли – каждый восхвалял свои подвиги и требовал для себя большей власти! Прометей предложил бросить жребий, и только поэтому дело как-то уладилось... Прометей не раз помогал Зевсу советом, когда тот не знал, как поступить, и Зевс отблагодарил его сообразно своим «великим свойствам и качествам» – велел приковать к скале на Кавказе!
Гера испустила трагический вздох.
– За что Зевс с ним так жестоко расправился? Зато, – провозгласила она, – что Прометей был непокорным! Дерзким! Отважным!.. Пока Зевс выжигал на земле все живое, красоту силой оружия созидая, Прометей сотворил людей! Он...
– Он всего лишь, – оборвала её Совоокая, – исполнил поручение Зевса, устроителя мира.
– Устроителя?! – Гера расхохоталась. – Ты, наверное, хотела сказать – Породителя? Ты права, дорогая! Твой отец породил уйму детей! Обрадовался, что людишки на земле завелись, и стал за смертными блудницами гоняться, будто мало ему было бессмертных!.. Прометей же, в отличие от него, был творцом! Он создал людей, подарил им огонь...
– Дак он, – подал голос Арес, – его выкрал.
– Выкрал! – подбоченилась Гера. – Потому что Зевс огня не давал! Не желал, чтобы племя людское приобщалось к развитию! Предпочёл бы, чтобы они жалкую жизнь влачили, под стать бездушным скотам! Но Прометей наделил их душой!
– Не он, – вскричала Афина, – а я вложила в них душу! Прометей не мог наделить их душой, он был не творцом, а ремесленником! Он лепил их из земли и воды и, как подобает ремесленнику, изготовлял их в огромных количествах! Он формировал только их оболочку! Он не был творцом, вдохнувшим в них душу! Это я одухотворила людей, посадив им на головы бабочек! Бабочек, символ души!
Гера со скрытым злорадством разглядывала Совоокую. Вот глаза выпучила, сейчас вылезут из орбит! Ведь сова сущая!
– Конечно, ты, дорогая, – заверила Гера елейно, – кто же еще... Пока Зевс превращал мир в пепелище, гармонию власти своей устанавливая, Прометей благородным занимался делом – заботился о слабых и сирых: наделил смертных разумом, раскрыл им глаза и уши, научив видеть и слышать, показал им восток и запад, дал силу памяти... Он научил людей находить, добывать и использовать земные сокровища: медь, железо, золото, серебро... Собственными руками запряг дикого быка в ярмо, а в колесницу – коня. Он построил быстрый корабль и окрылил его белым льняным ветрилом...
– Не он, а я научила людей плавать! – Афина ударила пикой по полу, вот как уело гордячку! – Я помогла им построить первый корабль, когда аргонавтам сопутствовала! Я дала плуг, запрягла волов, смирила лошадь!
Такая не только лошадь смирит! Гера, хмыкнув, отступила на пару шагов.
– Но, Афиночка, дорогая, – проворковала она, – чем это дух твой взволнован великий? Припомни сама, тебе некогда было возиться с людишками, ты с отцом, плечо к плечу, за красоту воевала! Сначала с титанами воевала, потом с гигантами война началась, когда ж тебе было заботиться о слабых созданиях! Ты за них позже взялась, неужто забыла? Но как же забыть про вторую войну! Гигантов сотворила Гея-земля из крови оскоплённого мужа, чтобы они отомстили вам за титанов, её любимых детей!.. Как ты с ними, чудовищами змееногими, расправлялась, ведь любо-дорого было глядеть! Одного островом придавила, с другого шкуру живьём содрала и покрыла ею своё могучее тело на время сражения!.. И все зря! Гиганты, в отличие от титанов, смертными были, и по веленью судьбы их гибель зависела от участия в битве смертных героев, которые пришли бы на помощь богам!.. Разве не знал твой отец, что одолеть гигантов сможет один только... как его звали... Геракл? Знал! Но скрывал! Хотел, чтобы огромные гады как следует потрепали прекрасных богов и чтобы прекрасные боги бежали с поля боя в Египет, обратившись со страху в диких зверей!.. Или ты забыла, Афиночка?
Афина, с пикой наперевес, надвигалась на Геру.
Оракул в подоле
– Но как же, ты же сама отправилась за Гераклом и вдохновила его на бой с ужасным противником! – Гера глядела на острие приближавшейся пики, не понимая, куда Арес подевался и где его меч разящий?
Ее доблестный сын под отцовское ложе забрался и кулачищами никчёмную голову прикрывает! Ну, доберётся еще мать до тебя, до гадёныша.
– И вы победили, а Зевс и эту победу себе приписал, но мы не забыли, благодаря кому войны обернулись победами, – Гера, посмотрев на занесенную над ней огромную, тяжёлую, крепкую пику Афины, зажмурилась. Ей бы такую.
9
– Что же ты замолчала, родная? – услышала Гера ласковый голос супруга. – Ты же нам еще о третьей войне не поведала? Войну с титанами мы обсудили, войну с гигантами – тоже, а о войне с Тифоном ты как- то забыла?
Гера не разлепляла глаза. Так ее... не проткнули? И кажется, даже не ранили!
– Ну же, родная, рассказывай, мы тебя внимательно слушаем! Итак, громадный Тифон с сотней драконьих голов поднялся из глубин земли и диким воем всколебал воздух... я правильно вспоминаю?
Гера, зажмурясь, ощупывала себя, непроткнутую, недырявую, невредимую!
– Бурное пламя клубилось вокруг него, земля дрожала под его ногами змеиными... я верно рассказываю? Лай собак, человечьи стоны, рёв быка и рычание льва издавало чудовище, я не преувеличиваю?
Если Геру даже не ранили, то зачем же перед её носом пикой трясли? А она-то, можно сказать, приготовилась к самому худшему, а на ней – ни царапинки!
– Тысячи неизъяснимых звуков Тифон испускал, шевеля длинными черными языками, распространяя зловоние, извергая потоки огня, бросая в небо воспламенённые скалы... много бы дал, чтобы узнать, кто породил такого.
– Гея! – Гера распахнула глаза. – Гея с Тартаром!
– Гея? – Зевс с любопытством взглянул на жену. – Так Великанша, оскопив Урана, отдалась страстным объятиям Тартара?
– Гея, – прошипела Гера, – разгневалась на тебя, что ты и гигантов сгубил! И породила Тифона, чтобы он поквитался с тобой!
– И он поквитался? – спросил Зевс добродушно.
Гера так и взвилась:
– Нет! Ты его одолел!
– С чьей помощью?
– Ни с чьей! – Лучше бы Геру пикой проткнули! Так нет же, дальше живи...
И с кем?! С тем, кто осмелился во всеуслышание намекнуть, что Тифон – чудовищное порождение Геры!
Гера устремилась к Аресу: «Вылазь!» И потащила сына на выход. В дверях обернулась:
– Пусть ты поразил Тифона и забросил в тартар... Но и оттуда грозит он всему живому, вызывая бури и извержения!
10
Разъярённая Гера неслась по дворцу, по равнине, по горам и лесам, вы еще не знаете Геры, но придёт час, узнаете! Обвинить Геру в том, что Тифон — ее порождение! Допрашивать, один ли он его одолел, или с чьей-нибудь помощью! И «Мысль» его пучеглазая тоже не лучше — пикой Геру проткнула!
Гера погрозила кулаком во все стороны — попляшете вы еще у неё, ой, как попляшете! Отмолотила Ареса — чего, дурак, не вступился за мать?! Не вынул свой меч разящий! Ярость, от того еще пущая, что пришлось отступить перед Зевсом, переполнила сердце решимостью — она! полетит! на землю! Ку-у-уда, упырь, вурдалак, трус поганый, полетишь вместе с матерью!
Затолкав гадёныша в колесницу, Гера стегнула коней, пылая желанием вражды и лютой мести.
Ворота сами собой отворились, и горы, выпустив Геру, снова загородили их облаком плотным.
«Зе-е-евс, Светлое небо, огонь, обитая в эфире, владеет небом, как своим домом» !.. Ну так Гера покажет, кто в этом доме хозяйка!
Покажет! Она гнала своих небесных коней, быстрее ветра неслись ее кони.
Вспомнила!
Вспомнила, что сказал Прометей, когда Гера, в слепня оборотившись, загнала Ио-корову в страну скифов!
«Как ни мучь ты меня, Громовержец, но все же настанет день, когда тебя повергнут в ничтожество! Лишишься ты царства и свергнут будешь во мрак! Исполнятся тогда проклятия Крона! Вот сидишь ты теперь, могучий, на светлом Олимпе и мечешь громы и молнии, но и они тебе не помогут — бессильны они против неизбежного рока! О, повергнутый в прах, узнаешь ты, какая разница между властью и рабством!»
О-о-о, узнаешь! Узнаешь.