На пригласительном билете, воспроизводящем репродукцию картины А.Н. Волкова «Свадьба» (1927), трубач в красном образует вместе со стоящими рядом узбеками в синем и зеленом одеяниях живописное трезвучие. Среди длинного ряда лиц, погруженных в созерцание тайн бытия, можно разглядеть и лицо автора работы (второй справа).
Александр Николаевич Волков (1886-1957), вся творческая жизнь которого практически протекала в Средней Азии, являлся создателем в целом чуждых мусульманскому Востоку станковых живописных и графических произведений. В них он стремился показать в живых образах неповторимую красоту родного края, соединив при этом восточные и западные художественные и духовные традиции. Туркестан предстает у него полным несравненной, подлинно эпической мощи. В горящих красках живописной материи оживают всепроникающие природные стихии Азии - стихия огня, источником которой является солнце, и стихия земли. Своей светоносностью цвета произведения Волкова конца 1910-х - начала 1920-х годов напоминают витражи. Персонажи сочетают почвенную силу с кроткой покорностью судьбе и умением обретать полноту существования в замкнутом пространстве.

Старый Ташкент

А.Н. Волков, сын русского военного врача и, по преданию, цыганки, которую девочкой подобрал русский военный отряд, родился в г. Скобелеве (ныне Фергана). По долгу службы отец Александра постоянно разъезжал с семьей по всей территории Туркестана. С детства будущий живописец впитал в себя красоты среднеазиатской природы и своеобразие искусства - от цветущей Ферганской долины, лежащей в чаше столь любимых Волковым гор, до полных грозного величия туркменских пустынь и от узбекских и таджикских ослепительных вышивок, шелков и керамики до туркменских ковров - этой несравненной «живописи шерстью».

КАРАВАН

Под гулкий бесконечный звон
Несут верблюды вешний сон.
Цветок, горящий на песке,
Мне вспоминается в тоске.
К горбу прикован кочевик,
Сраженный солнцем он поник -
Виденье черное пустыни
На истлелой желтой глине.
Роняя всюду медный стон,
Плывет свободы дикий звон.
Песок и дым, песок и дым
Был мне сопутником немым.
Разрезы глаз красавиц юных,
Их грудь из слитков золотых.
Несут верблюды вешний сон
Под гулкий бесконечный звон.
1923

Караван (Шествие караванов на фоне мазаров).

После окончания в 1916 году Киевского художественного училища Александр Волков поселяется в Ташкенте, совершая оттуда поездки в основном в пределах Средней Азии. Занятия живописью он сочетал с преподаванием, к которому у него было явное призвание. Еще одним данным ему Богом талантом являлось стихотворчество. В течение всей жизни очень мало сказав в прозе о своем собственном искусстве, художник как бы создал в сотнях стихотворных строк его вполне адекватный поэтический эквивалент, высоко оцененный приехавшим в 1920-е годы в Ташкент Сергеем Есениным (вполне серьезно пригласившим автора в свой «цех имажинистов»).

Чайхана. Начало 1920-х

В творчестве Волкова середины 1910-х - начала 1920-х годов при относительной повторяемости образных мотивов происходит, как в киноленте, постоянная смена стилевых приемов. Не будучи, по его словам, рабом того или иного направления современной русской и европейской живописи, он, похоже, прошел почти их все, не жертвуя при этом собственной индивидуальностью и постоянно соотнося созданное с произведениями национального искусства. Его главная цель в данный период состояла в создании работ, которые в виде станковых картин, витражей или фресок могли быть интегрированы в традиционную мусульманскую архитектуру. Так же как в азиатском искусстве, но европейскими, точнее, европейско-азиатскими средствами он стремился постичь непреходящие черты видимого мира. Наиболее характерные образные мотивы Волкова, которые проявятся потом во всем его творчестве, - караван, «пустыни карнавал» и одновременно символ движения времени и кругового вращения солнца; музицирование, поскольку мусульмане, подобно древним китайцам или пифагорейцам, верили в его магическую силу, а также многочисленные «беседы» и «общества», имевшие место, как правило, в чайханах. Как в «священных собеседованиях» ренессансной живописи, разговор людей происходит у Волкова через разговор с Богом. Суфизм, религиозно-мистическое мусульманское учение, в те годы широко распространенное в Средней Азии, признавал индивидуальное общение человека с Богом. Кульминацией всех «бесед» 1910-х - начала 1920-х годов, высшим воплощением суфистской духовности и при этом самым глубоким и самым поразительным по красоте цвета произведением всего творчества Волкова стала знаменитая «Гранатовая чайхана» (1924). В ее композиционной схеме есть нечто общее с «Троицей» Рублева. Но если всякая икона, по утверждению П. Флоренского, являлась «дверью, через которую божественные сущности входят в видимый мир», то в полотне Волкова реальные обитатели Туркестана, словно совершая так называемый «тихий зикр», сами, говоря словами Саади, «глядят в дверь иного мира». Важнейший знак этого неземного мира - светоносный гранатовый цвет, имевший символическое значение для многих мировых религий. В картине художника он звучит с несравненной силой, становясь воплощением высшей радости, которую может испытать человек.

Слушают бедану

С середины 1920-х годов творчество Волкова в соответствии с общей тенденцией развития мирового искусства поворачивается лицом к окружающей действительности. В его произведениях повторяются многие прежние темы, но героями становятся уже не духовные руководители народа, а простые люди, источником жизни которых и условием самого их существования остаются религиозно-нравственные устои. Возвращая своим персонажам жизнеподобие, Волков не делает их натуралистичными - в частном он по-прежнему передает общее, используя приемы неопримитивизма, геометрического обобщения или гиперболизации. Его герои, как и прежде, соединяют в себе мощь, порой заставляющую вспомнить персонажи его любимого Джотто, и кротость, ибо источником их силы остается духовное начало.
В 1920-е и в самом начале 1930-х годов в небольших по размерам и монументальных полотнах мастер дает широкую панораму народной жизни.

Нельзя не сказать несколько слов также о волковской графике того же периода, о его многочисленных и поразительных по красоте и силе контурных рисунках и красочных акварелях.

Верблюды в пустыне

В начале 1930-х годов художник, как и многие его собратья по цеху, был увлечен ритмами новой эпохи, размахом строительства: дорог, заводов, колхозов. Энергия всех этих строек, сулящих пробудить Азию к новой жизни, нашла отражение в целом ряде произведений, таких, например, как «Штурм бездорожья» или «Кирпичный завод». Однако культурная политика победившего тоталитаризма оказалась в равной степени направленной против главных ценностей волковского искусства - авангардистской эстетики и религиозно-художественных национальных восточных традиций. Призывы новой критики к «перековке» приводили лишь к омертвлению образов. Тем не менее Волков нашел в себе силы к обновлению и спасению своего искусства. В гуашах и акварелях 1930-х годов и в многочисленных картинах, в основном небольшого формата, он уходит от социальной тематики и показывает человека как часть огромного природного целого. Пространство его произведений расширяется, стиль становится более живописным, форма строится свободно положенными динамичными мазками и модуляциями цвета, а существование человека подчиняется ритмам природы, оставаясь ее духовным средоточием.

В стихотворении «Поэтам Грузии» любимый художником С. Есенин писал, обозревая мировую историю: «Дралися сонмища племен, зато не ссорились поэты...» Творчество А.Н. Волкова, неразрывно соединившего Запад и Восток, - яркий тому пример.