Жилищная история
– Мирон Иванович! Тук-тук-тук! Мирон Иванович!
– Кто там? – кричит в направлении двери Мирон Иванович из-за стола в кухне..
– Это я – Филипп Макарович! Сосед! Вы чего там делаете?
– Доброго утра, Филипп Макарович. Я чай пью.
– С малиновым вареньем?
– С малиновым. Неужто и за дверью слышно?
– Ой, как слышно! Душистое. Из деревни поди?
– Нет, на рынке купил фунт. Скоро простуды пойдут, только берегись. Не будешь знать, куда придётся бежать. Того и гляди сыграешь в ящик при наших-то погодах.
– Я к вам по делу, Мирон Иванович.
– У меня, Филипп Макарович, чаепитие еще 20 минут будет длиться. Вы попозже зайдите лучше.
– Дело у меня не терпит отлагательства. Анфиса Петровна Снегирёва приехать изволили. Племянница моя. Так вот, я хочу вам предложить серьёзное дело: Анфису подселяем к вам во вторую комнату, а я буду платить вам один рубль 60 копеек в сутки. Дамочка она воспитанная – и на пианинах играет и танцует балеты всякие. Поживёт у вас месяц-другой, а потом найдёт и ангажемент себе и личную жилплощадь.
– Хм... А что же вы, Филипп Макарович, к себе не подселите родственницу. У вас же цельных четыре комнаты и кладовая еще есть. Еще и балкончик имеется с цветами.
– Ну, на балкончике-то уж совсем дело гиблое, да и в кладовке темень такая, хоть глаз выколи. А если нас всех посчитать жителей этого несчастного жилсегмента, то места решительно больше не остаётся. Ведь кроме меня с Ангелиной там же еще наши дети – Мишка, Толик и Васька. И еще кот Васька. И все они бегают с утра до вечера по квартире как малахольные, никому спасу не дают. Почесал я себе голову, потом Ваське и про вас вспомнил. Ведь вы прям как барин какой проживаете – один в двух комнатах, еще и калидор у вас очень даже внушительный.
– Вот я про это и говорю, вам, Филипп Макарович, что больше одного человека в квартире – это смертоубийство форменное. А то что в вашем доме творится – так это просто ад на земле. Уж, простите меня за резкость.
– Ну, хорошо, я готов платить вам два рубля в сутки, но это моя красная цена.
– Два рубля в сутки... Хм... Это 60 рублей в месяц. Выходит, можно купить пару кожаных сапог и три больших тарелки. Или пять маленьких... Или же 6 фунтов американского табаку Вирджиния и эээ... 46 коробков спичек... Или же подзорную трубу и набор красивых открыток. Звучит всё конечно недурно... Но знаете, что, ванная у меня одна, кухня у меня тоже одна. Это что же получается, проснёшься утром, а в душевой уже кто-то плещется и песни мурлыкает. Я этих красоток из балета знаю, у них такие длинные причёски, наплюмажутся так, что часа полтора мыть надо и то, вряд ли отмоешь! Тут никаким новым сапогам не зарадуешься после такого конфуза. Только разве что, если сбежать из такого дому куда глаза глядят... А если она прыгать начнёт свои балеты в комнате? Так, точно свернёт люстру, а себе голову. Люстра не Бог весть какая дорогая, всего 8 рублей 37 копеек заплочено. Тут лишь бы без глаза не остаться и чтоб электричеством не убило! Да, слава Богу, пианины у меня нет. А знаете почему нет? Потому что я не люблю шум и гам. Пусть даже если это ваш Мендельсон или даже Чайковский! (отпивает чай из чашки).
– Да ну что вы! Анфиса очень тихая дамочка. Вот посмотрите на фотокарточку! – Филипп Макарович пытается просунуть фото сквозь дверную щель.
– Даже не пытайтесь просовывать Анфису! Я боюсь, что если я ее увижу, я могу изменить мнение. А мне бы этого очень бы как не хотелось! Даже если она тихая дамочка и не будет прыгать по квартире, то будет греметь чашками. А ведь потом перед сном у неё на пол обязательно со стуком выпадет из рук роман про любовь. Филипп Макарович, поймите, милый вы мой, я не могу жить в подобном диком напряжении, когда вдруг гремит кочерга, потом внезапно слышится чих, потом открываются ставни. И это только начало. Ведь у Анфисы Петровны обязательно появится ухажёр. Где она будет его принимать? А будто вы не знаете какие сегодня кавалеры пошли? И обокрасть могут и стол сломать и это будет просто чудо, если он не сожжёт диван папиросою или всю даже квартиру! Я даже под страхом смерти не пущу никакого кавалера сюды, пусть он хоть пахнет одеколоном или даже в новых ботинках. Да я даже военного не пущу! Вот поэтому я такой противник вашей затеи. Один раз я по глупости пригласил Ивана Павловича на чай. Так пожалел десять раз. Он поначалу молча ходил, всё ходил у окна задумчивый. Потом говорит: "Я сейчас стихи свои прочту!" Как начал махать руками и метаться по комнате! Затем споткнулся о ведро и сломал себе ногу. Это года три назад было, ты наверное в отпуску был и не знаешь. Это страсть что тут было, доложу я тебе! Такое тут началось! И пожарные приехали и фельдшеры с носилками. А до чая так даже дело и не дошло. Хорошо что жив остался и он и я. Хотя меня самого чуть не забрали с нервным потрясением. Я тебе, Филипп Макарович, настойчиво говорю – второй человек в апартаментах – это к покойнику.
– Я как-то смутно припоминаю про этот несчастный случай. Да... Я тогда был в отпуске в деревне. Прямо воспрял духом. А вот вы, Мирон Иванович, уже который год все никак не выберетесь на природу. Наверное, именно поэтому у вас и страдает нервное здоровье.
– И не говорите. Ужас один.
– Я, Мирон Иванович, предлагаю вам новую шахматную конбинацию. Вы на месяц едете в мою деревню в тишину и покой. А Анфиса Петровна месяц у вас пока поживёт.
– Хм... А там точно тишина и покой?
– Покой такой, что тише, чем на кладбище. Ну, чирикают, конечно, соловьи.
– А как же живность деревенская? Там, поди, следить надо за хозяйством с утра до ночи.
– Помилуйте, Мирон Иванович. Из всей живности только козёл Яшка остался. Но он самостоятельный. На собственном выпасе.
– Козлов я, Филипп Макарович, очень уважаю. Порой даже больше чем людей. И ответственность в них есть и не гремят как трамвай. Всё у них как-то деликатно и с расстановкой.
– Вот именно. Яшка уже тоже пенсионер. Нагулялся. Тихий-смирный стал. Исключительно из сострадания его держим. Весёлый он был в молодости!
– Ну что ж. Надо сегодня подать заявление на отпуск. Верно... А то в самом деле здоровье уже ни к черту... Но только чтобы никаких пожжённых диванов по моему приезде. И все люстры под вашу личную ответственность.
– Я вам, Мирон Иванович, всё равно еще приплачу деньгами. И подзорную трубу куплю.
– И открытки. Писать буду вам приветы. Может и стихотворение напишу какое.
– Спасибо за решение коллизии, Мирон Иванович!
– Погодите, Филипп Макарович, я вам сейчас дверь открою.
– Нету времени уже, побегу на вокзал. Боюсь к поезду Анфисы не успею.
– От ить, малахольный... Тоже чаю не попил...
