Владимир Ферлегер. Прочие разности разных лет...

ПРОЧИЕ РАЗНОСТИ РАЗНЫХ ЛЕТ

Прошлое России было удивительным,
её настоящее более чем великолепно,
что же касается будущего, то оно
выше всего, что может себе представить
самое пылкое воображение.
Граф А. Бенкендорф, начальник
III отделения Его Императорского
Величества канцелярии.

В Страну Обетованную придет лишь
тот, кто не знает, куда идет.
Лев Шестов, философ.

ЧАЙКИ

Чайки кричат отчаянно
От бескормицы нескончаемой:
Впроголодь, всё впроголодь...

Не посылает господь
Мелкорыбья – чаячью манну.
А иное им не по карману.
И качает голодную плоть
По касательной к меридиану.

Хлеб крошу на холодный причал
Моря чёрного как печаль.
Над – на серой простыни неба
Чайка вляпана как печать.

Я и рад бы за все отвечать...
Да в руках моих мало хлеба.

Одесса, 1987.

ИЗ ПОЛУСГОРЕВШИХ ЧЕРНОВИКОВ

Коварны льды, опасны скалы,
В мальстрёмах океан кипит,
Горой горящего металла
Расплющит дом метеорит.

Землетрясенья и цунами,
Поверх – озонная дыра:
Нейтронов, альфа, бета, гамма
В орлянку с генами игра.

Стихий глобальный бег по кругу –
То гром с небес, то стон зыбей.
Но всех опасней МЫ! Друг другу...
Свирепой малостью своей.

Бессоница... не получается спать.
Элениум, хвойная ванна
Не позволяют унять
За окнами конную рать,
Что несётся по времени вспять
Назад к временам Тамерлана,
Шатая мой стол и кровать.
И дальше ещё – до Корана,
До Исы, до царя Сулеймана,
До Мусы с его: НЕ УБИВАТЬ!

Над посвистом вокзала,
Над скукой переулка,
Луна бела как сало,
Луна пышна как булка.
«Ещё б щепотку соли,
Махры чуток по более,
Да хлебного вина», –
Рот растянув от до уха,
Осклабилась старуха,
Старуха-голодуха,
Сифилитичка, шлюха –
Гражданская Война.

Правду – вдрызг на осколки,
И ещё пополам.
Чтоб ощерясь как волки,
Растащить по углам.
Жест Вселенского Мима
Вкривь и вкось толковать,
Мимо отчего дыма –
И родным не признать.

Всё двоится, троится –
Правдой колют глаза.
Несолёна водица,
Коль чужая слеза.
И на донце стаканов
В пыль осколки добить,
И кровавых шаманов
Всей душой полюбить.

* * *

Старик был болен, сломлен и разбит.
Был в шаге от летального исхода,
Но собран из кусков и грубо сшит.

Теперь здоров. Не курит. Много спит,
Но в шесть встаёт, гуляет до восхода
И слушает как бьёт в причал прибой,
Качая в такт тяжёлой головой.

Ест по часам: овсянка, козий сыр,
Сухие фрукты, рыба, мёд, кефир.
Спиртное держит и помалу пьёт.
Не ходит в гости и гостей не ждёт.

Читает только Торо и Монтеня,
На переезд не просит дозволенья,
Не любит слов «Лубянка», «Моабит»,
Не пишет никому четыре года...

Но по ночам его слегка знобит.
И если резко портится погода,
Культя души то ноет, то болит.

ОДНОРУКИЙ СКРИПАЧ

Кого там толпа окружила, жадно глазея?
Играет скрипач однорукий, согнутый дугой.
Кариес времени выщербил зуб Колизея,
Но зрелища... Зрелища! – Номер почти цирковой.

Вечен Волчицей Этрусской раскормленный город,
На шаг впереди человечества шедший всегда.
Вспомнила скрипка забытое прочно как голод,
Как в глазищах Кабирии ночью качалась беда.

Бог с ним что… а вот как он, калека играет?
И какой-то пытливый наглец уже щупать полез,
И добравшись до истины, истину ту оглашает:
Си, сеньоры, от локтя и ниже – протез.
..........................................................................

И взлетает культя от усилья зудя и болея,
Что бросают – хватает пока на спагетти и на молоко.
Ватиканским елеем подпорчен чуть зуб Колизея,
Но старинные корни крепки и сидят глубоко.

Рим, 1989.

КОЛОКОЛА
СОБОРА
СВЯТОГО ПЕТРА

Это по ком...м
там...м?
Это по нам
звон.
Это большой
Джон...н...н
Дон...н...н
На колокольне.

Это ему больно,
Что больше не будет нас.

Это контральто и бас –
Звон колокольный.
Ватикан, 1989.

* * *

Громада легкая Миланского Собора
Вот-вот взлетит, взяв курс на облака,
Начав разбег свой долгий, а пока
Ещё не движется... но вовсе не стоит
Готическим постом Вселенского Надзора.
Как храмы тёмные Балтийских городов,
Где божий бич сильней, чем Свет и Слово,
Где трудно верится, что ОН шептал с креста:
Люби врагов своих... войдя в уста Христа,
Завет суровый свой сменив Заветом Новым…

И верит паства, что Собор взлететь готов.
И он взлетит… когда услышит зов.

Милан, 1989.

ДИПТИХ

Космополитическое В кругу италийской элиты
От тоски скандинавской, сытой –
Розмари и марихуану.

Отпустить иудейскую душу.
Полетать в Гималаях, послушать
Рамаяну и Махаяну.

Перепив, перекушав мяса,
Посреди аргентинского пляса
Петь и плакать о родине – маме.

Вместе с пьяным муллой – вахаббитом
И эсэсовцем недобитым
Опохмелиться в Панаме.

В дорогой парижской квартире
Совершить ритуал харакири,
По-русски рванув рубаху.

Спокойно, без польского мата,
Как истинный сын Ямато,
Провернув по кругу наваху.

Помянув таитянского бога
На посошок у порога –
Рог грузинский ирландского виски.

И не пачкая праздник французам,
Прижимая сомбреро к пузу,
Уползти без Good Bye – по-aнглийски.

Патриотическое: Выдворив масонов, иудеев,
Лиц кавказских, лишних грамотеев,
Отойдет Родная Сторона.
В каску баксы брось на Церкву Спаса,
Вмажь патриотического кваса
С пеной что красна да солона.

Обряди сынов своих и дочек
В бронеармяки опричь сорочек,
/Пуля – дура, господи спаси... /.
Православно, совестно, соборно,
Исто, чисто, пусто да просторно…
Право – славно станет на Руси.

ЧИСТОТА

Блещут хрустальные стайки
Рюмок в богатом жилье,
Белое платье хозяйки
Сшито вчера в ателье.

Нет ни соринки, на диво
Всюду порядок-ранжир,
Чисто пльзеньское пиво,
Чист и иранский инжир.

Что же мне здесь не сидится,
Ёрзаю как на игле? –
Лучше в парадном напиться
И полежать на земле.

Слишком картины бездарны
И разговоры пусты,
Книг дорогих элитарных
Слишком страницы чисты.

Я в чистоту мало верю,
Больше – в причинную связь.
Вышел – и сразу за дверью
Чисто родимая грязь.

В ней диалектика тины,
Памяти мусорный склад...
Прячет, всё прячет за спину
Чистые руки Пилат.

Ах, мостовая! – лоснится,
А на шесть футов над ней
Чисто арийские лица
Чистых немецких парней

Этого не было? – Было!
Правда, без шуток, всерьёз –
Чисто еврейское мыло
Грязь с мостовых тех отмыло...

Всё позабылось. Склероз.

И лирик, печальный вздыхатель,
Грязный народец кляня –
Расово чистый писатель,
Калом швыряет в меня.

Снится мне темная Лета,
Ночь без луны и огней.
Только в пространстве и света –
Свет от улыбки твоей.

Грязное время лютует,
Но чисты персты и уста,
И Магдалина целует
Грязные ступни Христа.

ГЕРМАНИЯ РЕМАРКА

Германское правительство выдавало
слепым инвалидам первой мировой войны
специально обученных собак – поводырей.

Костыли по мостовым Берлина,
Рюмку шнапса и ещё одну.
Ночью бесконечной, ночью длинной
Он бредёт, дождю подставив спину,
Проигравший страшную войну.

Ищет что? Понюшку кокаина?
Проститутку? Кислого винца? –
Ночью бесконечной, ночью длинной
Он не верит ни Отцу, ни Сыну.
Верит Псу – поводырю слепца.

Оснабрюк 1993.

KEEP SMAILING!

Срам!
Шарю пальцами по зеркалам.
Где оно, утерянное лицо?

Но вместо лица –
Месиво красного мяса,
Кричащее – больно!
Лишённое кожи...
Довольно!
Раздражает голодные массы
Вопиющее красное мясо.

Keep Smiling!
И я улыбаюсь. Но
Усильями порванных мышц
Получается только гримаса.

О, Боже! Прогонят меня от порога,
Согнут позвоночник в дугу.
Не сможешь? – Смогу...
Потерпите немного.

Я в мясо нагое вотру
Питательный крем
На основе алоэ,
И вырастет новая тонкая кожа
Как после ожога, пожара...
И мало-помалу она огрубеет,
Сравняется с вашей.

Keep Smiling! Смелее!
Уже получается лучше.
Виват!

Нужны тренировки,
Душевный покой,
Соблюденье режима...
Ну кто виноват,
Если старая стылая кровь –
Вся моя недвижимость.
И вы справедливы,
И вы объективны вполне –
И плохо, и мало.

Что в родимой стране,
Что в чужой стороне...
Keep Smilig!