Автор: | 16. августа 2018

Чёртнер Ильзе – славист, переводчик с русского и польского языков, редактор, член союза немецких писателей «Verband Deutscher Schriftsteller». Родилась в 1942 году в Бреслау (Германия). Окончила Берлинский университет им. Гумбольдта. Стажировалась на филфаке Московского университета по теме: «Поэтика Б. Пастернака». Работала редактором в издательстве «Volk & Welt». Переводит русскую литературу, преимущественно XX века. Среди её работ переводы поэзии М. Лермонтова, А. Блока, М. Цветаевой, Б. Пастернака, Д. Хармса, А. Вознесенского, Б. Ахмадулиной и др. и прозы – И. Бунина, М. Горького, А. Мариенгофа, К. Паустовского, В. Астафьева, Т. Толстой и др. Лауреат премии переводчиков издательства «Volk & Welt», стипендиат берлинского Сената. Живёт в Берлине.



Марина Цветаева

СТОЛ

Мой письменный верный стол!
Спасибо за то, что шёл
Со мною по всем путям.
Меня охранял – как шрам.

Мой письменный вьючный мул!
Спасибо, что ног не гнул
Под ношей, поклажу грёз
– Спасибо – что нёс и нёс.

Строжайшее из зерцал!
Спасибо за то, что стал
(Соблазнам мирским порог)
Всем радостям поперёк,

Всем низостям – наотрез!
Дубовый противовес
Льву ненависти, слону
Обиды – всему, всему.

Мой заживо смертный тёс!
Спасибо, что рос и рос
Со мною, по мере дел
Настольных – большал, ширел,

Так ширился, до широт –
Таких, что, раскрывши рот,
Схватясь за столовый кант…
Меня заливал как штранд!

К себе пригвоздив чуть свет –
Спасибо за то, что вслед
Срывался! На всех путях
Меня настигал, как шах –

Беглянку. – Назад, на стул!
Спасибо за то, что блюл
И гнул. У невечных благ
Меня отбивал – как маг –

Сомнамбулу. Битв рубцы,
Стол, выстроивший в столбцы
Горящие: жил багрец!
Деяний моих столбец!

Столп столпника, уст затвор –
Ты был мне престол, простор –
Тем был мне, что морю толп
Еврейских – горящий столп!

Так будь же благословен –
Лбом, локтем, узлом колен
Испытанный, – как пила
В грудь въевшийся – край стола!

Июль 1933

 

Marina Cvetaeva

DER TISCH

Mein Schreibtisch, ich danke dir, treuer!
Du gingst mit mir vor mir durchs Feuer
des Daseins, durch Garbe um Garbe,
du schütztest mich – wie eine Narbe.

Mein Maultier, ich danke dir, nie
zerbrach’s dich, nie brachst du ins Knie,
nie drückte den Rücken dir nieder
mein Wachtraum – die Fracht meiner Lieder.

Mein Spiegel von härtester Klarheit,
du stelltest, und sprachst mir die Wahrheit,
dich zwischen mich Zeile für Zeile
und Glück und Verlockung wohlfeile.

Mein Hemmschuh von Holz – dem Gemeinen
und niedrigen widrigen Kleinen,
dem Pavian Eigengefallen,
dem Haß, diesem Habicht – dem allen.

Gehäus meines Totenwurms, Bretter,
euch dank ich, ihr wuchst und trugt Blätter,
ihr dehntet, verbreitertet euch,
dem Werk, auf euch tätigen, gleich –

zu Weiten von Ozeanfreie,
und mich – im ertrinkenden Schreie
umkrallte ich, halt!, euern Rand –
überschwemmtet ihr wie einen Strand.

Mein Schreibtisch, mein Schraubstock, dir dank ich –
du zwangst mich und zwangst, und entsprang ich,
da sprangst du mit rascheren Sprüngen
mir nach wie ein Pascha, zu zwingen

die flüchtige Sklavin zurück.
Du rissest mit Magierblick
mich aus der verführenden Chance
wie aus somnambulischer Trance.

Die Purpurspur meiner Blessuren
gerann auf dir, Tisch, zu den Suren
des Ichs, meines Ichs, zum Koran
des Seins: meins – in Taten und Plan.

Stylitensitz, Spund vor dem Mund,
du warst für mich Thron, Boden und
das, was für die wandernde Schar
der Juden die Feuersäule war.

Gesegnet sei, Tischland Gelobtes,
von Stirn, Elle, Knie schlachterprobtes!
Ins Mark sägte sich, ins gebrannte,
mir – quer durch die Brust – deine Kante.

Berlin 1989(M. Z.: Ausgewählte Werke Bd. 1.
Verlag Volk & Welt, S. 155-156. Übers. v. Ilse Tschörtner)

 

Борис Пастернак

* * *
Но и им суждено было выцвесть,
И на лете – налёт фиолетовый,
И у туч, громогласных до этого –
Фистула и надтреснутый присвист.

Облака над заплаканным флоксом,
Обволакивав даль, перетрафили.
Цветники как холодные кафли.
Город кашляет школой и коксом.

Редко брызжет восток бирюзою.
Парников изразцы, словно в заморозки,
Застывают, и ясен, как мрамор,
Воздух рощ и, как зов, беспризорен.

Я скажу до свиданья стихам, моя мания,
Я назначил вам встречу со мною в романе.
Как всегда, далеки от пародий,
Мы окажемся рядом в природе.

 

Boris Pasternak

* * *
Auch für sie kam die Zeit der Erschlaffung und Flaute.
Die Silhouette des Lands wurde violett,
und die Wolken, zuvor so dramatischen lauten,
pfiffen, fistelten, flüsterten im Falsett.

Sie verhielten, die Ferne verhüllend, im Fliegen
über tränendem niedergesunknem Flox,
Haubenbeeten, wie kalten gesprungenen Fliesen,
und den Häusern, die keuchten vor Kohlekoks.

Ab und zu bricht Türkislicht vom Osten herein,
und die Beet-Karees liegen wie unter Reif,
und die Luft steht wie Grabmarmor klar überm Hain
und verloren und obdachlos wie ein Schrei.

Lebt denn wohl, meine Verse, mein Glück, ich bestimme
mir ein Wiedersehn mit euch, der Hauptfigur
meines Lebensromans, und wir werden wie immer,
fern von Parodie, eins sein in der Natur.

1917

(B. P.: Gedichte und Poeme, Aufbau Verlag GmbH,
Berlin 1996, S. 155-156. Übers. von Ilse Tschörtner)