ВЫ В ПОРЯДКЕ?
Искусство изнутри и снаружи. Изнутри — со своей историей, своим «чёрным ящиком» памяти, где каждая цитата — штрих к биографии. Люди, эту биографию пишущие, в разной степени велики и отважны, равно как и заземлены, слабы, несчастны и одиноки. Морщины на некогда прекрасном лице и грязные ступни, скрытые в модных сапожках, тщеславие и геройство, красота и грубость, лёгкость и тяжесть, поверхностность и глубина — всё это и многое другое присуще им, впрочем, как и людям далёким от искусства, человеку в целом. Они никого ничему не учат, они занимаются своим делом, иногда даже гениально справляясь с ним, точно так же, как и люди других профессий.
Но у искусства, в отличие от жизни, есть важное право и преимущество: оно способно предложить другую действительность — в том смысле, что искусство представляет собой сослагательное наклонение жизни. Его «продукт» — не констатация, не пересказ истории с чётко выведенной в конце моралью, и даже не версия в действительности имевшего место быть события; его правда — то, чего не было, но — бы-бы-бы — должно было бы быть в жизни, точнее, было, было, было, — и мы видели эту правду собственными глазами! С таким искусством — хотя бы на время — отпадает потребность в страшном суде, поскольку монстры уже наказаны.
В реальности же некоторые из них, отсидев срок за пытки и убийства, вышли на свободу, поменяли имена, обзавелись семьями, вырастили детей, вышли на пенсию и уже собирались спокойно умереть (а кое-кто даже успел), как вдруг — искусство, будь оно неладно! И в сюжетной линии про их непутевую, отчаянную, пустую и бессмысленную юность они давно отошли в мир иной, но не в собственной постели и не в окружении родных и близких, а сражённые своим же оружием — жестоким и беспощадным. Это — взгляд на искусство снаружи, точнее, на отдельных его потребителей, ошибочно полагавших, будто именно из искусства извлекли свои кровавые уроки.
Главный персонаж такого искусства — само искусство, его биография — компиляция — как цитат, так и фактов биографий множества вполне реальных людей. Этот персонаж многоголов и одновременно предельно целостен. И жизнь его длинна и подробна, её невозможно втиснуть в несколько сжатых строчек сухой биографической справки.
Искусство не починяет жизнь и не потакает ей. Рассказывая нам о «своих» и «чужих», оно нередко не соглашается с прописными истинами мира за нашими окнами: и женщины — не обязательно безвинные жертвы, и свобода иногда — всего лишь «ошейник с твоим именем», и молодость — не оправдание жестокости, а жестокость — не всегда чистое зло... И безупречная красавица в белоснежной постели, оказывается, может непривлекательно храпеть под утро.
Искусство позволяет себе не только перечить жизни и нашим взглядам на мироустройство, — оно свободно быть кровавым, и вообще проделывает с нами всякие дерзкие трюки, заставляя смеяться от сцен, которых в плохом фильме или романе мы бы не вынесли. И если есть во всём этом какой-либо невольный урок, то — о нас самих. И не о том, что с нами сделало искусство, а о том, что в нас всегда было. «— Вы в порядке? — Да, а вы в порядке?» — этот финальный, дважды произнесённый вопрос, адресованный и нам с вами, — не пустой обмен любезностями.
И это всё, или почти всё, что я хотела сказать о последнем фильме Тарантино.
