VII. КАРИ
После смерти
Некролог в Америке. В альманахе «Женщины и Россия» была опубликована «Автобиография» Кари и редакционный некролог за подписью издателя Т. Мамоновой, которая писала:
«...Власти сделали несколько попыток запугать Кари. 22-го ноября 1980 года в Ленинграде её осудили на 15 суток. Четыре фанатика из КГБ сфабриковали дело о «хулиганстве К. Унксовой». её обвинили в нападении и избиении четырёх милиционеров.
...Позднее в её квартире был произведён обыск, пишущая машинка, записные книжки, рукописи и книги были изъяты.
...Издатель хочет привлечь внимание читателей к судьбе Кари Унксовой, чтобы затем услышать их голоса в защиту других преследуемых борцов за элементарные гражданские права.
...Кари Унксова была информирована властями, что она, её муж и дети в возрасте 8 и 17 лет могут выехать из страны 19 июля 1983 года. 3 июля Унксова погибла в Ленинграде под колёсами автомобиля. (Перевод с английского).
Анатолий Смирнов публично отвечает оппонентам и критикам мёртвой Кари.
Фрагменты из доклада, прочитанного на заседании литературного клуба в Ленинграде.
Сегодня, через два с лишним года, после смерти Кари, я все время слышу один и тот же вопрос: «Почему же мы не знали, что у нас есть такой поэт? И что же это все-таки такое – поэзия Кари?»
Желающих и полагающих для себя возможным бойко ответить на последний вопрос при жизни Кари было сколько угодно. Сейчас их гораздо меньше, хотя они и не вовсе перевелись... Причиной тому, по-видимому, бесконтрольное расползание все большего числа отрывочных, произвольно скомпонованных, изуродованных, но все же подлинных текстов. Кари почти никогда не отказывалась выступить перед любой аудиторией или дать текст для прочтения, но людей, имевших возможность ознакомиться с её творчеством в достаточно полном объёме сравнительно немного, и еще меньше людей, сумевших воспользоваться этой возможностью.
Творческий контакт с организациями неофициальных (так же, как и официальных, Т.З.) литераторов Ленинграда для неё оказался невозможным, а нетворческого контакта она не признавала, даже в частной жизни.
...Передо мной журнал «Обводный канал N6 за 1984-й год, в нем статья Ю. Колкера «Вольноотпущенники», в ней есть страница, посвящённая Кари. Речь идёт о нескольких стихотворениях, помещённых без чьего-либо ведома, в неизвестном мне сборнике «Острова» и сопровождается весьма краткой и не менее энергичной оценкой творчества Кари. Начинает автор с того, что: «Уже в начале 1960-х годов на неё водили смотреть, – хочешь увидеть живого гения?», и кончает тем, что навешивает следующие ярлыки: «импрессионистка», «футуристка», «последовательница Елены Гуро», объявляет главными принадлежностями её стиля звукоподражание и описательность. Отмечу, что во всем написанном Кари, сколько – то заметное использование звукоподражаний найдётся едва ли в нескольких стихотворениях, и непонятно, почему Ю. Колкер считает это поэтическим преступлением, так же, как и использование 5-ти стопного ямба. Критик тут же выдаёт свидетельство о незначительности таланта, не владении словом и духовной закрепощенности. Все это на материале 3 – 4-х стихотворений, в которых, как это явствует из его текста и признаний, он не только не понимает системы изобразительных средств, но даже содержания. Больше ничего ему о творчестве Кари неизвестно.
А цитируемые стихи, все без исключения, великолепны, разнообразны, и дают достаточное представление о мастерстве их автора.
Первое стихотворение «Ворон», небольшое, всего 12 строк. Посвящено главной и высшей теме поэтов всех времён и народов «Поэт и Бог». Поэт, и его готовность свершить свою миссию, отдать себя без колебаний, или в высоком смирении ждать часа признания, даже зная, что он никогда не придёт. Стихотворение исполнено такой силы и свободы духа, что аналог ему можно найти только в классической поэзии, а в сегодняшней русской литературе просто нет:
Изба где Ворон складывает крылья
Поток где вдруг сместились две струи
И Ты Кто остановишь дни мои
В единый ствол в последнее усилье
Ездок кто запоздалый без огня
Един Кто отвечает мне сегодня
Мешок что отложили для меня
Убивец что спускается по сходням
Та ветвь где Ворон складывает ношу
Поток где неизменны две струи
Венок который оборву и брошу
И Ты Кто остановишь дни мои.
Главный художественный метод – это свёртка огромной информации в каждой строке, вовлечение в поэтическое и философское размышление читателя и данная ему свобода в пределах каждого архетипа включить свой, наиболее ему близкий.
«Ездок кто запоздалый без огня». – Может быть, вестник с хорошим или плохим известием, или призывом о помощи, может быть, всадник из «Лесного царя» Гёте, или всадник Бродского, к вашим услугам вся российская и западная культурная традиция, более того, мировая, выбирайте и творите вместе с поэтом; всадник Кари мчит сквозь темноту ночи – остальное ваше. Поэт – не сектант и не фанатик, его сознание ясно, интеллект твёрд и так же полно доверяет Богу, как и его дух...
«Един Кто отвечает мне сегодня». Поэт знает: любой голос, слышимый ему, будет голосом Бога. И его решимость следовать этому голосу свыше, неколебима.
«Венок который оборву и брошу». – От венка Офелии до лаврового венка победителя, ваш выбор, читатель. Каждая строка «Ворона» – архетип возможной судьбы, варианты которой мгновенно проходят перед взором поэта и читателя, если он в состоянии и желает следовать за поэтом.
«И Ты Кто остановишь дни мои». – Поэт спокоен перед лицом Бога, он готов принять смерть. Он свободен.
Ворон пришёл из Эдгара По, которым Кари увлекалась, как и многие, с детства, и символика этого образа совершенно открыта. Одно только её рассмотрение в стихе Кари может доставить бездну эстетического и интеллектуального удовольствия. Уместно еще отметить высокую энергетику стиха и почти полное отсутствие эмоциональной рефлексии – все действие разворачивается на интеллектуальном и духовном уровне. Звуковая структура полностью подчинена смысловой, и оценить её достоинства в силах любого грамотного читателя.
Теперь возвращаемся к статье Ю. Колкера в «Обводном канале». Цитирую: «Смысла нет в этих стихах, есть вялое, безвольное скольжение по поверхности, расслабленный полубред, рабское следование звуку... Духовная закрепощенность поэтессы слишком наглядна». Да, да, это о Вороне! Так что же это? Невежество? Некомпетентность? Умственная и духовная неразвитость?
...Следует отметить крайне небрежное обращение с авторским текстом, цитаты приведены в безбожно искажённом виде, произвольно соединены строчки, взятые из совершенно разных мест, изменены слова и целые строки. Тон всей статьи недопустимо развязен.
...Свобода и духовность – первичные понятия, им нельзя научить, если Господь забыл, или не почёл нужным вложить их в нашу душу. Когда я читаю рассуждения Ю. Колкера о свободе духа и поэзии, то невольно приходит ощущение, что присутствуешь при какой-то чёрной мессе, где каждое слово – оборотень, заменено противоположным по значению смыслом.
...С формальной точки зрения, стихи Кари, казалось бы, не должны представлять для читательского восприятия серьёзных трудностей. Отклонения от грамматики, такие, как опущение предлогов, иногда глаголов, перестройка по ходу фразы, как бы объединяющая два разных по форме высказывания, – все это использовалось в русской поэзии, иногда даже в допушкинские времена. Эти приёмы связаны с хорошо изученным сегодня лингвистикой явлением избыточности языка и призваны увеличить энергию и информационную нагрузку стиха при сокращении объёма текста. Трудности восприятия такого стиха можно объяснить только нашей привычкой к инертности и вялости мышления, господством канцелярско-бюрократического стиля, с которым мы в основном имеем дело в нашей повседневной жизни.
...Те, кто достаточно знал Кари или работал с ней, подтвердят, что при общении на любом интеллектуальном уровне, она всегда была бесспорным лидером, хотя споров не любила, полагая, что в них рождается не истина, а только отчуждение и озлобление, и всегда предпочитала спору интеллектуальное и духовное сотрудничество. Ей была совершенно чужда столь важная для мужского сознания задача самоутверждения, она никогда не настаивала на своём превосходстве. На многих, с кем она общалась, она оказала своё, и часто решающее для них влияние. Многие из этих людей были далеки от литературных кругов, это были художники и музыканты, и люди вне искусства. Кари свободно ориентировалась в любом культурном пространстве и обладала даром пробуждать творческую активность тех, кто её окружал. её оценки или советы отличались глубиной и точностью.
...Интеллектуальность поэзии Кари действительно требует от читателя достаточного умственного развития и предполагает известный культурный опыт. Геометрия мысли, как неотъемлемая часть общей структуры стиха, у неё часто довольно сложна и требует бдительности и внимания. Однако, это не следствие поэтического снобизма, а необходимый элемент организации поэтической стихии.
...Кари прошла путь от первоначальной борьбы за своё человеческое достоинство и жёсткого отстаивания своего права на независимость до той вершины творчества и познания, которых может достигнуть человек, если постоянное движение вперёд и вверх для него необходимое условие существования. Путь каждого уникален, поэзия Кари поможет тому, кто готов к этому духовному движению.
Бессмысленная суета, ложь, стяжательство, вот удел нашего бытия сегодня. Поднимайтесь и идите, помогайте друг другу любовью и милосердием, ваши потери на этом пути ничто по сравнению с обретениями, – это говорит нам поэзия Кари.
...Сама Кари считала себя поэтом классической традиции. Если условно разделить русскую классическую литературу на два направления: Пушкин – Толстой, Лермонтов – Достоевский, то, безусловно ей ближе первое. В её стихах периода становления можно найти следы критического анализа самых разных поэтических направлений, и даже просто упражнения в поэтических приёмах. Часто они выполняют задачу выявления архетипов определённых жанров, а то и целых художественных школ. ...Разнообразие приёмов, количество находок, многих из которых хватило бы иному поэту на всю жизнь, не поддаётся учёту, и не один из них не является самоцелью. Кари никогда не сочиняла стихов. Технические трудности ей были неизвестны. Внутренняя работа ума и духа всегда остаётся достоянием автора, но скорость «материализации» произведения поражала. Например, «Венок сонетов» был ею написан за 1,5 – 2 часа. Перевод «Сурсагара», выполненный на высочайшем духовном уровне (по свидетельству индологов, получивших его для прочтения), занял несколько дней.
...Я свидетельствую, что Кари прошла все этапы своего пути к свободе духа с полным чувством ответственности и не делала себе ни малейших скидок. её стихи честно говорят нам не только о радости постижения, но и о тяжести потерь и жертв, неизбежных на этом пути. Кари прошла через искушение спрятаться за социальную и политическую беспомощность, отвергла тезис о личной непричастности к миру зла, как следствие лицемерия и равнодушия интеллигенции, к которой она принадлежала...
В Тель-Авиве усилиями Беаты Малкиной выходит сборник стихов «Кари» тиражом в 100 экз., в который вошли тексты, собранные в эмигрантских кругах, и прежде всего, стихи 1970 – 1979 гг. из архива Л. Кузнецовой, выехавшей в Штаты и сумевшей вывезти рукописи Кари. Издатель также «...глубоко признателен И. Сундулевичу, Г. Орлову и А. Волохонскому за участие в составлении и подготовке книги».
«Москва была самым весёлым городом в нашем пасмурном государстве...»
Из письма Н. С. (Это было мимолётное знакомство в Ленинграде с одним из молодых людей из московского окружения Кари. Меня свёл с ним ныне покойный Алёша Соболев. Я попросила тогда моего собеседника написать мне письмо и рассказать об атмосфере тех лет. Письмо было получено. Но сейчас я вынуждена публиковать его без разрешения автора, так как мне не удалось с ним связаться. Конверт утерян, под письмом нет обратного адреса и вместо фамилии стоит красивый росчерк, из которого понятны лишь инициалы).
Уважаемая Татьяна!
Мне кажется, я недостаточно удовлетворил Ваш интерес к судьбе, к последним годам Кари, очевидцем которых я был. Согласитесь, тот совписовский шалман, (Ленинградский Союз писателей Т. З.), где мы встретились, был не самым удобным местом для излияний. Вы спрашиваете, что и – чем была для нас Кари. Попытаюсь объяснить.
К знакомству, если так можно выразится, мы были уже готовы: многие наши приятели с нею общались, кто время от времени, а кто и тесно. Сходились мы как-то толчками, сам процесс сближения был не гладким (из-за глупых «внутриведомственных» амбиций), но, долго ли, коротко ли, – оказались под одной крышей. И тут вспыхнул бешеный пожар интеллектуального общения. Пламя его трещало и жгло. Помогало все: и относительная схожесть происхождения (следствие – один культурный язык), и взаимный друг к другу интерес, и даже сама манера жить. Тогдашняя Москва, как ни странно, была, наверное, самым весёлым городом в нашем пасмурном государстве. В это трудно поверить, но я тому очевидец: вечный фейерверк, шампанская лёгкость, приятность и разнообразие общений, какие-то пляски, сидения за столами с роскошной снедью, езда на такси кортежем из одного дома в другой и, после гостей, до гостей, – беседы, беседы, беседы. Рождество, Крещение, твой день рождения, мой день рождения, её именины...
Это была наша реальность, другой мы не знали, и было весело. Дамоклов меч, казалось, висит так высоко, что близорукие могли бы его и не увидеть. Конечно, некоторые наши друзья, родители наших друзей, жены или мужья наших друзей (то тут, то там мы слышали), имели какие-то неприятности, но такова была реальность. А беда настигала с неотвратимостью сброшенной с самолёта бомбы. И Кари, с её феноменальной интуицией и даром предвидения, уже что-то чувствовала.
...Что я могу рассказать о том специфическом круге, к которому мы принадлежали, кроме того, что он был блестящим? да и не знаю, правильное ли это определение – круг, – форма-то была с множеством ответвлений. И существует только в моей (твоей, нашей) памяти: предмет рассыпался на множество отдельных атомов; иных уж нет, а те...
Вспоминаю раннюю зиму, непредвиденные проблемы, Карины прохудившиеся башмаки, наше хождение по магазинам: последний, прощальный день рождения в Москве... Во множестве и как-то сразу приваливших гостей, гул разговоров по углам, плохо скрываемое ожидание застолья (непременная увертюра приёма по-русски), наконец, тосты, пущенные по часовой стрелке; аристократическую грацию и спокойную, как у Анны Карениной, стать именинницы – Кари в декольтированном платье; пение Людмилы Дмитриевны Дервиз, пение (ох!) Андрея Изюмского... Кари ко мне: – Отсюда я взяла бы только пластинки Обуховой и записи Дервиз. Хорошее средство от ностальгии: слушать, плакать и понимать, что этого больше нет и в помине...
...Людмила Дмитриевна Дервиз (Кардашева) – вдова одного скульптора, дочь барона фон Дервиза и обитательница известного дома (частного), где живут художники Ефимовы, Голицыны, Фаворские и Шаховские, – одна из бывших первых красавиц Москвы, сочинительница и дивная исполнительница старинных песен, знак старинной московской широты и культурности.
Может быть, следует все-таки определить, что же такое Андрей Изюмский, столь «приближенный» к Кари, этот хилый урбанистический цветок, странный плод вольного оратая и дымной фабричной трубы. её привязанность к нему была, как мне кажется, род проклятия. Была какая-то астральная несовместимость этого юноши, Кари и нашего круга, его рядом с Кари... (А. Изюмский, рок музыкант. Кари интересовала молодёжная контр – культура, она считала, что через рок-музыку можно привлечь внимание молодёжи к серьёзной поэзии. Андрей положил на музыку тексты из поэмы Кари «Письма Томаса Манна» и сам же их исполнил. В те времена рок музыкантов гоняли, устраивали погромы, увозили в отделения милиции. Изюмскому удалось передать кассету с записью «Писем...» в ФРГ, где она прозвучала в одной из программ западногерманского радио при поддержке тогдашнего члена бундестага Отто фон Лансдорффа. Андрею через посольство ФРГ была передана в качестве гонорара электрогитара. Кажется, это был первый и последний творческий взлёт Андрея, принёсший ему в конце 70-х некоторую известность в определённых кругах. Т.З.)
...Про Виктора Резункова я ничего не знаю. Кроме того, что это был приятель Андрея и возник он в последние месяцы последнего лета.
Со времени знакомства и до смерти, близким её другом и человеком, которому она доверяла, был Александр Тимофеевский.
...Мне кажется, что Кари уже было абсолютно все равно, с кем общаться, и это очень понятно: в ту пору она писала шедевр за шедевром.
На меня Кари оказала огромное влияние, её творчество, опосредованно, сильно сказалось на моем, – и не только творчестве, но и на самом мироощущении.
Я благодарю Бога за подарок общения с ней.
Кари всегда чувствовала, что молодёжь – будущие её читатели, что время её поэзии начнётся завтра.
...Ей хотелось широкого признания, и она делала ставку на рок-культуру, затем на феминизм, считая его сильным движением, и это оказалось для неё роковым поворотом.
P.S. Весь вышенаписанный текст – по свежим следам нашего общения. Не знаю, насколько полезным окажется для Вас этот поток сознания. Ибо, может быть, только для меня это стройный образ, а не набор фактических умолчаний и словесных украшений. Может быть, образ Москвы здесь видится сквозь призму юношеского восприятия. И я мог бы еще многое напеть о Москве и Кари, но оставим это до другого раза.
Кончаю письмо, желаю Вам всяческих благ, и всем нам – большей общности культурных сил и, в этой связи, посылаю привет неизвестным мне Вашим товарищам, проявившим интерес к литературной судьбе и памяти о блистательной нашей подруге.
Москва, конец 1988-го, начало 1989 года.
