Шалам Шабот
Меня в коррекционной школе очень любил мальчик Вася с отвисшей влажной губой, он все время говорил, что я красивая. Через три дня работы в этой школе я поняла, что Вася говорит это всем. И еще один человек меня любил, наша вахтерша, она же охранник, она же бабушка тоже особенной девочки, которая, наоборот, сама у всех спрашивала - а я красивая?
То есть, все было правильно. Мальчик Вася говорил всем девочкам, что они красивые ( настоящий мужик), а девочка у всех спрашивала, красивая ли она ( истинная женщина). Болезнь не изменила в них главного, принадлежность к своей природе.
Да, так вот, вахтерша. Она меня любила, чаем угощала в своей каморке, конфеты горстями в карманы куртки пихала. От одной не поправишься, говорила.
А вот ты, Алла, почему в Израиль не уехала? Мама там у тебя, сестра, племянники, дядя... Эльвира, так звали вахтершу, часто меня об этом спрашивала, но ответ не слушала. А отвечала я ей - а там жарко очень, я север люблю. Эльвира однажды все же услышала ответ и сказала - вот вроде бы евреи не дураки, а зачем страну сделали в такой жаре? Мерзлявые, что ли? Мерзнете все? Вон Россия какая огромная, места всякому еврею хватит... Создали бы здесь свою республику и вот тебе шалам шабот. Шалам Шабот мне очень нравился, и Эльвира не понимала, почему я смеюсь каждый раз.
Так у нас есть республика еврейская, Эльвира! - говорила я ей.
Где это? Чего придумываешь? Кто им разрешит, когда самим жрать нечего...
Есть-есть, говорю. Еврейская автономная область, на Дальнем Востоке. Столица есть даже, Биробиджан.
Да чтоб еврей на Дальний восток поехал? Вы же мерзлявые, вам где потеплее да посытнее, а там холод и только лагеря и зеки бродят, любого еврея обидят. Нет, шутишь, конечно, ты, Алла, любишь шутить.
Не шучу. Правда, есть такая республика. Столица даже есть у них...
И тут Эльвира томно закатила глаза, куда-то в воспоминание отправила их, и тихо говорит… Ух, Алла, какой у меня в молодости еврей был, какой мальчик, какой горячий, нежный, ласковый, грустный... Я его как прижму, сама улетаю, а он плачет от счастья. Хорошо мне с тобой, Эля, говорит. Вот так бы с ним и пролежала всю жизнь... Потом женился на своей и уехал в Израиль, а я бы с ним даже на Дальний восток уехала, в автономию вашу, если не врешь... Хоть на Колыму... Хоть куда... Обняла бы и никуда не отпустила. И была бы счастлива всю жизнь... А теперь вот сижу, за больной внучкой слежу, Вася слюнявый мне каждый день говорит, какая я красивая, а я верю, представляешь? А он тебе говорит?
Он всем говорит, Эльвира...
А Мишенька мой ничего не говорил. Только глазами любил. Горячий такой, нежный, грустный... Нет, не только глазами, конечно, любил, все как положено, о-го-го какой, но разговаривал глазами. Как посмотрит - хоть в их автономию, хоть куда бы с ним, в вечную мерзлоту, везде бы поехала. А он взял и в жару свою уехал, в Израиль… Ну, хоть ты не уезжай, Алла, хорошо, что жару не любишь, я к тебе привыкла, и Анька моя тебя любит, внучка... И глазами мне Мишку напоминаешь. Как посмотришь... Не уезжай, будем чай пить, конфеты у меня всегда есть... Печеньице вот еще возьми, сама пекла. А там жара все время, у тебя ножки полные, будешь мучиться, ножки растирать до крови... И Васьки с губой там нет, кто тебе будет говорить пять раз в день, что ты красивая?
Он всем говорит, Эльвира...
Да знаю я, сказала Эльвира и отвернулась в окно. Долго смотрела, и я тихо вышла.
Лермонтова
Юрий Михайлович Лотман говорил - Лермонтов, даже когда мороженое ест, ему плохо. А моя подруга из Пушкинского дома про него, Лермонтова, сказала как-то - у него только парус и белеет... Вот такой был, да, не солнце, не солнце... Даже мороженое не помогало.
Недавно встретилась с однокашником, он меня спрашивает - помнишь? И называет имя.
Нет, говорю.
Ну, мы ее называли Лермонтова, напоминает он. Она всегда на вопрос "как дела?" отвечала - плохо. Все привыкли к такому ее ответу и отвечали - это хорошо. Что плохо. А однажды пришла новенькая, которая не знала нашу Лермонтову, и говорит - здравствуйте, как дела? А та отвечает - плохо.
Новенькая расстроилась, трепетная была такая, и вот как бросишь человека, когда ему плохо. И стоит около нее, по плечу гладит. Ну, почему плохо? Посмотрите в окно...
Оно грязное, не поднимая головы, отвечает Лермонтова.
Зато там уже солнышко светит, пытается прорваться к Пушкину в Лермонтове новенькая.
Фу, меня сейчас стошнит, надо же такое сказануть - солнышко! Солнце, а не солнышко приторное ваше...
Новенькая оглянулась на нас, а мы с восторгом наблюдаем эту сцену, жестокие были. Новенькая не сдается - ну ладно, посмотрите, солнце уже... светит... ярко...
Слушайте, солнце и должно светить, вот новость тоже.
Так порадуйтесь! - воскликнула новенькая. - Весна скоро, ручьи зажурчат, весне дорогу... Дорогу! Ты дура… что ли? - подняла на нее тоскливые глаза Лермонтова. - Ручьи... Весне дорогу! Мамадорогая... дурища какая-то...
Мы продолжаем наблюдать.
Новенькая оказалась стрессоустойчивая. Голосом крепким вдруг говорит - вам надо книжку хорошую почитать! Там много мудрости. И вам станет легче.
Книгу я одну только читаю, отвечает Лермонтова.
Какую? Новенькая обрадовалась, что неожиданно завязался диалог. Свой паспорт, отвечает Лермонтова.
Пааааспорт?! И как? Рекомендуете? Интересно?
Ваш - не знаю. А мой интересный. Там есть все про меня. Имя, фамилия, отчество, город и место рождения. Год рождения. Адрес прописки. Дата выдачи. Отделение милиции, которое выдало паспорт. Число. Что еще надо? Самая любимая книга, да еще фотография моя. Вижу только себя, а не чужие рожи.
Новенькая замолчала. Но не сдается. Сочувственно спрашивает - а как у вас дела вообще?
ПЛОХО - отвечает Лермонтова.
Сегодня или всегда? - уточняет новенькая.
Сегодня и всегда. До дней последних донца. Светить и никаких гвоздей. Вот лозунг мой и солнца, - говорит Лермонтова.
Вот! Вот! Вот уже и про солнышко заговорили! Все наладится, честное слово! - новенькая вновь встрепенулась.
У меня все налажено, отстаньте со своим дурацким солнышком, тошниловка какая-то...
Тут заходит преподаватель в аудиторию и спрашивает у всех - здравствуйте, как дела? Все отвечают ХОРОШО, а Лермонтова - ПЛОХО.
Это хорошо, что плохо, говорит преподаватель.
А новенькая совсем ошалела и заплакала. Зачем, говорит, я только перевелась сюда... Говорили, что такой старинный университет, а тут дурдом. Плохо это хорошо... Хорошо это плохо... А солнышко вообще мат.
А Лермонтова отвечает - плохо, что перевелась. Очень очень плохо. Очень.
…Напомнил мне эту Лермонтову однокашник, мы смеялись громко, тут официантка подходит и спрашивает тревожно - у вас все в порядке?
Все плохо, отвечаем мы. Ничего, скоро весна, бодро говорит официантка. Солнышко появится. И все будет хорошо.
Солнышко, говорите? - раздумчиво произносит однокашник и смотрит на меня.- Плохо, вздыхает он, очень, очень плохо. Очень.
