Профилактика мысли

Обмен состоялся в среду, а уже через субботу грузили ящики в подогнанную к самому подъезду Газель. Коробки заполонили весь подъезд, и, хотя добровольная помощница, соседка сверху, обещала покараулить, все равно Кира, спускаясь вниз, каждый раз в панике ускоряла шаг. На коробках стояли небрежно выписанные фломастером номера, и пересчитать их было несложно. «Надо торопиться» – подгоняла себя Кира. Через час ожидалась встречная машина, тогда в подъезде начнется хаос, и стоящие у дома мужики вполне могут спереть коробочку, другую. Кира знала, что бдительная соседка здесь еще сможет помочь, а как ей одной управиться на новой квартире, она не представляла. Постояв над коробками и смахнув слезы, она кинулась наверх, чтобы упаковать кота. До поры до времени Кира его не трогала, понимая, что найти перепуганное животное среди тюков с постельным бельем, оставшихся коробок с обувью, тапочками, вязаньем и прочими атрибутами внезапно расстроившейся жизни, будет не просто. Но обожаемый кот с диким воплем потерявшегося и, наконец, вновь найденного, выскочил из-за перевернутого стола и прыгнул ей на грудь. Кира не успела сгруппироваться и, не удержавшись на ногах, начала падать, нелепо вращая руками и внутренне содрогаясь от предчувствия неотвратимой беды. Очнулась она от крика разъяренной соседки.
– Ну вот, так и знала, разлеглась тут, с котом целуется… Машина уже приехала, а у тебя и половины не собрано… Кулема…. А на кой я тогда там торчу? Мне может в магазин надо, и других дел до чёрта... Вставай сейчас же… ой, погодь, – вдруг испуганно закудахтала она, – у тебя кровь из уха идет, я сейчас полотенце принесу, лежи, лежи… И уже убегая, – Навязалась на мою голову, – и тревожно, тоном выше, – лежи, кому говорят…
Она обернулась выходя, и грозно зыркнула на приподнявшуюся было Киру.
Кира растеряно провела рукой по рассеченной голове и с удивлением уставилась на окровавленную руку. Боли не было. «Вот и кровь пролилась», – вяло промелькнуло у неё в голове. Кот причинял неудобство, топчась на груди и истошно мурлыкая. Кира провела чистой рукой по лоснящейся шкуре зверюги и застонала от нелепости ситуации. В коридоре раздались тяжелые шаги, и два грузчика появились в дверном проеме.
– Да тут еще забито все, куда тащить-то? Если сейчас коридор заставим, тогда ЭТИ свое барахло не смогут вынести. Блин, говорил же этому мудаку, рано едем, нет, уперся нахрен… Вот пусть теперь сам и таскает. Пойдем, Мишаня, у нас перекур. Ого, гляди, баба валяется, чего это с ней? Да это собака… и… кровь, надо ментов скорей, они её прикончат, или хотя бы удавкой оттянут, давай быстрее отсюда, как бы на нас не набросилась… Они растерянно попятились и наткнулись на бегущую с мокрым полотенцем соседку.
– Куда прёшься? Там собака огромная, порвала бабу вконец…
– Какая собака? Совсем уже зенки спьяну разъехались… Кот это, кот. Тяжелый, зараза, завалил, теперь переживает. Ну-ка помогите её поднять. Ударилась сильно, вон голова в крови. Я к себе за чистым полотенцем бегала, тут в этой пылище разве можно чего найти?
Старуха отогнала орущего кота, и они втроем подняли грузную Киру.
– Может в травма пункт? – оживился Мишаня.
– Какой такой травмпункт, а кто собираться будет? Сейчас я её залью зеленкой и хорош. Тоже мне, травму нашли, нежности какие, мне в прошлом годе в саду мужик косой чуть руку не оттяпал… Так промыла, зеленкой залила и зажило, как на собаке, а тут ранка маленькая, затянется. Кира, ты чего это меня рассматриваешь? Давно не видела? Кира, очнись! Нет, видать придется в больницу…
Но Кира уже пришла в себя, она опять была прежней Кирой, не очень молодой, с проблемой веса и разбитым сердцем. Как ни странно, падение вдруг заставило её посмотреть на свою никчемную жизнь совсем с другой стороны. Обида, даже отчаяние, вызванное уходом Дмитрия и его внезапном появлении в этом доме у Катерины, совершенно исчезли, она сейчас даже понять не могла, с какой это радости решилась на переезд. Ну и что! Да пусть он живет у своей Катерины, её это больше не колышет. Ну, будут они встречаться у лифта или у мусоропровода, ну будут соседи в её присутствии замирать – замолкать, и отводить глаза, да и Бог с ними, она то не отворачивается ни от кого, хотя такое знает о каждой из этих респектабельных дам и их богатеньких мужьях… Ладно, раньше нужно было становиться умной. А то разнюнилась, как школьница.
– Все-все, иду. Ты чего так неосторожно? Весь линолеум залила, шею мне измазала, футболку… полпузырька, наверное, вылила, принеси тряпку, надо вытереть, а то впитается, они ещё с меня и деньги сдерут. Да убери ты, наконец, своё полотенце, в коричневой сумке аптечка, вытащи оттуда вату. Сейчас шапку надену, и будет незаметно. И вообще, давай к подъезду, а то растащат все, если уже не растащили. Эй, мужики, а вы вытаскивайте все остальное и грузите быстренько. Не бойтесь, заплачу, сколько скажите. Кота, кота тащите.
Кира осторожно поднялась, покрутила головой и вдруг почувствовала необыкновенную легкость. Ей ведь только сорок, можно сказать, вся жизнь впереди, сейчас переедет, и все у неё наладится. Как будто она увидела своё будущее на огромном экране, и фильм этот ей чрезвычайно понравился. Кира оглянулась, и сердце забилось быстро-быстро. Жизнь приобретала цвет, потерянный с приходом в её дом Дмитрия. Она вдруг заметила, что небо за окном голубое, а листва – зеленая, что оранжевое солнце торчит там, где ему положено, а маленький самолётик снуёт между кондитерскими облаками, оставляя за собой яркую тающую полоску.
– Матерь Божия, что же это творится? – восхитилась Кира,
– Я все ещё живая, – она потыкала себя пальцем в мягкий живот и счастливо хихикнула. Как будто и не было этих тяжелых четырех лет, полных бессонных ночей, когда, слегка задремав, просыпаешься, как от удара электрическим разрядом, и видишь, что ничего в комнате не изменилось, Дмитрий еще не приходил. Или около часа ночи хватаешь телефонную трубку и слышишь сквозь музыку слабый голос мужа, который убеждает её, что он в метро и скоро будет.
– А музыка-то откуда? – рыдает она в трубку.
– Это аппарат такой, наверное, телефонная сеть с радио соединилась, – утешает её Дима откуда-то издалека.
– Неправда, – обрывает Кира себя, – если бы все было так плохо, я бы давно с ним рассталась, – она усилием воли возвращается к действительности. Переезд требует жесткого хозяйского глаза, и, вытащив из какого-то тюка вязаную шапочку, уже на ходу, бегом к лифту, надевает её, вернее напяливает, нисколько не заботясь, как она выглядит.
Урон оказался незначительным, утащили один черный полиэтиленовый пакет с алюминиевыми тазами и чайником, доставшимся ей от бабушки. Кира облегченно вздохнула, но, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, быстро обернулась. Нет, рано она обрадовалась, рано начала считать, что весь ужас последнего года куда-то исчез. Сердце сжалось и зажило своей отдельной от Киры жизнью. В виске забилась жилка, да так громко загудело в голове, что пришлось оглянуться, как бы не услышали её страх. Так и есть. На крыльце стояла разодетая Катерина, с видом генерала, принимающего капитуляцию поверженного противника.
– А я просто Паулюс какой-то, – смятенно подумала Кира.
Но Катерина просчиталась. Её выдала мелочь, ерунда. И Кира, ещё вчера проходившая мимо ее двери со страхом и смущением, сейчас, взглянув на дешевые клетчатые тапочки, которые та явно забыла переодеть, вдруг успокоилась и, усмехнувшись, зло сказала.
– Тебе бы больше белые подошли.
Катерина в долгу не осталась. Мельком взглянув себе на ноги, пропела:
– Что же ты все сама, да сама, вот вернется мой Димка с работы, он поможет, не чужие ведь.
– Справлюсь, так и передай, а ты давай, беги в магазин, может две пары дадут в одни руки.
– Ужас какой, – с опозданием посетовала Кира. – Господи, что я несу, да пусть живут, кто они мне теперь …
Но раздумывать было некогда, краем глаза она увидела, что сосед снизу пытается незаметно загнать один сверток под скамейку, дескать не увидят, уедут, а потом и тю-тю, поздно будет, поезд ушел, ищи-свищи и прочее. Кира молча подошла к скамейке, нагнулась и вытащила сверток вместе с ранее припрятанной коробкой.
Когда переезд все-таки состоялся, и усталая Кира рухнула на лежащий посредине комнаты ватный матрац, даже отчаянные жалобы кота не смогли заставить её встать.
А на другое утро позвонила уже бывшая соседка сверху, вроде бы спросить, как Кира устроилась.
На самом же деле ей не терпелось донести до Киры печальную весть: «Дима с Катериной приказали долго жить. Бог, он не фраер, все видит, так что Кира теперь отомщена».
– Что ты Катерине-то сказала? Кузьмич с первого этажа видел, как ты с ней разговаривала, и потом она у лифта стояла такая бледная, все губы кусала. Этот старый хрыч специально вышел посмотреть, интересно ему, видите ли…
– О чём ты Павла Никитична? Что случилось? Не может быть! Разбились? Он что, пьяный был? Кошмар какой.
Кира покрылась липким холодным потом. Слава Богу, её вины тут определенно нет, мельком подумала она, а в голове возникло злобное осознание, что вот оно счастье отмщенья, что так им и надо. Отчаянные мысли торопились, налезая друг на друга. Она ликовала: теперь он только её, теперь он от неё никуда не денется, и память о нем ни с кем не надо будет делить.
Но вскоре та лёгкость, с которой она перенеслась в новую реальность, растаяла. Кира вскочила, соображая, куда бежать, кому жаловаться, перед кем плакать. Потом она закричала, завыла и, пугаясь собственного хриплого голоса, кинулась в ванну, включив на полную мощность воду. Шум воды немного её отрезвил, и она ясно до конца поняла, что все, затеянное ею, напрасно, что он больше не вернется, не перешагнет её порога, не восхитится, как она все устроила, не обнимет и не прижмет её голову к своему плечу. Никогда больше не скажет, что он любит только её и какая она дура, его медведица…
Прошел год. Кира жила тихо, работала, нянчила кота, украшала дом. У неё вошло в привычку каждый вечер, уставясь в стенку, разговаривать, как ей казалось, с Димой, рассказывать, чем она занималась днем, что думает о том о сём… Кот вначале пугался и лез на колени, тычась мордой в лицо, потом привык/ и сидел, напряжённо вглядываясь в темноту.
Все началось с дивана. Наверное, не столько с дивана, сколько с непреодолимой тоски по старой квартире, бабушкиного ещё гнезда, от которого она отказалась в минуту слепой ярости. Скоропалительный обмен не принёс ей ничего хорошего, дом был плох, подъезд грязен, метро – далеко, а соседи из прежнего дома, вспоминались, как терпеливые и дружелюбные, и вызывали ностальгическую нежность. Кира понимала, что и Павла, и Кузьмич ничуть не лучше теперешних Петровичей и Николаевичей, живущих под боком. Но ей нравилось так думать о тех, умиляясь до слез. Так вот, о диване. В её старой квартире стоял огромный старый диван, таких теперь уже не делают. На нем спали, зачинали и даже умирали несколько поколений, но жирную точку поставил в биографии дивана Кирин кот. Вначале все было хорошо, но, когда начались неприятности с Димой, кот заметался и в силу своего понимания отреагировал на ситуацию, пометив диван. Поэтому при переезде два дворника-молдаванина, отворачиваясь и морща носы, кряхтя и охая, за 500 рублей, вынесли несчастного на помойку.
Но, просмотрев каталоги и поговорив с разбирающимися во всём подругами, Кира поняла, что такого второго дивана попросту нет. Вернее, какой-никакой она бы и смогла купить, но тот, что виделся ей в мечтах, огромный, как дом, уютный, кожаный с яркими подушками, к которым можно было устало припасть, такой был ей не по карману. Порой, рассматривая единственный доступный ей гламурный журнал «7 дней», она встречала фотографии вожделенного дивана, всегда в сногсшибательных интерьерах: иногда на фоне огромных окон, из которых виднелась панорама Москвы, а иногда на фоне воздушных лестниц, ведущих на невесть какие этажи. Над ним обычно висели яркие картины, подчеркивая изысканность форм и благородные оттенки обивочной кожи. Ей были неинтересны хозяева, она чувствовала, что они куда более временные и ненастоящие, чем та мощная прекрасная мебель, которой они себя окружают. Деньги, деньги… где бы их достать? Кредитов она боялась, долгов тоже. Но тут Боженька её услышал. И когда она как-то вечером влезла в компьютер, чтобы посмотреть пришедшую почту, первое же письмо, бросившееся ей в глаза, содержало сенсационное сообщение: «ПОЗДРАВЛЯЕМ!!! Вы выиграли $1000000 долларов США». Кира, схватив сигареты, побежала на кухню, чтобы отдышаться и набраться смелости вскрыть драгоценное письмо.
Некий господин Эдвард Самюэль, судя по всему, наместник Бога на Земле, с телефонным номером и электронной почтой, уведомлял бедную Киру, что да, выиграла она в Австралийскую лотерею. И если у неё есть агент, то нужно немедленно сообщить ему, чтобы он связался с г-ном Самюэлем и выполнил необходимые формальности для получения Кирой выигранного миллиона. Он просил также любезно сообщить, в каком виде она желает получить деньги – наличными или на банковский счет.
Кира быстро сдёрнула с кровати журнал с фотографией вожделенного дивана, поцеловала её несколько раз и истово перекрестилась.
В письме было примечание. Там было сказано, что Кира не имеет права рассказывать кому-либо о выигрыше, пока не получит деньги. Но Кира не удержалась, как было таить в себе такую новость.
– Дура, немедленно уничтожь письмо», – орал на Киру приятель, окопавшийся в Германии, – Вирус, ты можешь это понять своей безмозглой башкой, они тебе вирус прислали, потом не реви, когда всю систему придется восстанавливать, и ты что, играла в эту дурацкую австралийскую лотерею? Скажи, играла?
Кира шепотом призналась, что нет. И потом также шепотом поделилась с приятелем тайными соображениями, в чём даже себе боялась признаться, что это Димка за неё похлопотал и вот результат – вот он, выигрыш.
– Ты что, совсем того? – приятель снизил накал благородного обличения.
Но, Кира не уступала. Она стала рассказывать о своих беседах с мужем, о снах, которые в её представлении были вещими, о своей тоске и одиночестве.
– Все ясно, – пробурчал приятель. – Теперь выслушай, чем это может тебе грозить. Мне приходит масса таких сообщений, по штуке в неделю это точно. Во всех они требуют банковский счёт…
– Ой, а у меня его нет, я понимаю, он же нужен для того чтобы деньги прислать, ну конечно, я открою, и он будет пустой, – ликовала Кира, представляя себя хитрой и коварной. Ей казалось, что больше никто до такой простой вещи не мог додуматься, поэтому и попадали в сети всяким обманщикам, но у неё другое дело, о ней сам Боженька позаботился. Димка намекнул, что Кира очень хочет диван, тут все и разрешилось. Нет, надо попробовать.
Она положила трубку, и уже забыв о яростных предостережениях приятеля, села к компьютеру и начала писать письмо. Доброму господину Самюэлю она рассказала все. И про первого мужа-алкоголика, и про второго, так нелепо погибшего, и про бабушку-дворянку, про кота, так цинично поступившего с бабушкиным наследством, и, главное, про свою мечту, про диван. Когда Кира спохватилась, три страницы убористого текста были уже написаны и отправлены. К концу дня от доброго господина Самюэля пришел ответ. Ни слова, что он получил Кирины излияния. Складывалось впечатление, что отвечал автомат с ранее заготовленным текстом. К письму прилагалась анкета. Быстро ответив на простые вопросы, Кира погладила экран и нажала на клавишу. На другой день пришло ещё одно письмо, в котором г-н Самюэль уже требовательно настаивал, чтобы ему, наконец, предоставили счёт. Кира ринулась в сберкассу и уже через час стала обладательницей серенькой книжицы, где было напечатано, что на сегодняшний день приход составляет 3 доллара. Теперь Кира была полна достоинства и спокойствия. Внутренним взором она уже видела на лиловом листике пропечатанный длинный ряд циферок, которые обещали ей различные блага: диван, новый забор на даче – дальше фантазии не хватало. Кира исправно ходила на постылую работу, пила чай в бухгалтерии, и терпеливо ждала, когда циферки в книжке, мельтешащие перед глазами, станут реальностью и проявятся на бумаге, как переводные картинки. Дождалась. Придя через несколько дней в сберкассу, Кира своим появлением вызвала такой переполох среди обслуживающего персонала, что чуть не сбежала от смущения.
– Пришли, вам деньги пришли! – махала ей из окошечка кассирша. Старухи, стоящие за пенсией, откачнулись, пропуская её вперёд. Знать, не простая клиентка пришла, нужно оказать уважение. Но Киру уже тянули выскочившие девушки к закрытой двери с надписью «служебный вход».
Благодарственное письмо г-ну Самюэлю, Кира писала два дня. Она желала ему счастья, процветания, успехов в личной жизни и прочих атрибутов советского представления о жизни, как таковой. В конце письма Кира приглашала благодетеля в гости и просила почтовый адрес г-на Самюэля, для того, чтобы прислать ему подарок. Он виделся Кире набором лакированных матрешек с ликами президентов, а его супруге Кира планировала послать пуховой оренбургский платок и нитку янтаря. Но больше от г-на Самюэля писем не поступало, что огорчило и обидело Киру. Ей вдруг показалось, что она потеряла близкого друга, и целый вечер проплакала в подушку.
Но нужно было начинать осуществлять свою мечту, что оказалось не просто. По каким-то совершенно неведомым каналам, люди узнали о свалившемся на Киру богатстве. Первой пришла соседка снизу и привела невзрачную худенькую женщину с большими красными руками. Соседка растерянно покрутила головой, оглядываясь, и робко произнесла:
- Кир, говорят, ты теперь деньгами богата, может, поможешь Люське? У ней сын болеет.
Люська угрюмо и недоверчиво разглядывала саму Киру и весьма скромную обстановку. Особенно её заинтересовала входная ободранная дверь, где даже наличник был растерзан в клочья и щепки валялись на коврике неприглядной кучкой. Но когда в прихожую вышел кот, стало ясно, кто в доме хозяин и у кого следовало бы просить поддержки. Кот мяукнул и взвился на огромное дерево, с трудом втиснутое в маленькую прихожую. Дерево венчал бархатный домик, а ветки были увешаны игрушками. Кира ласково провела рукой по ускользающему коту и равнодушно спросила у женщины, много ли надо.
– Десять тысяч, – облизнула та пересохшие губы и застенчиво прошептала, – долларов.
– А где лечить собираетесь?
– Да в детской больнице, там врач хороший, – неуверенно косясь на соседку, ответила еще тише Люська.
– Хорошо, я заеду к врачу, поговорю, дайте телефон.
Женщины растерянно переглянулись, и, не сговариваясь, торопливо выскочили в коридор.
Кира не удивилась, только внимательно посмотрела на ободранную дверь и начала мучительно соображать, как себя обезопасить. На женщин Кира не обиделась. Она, прошедшая школу выживания, и до сих пор ощущающая на губах привкус нищеты, родом была из их жизни, и свалившееся на неё богатство ещё никак не отозвалось в ней. Оно было пока нереально, нематериально, и его было не жаль, хотя слабенькая надежда на лучшую жизнь уже появилась.
Череда просителей к концу недели начала иссякать, и вот уже дня три никто не нарушал Кирин вечерний покой.
Очередным визитером оказался сосед по лестничной площадке. Он пришёл вальяжный, пахнущий дорогим парфюмом, казалось, не из этого мира, где разрисованные свастиками и мужскими детородными органами подъезды пахнут кошками, а на лестничных пролётах выбиты стекла и свистит ветер.
Он объяснил, что его жена работает в сберкассе, а сам он риэлтер, и что они временно живут тут у тещи, а вообще-то собираются скоро отсюда уехать, поскольку в таком доме жить в принципе невозможно. Грязно, да и окружение «сами понимаете...»
– Я знаю, что вы выиграли в лотерею, поздравляю и прочее, так вот у меня на примете имеется чудесная квартирка, двухэтажная, меблированная, как раз для вас. Очень рекомендую. Хотя бы посмотрите, а там решайте себе спокойненько.
Кира не особенно сопротивлялась, она понимала, что рано или поздно из этого дома придется съезжать, а покупать или менять квартиру без чей-то помощи, ей совершенно невозможно, так что она согласна.
– Имейте меня ввиду, а сколько вы возьмёте?
– Да немного, процента 3-4, как в фирме, даже по-соседски меньше.
На другой день Кира съездила в центр, посмотрела новую квартиру. Действительно имеется второй этаж, и вообще, все это она уже видела в бесчисленных гламурных журналах.
– Да нет, не убили, просто артисты… знаете – разъезды, то-сё... остаётся... я же говорил, что с обстановкой, … нет, даже не просите, я торговаться больше не буду, такое предложение случается раз в жизни, смотрите, диван какой красивый и остальное, а картина как оттеняет обивку…
Кот тоже остался доволен.
Грузчики, втаскивая не влезшее в лифт дерево на пятый этаж, так матерились, что няньки всех мастей, похохатывая, ладонями закрывали детские уши, прижимаясь к стенкам просторной чистой лестницы. В подъезде, в стеклянной будке сидел строгий охранник, а в углу в кадке стояла огромная горделивая пальма.
Кира успокоилась. Вечерами она сидела перед огромным телевизором на вожделенном диване с котом на коленях и понимала, что мечтать больше не о чём.
– Всего добилась? Ну, ты даешь… - возмущенно произнесла подруга, утопая в мягких подушках. Что же ты за принца-то Альберта не пожелала выйти? Даже неприлично, как ты все это провернула. Мужика с любовницей на тот свет спровадила, квартиру поменяла, диван – вот он… Как это ты не причем? Не понимаешь? Дурочкой прикидываешься? Кто мне плакался в жилетку, что не перенесешь развода, и лучше бы он умер? А? Не ты случайно? Я пока одно знаю, ты как-то так круто умеешь мечтать, что все тут же исполняется. Ты давай фильтруй мысли-то, а то вот разозлишься сейчас на мои слова и придется и мне заказывать белые тапки.
– Может ты и права, знаешь, я иногда думаю, что я антенна такая огромная и мощная. Помнишь, меня кот при переезде уронил? С тех пор и пошло… Здорово я тогда головой приложилась. Нет, нормально, я не обижаюсь, иногда сама думаю, что что-то здесь не так. Мои желания, если они сильные, приводят меня просто в состояние транса.
– Хочешь, я тебя к своей знакомой отведу? Она – классный экстрасенс, вдруг чего поймёт?
– Давай, сходим. Только как бы у твоей экстрасенсихи не было столпотворения. Я ведь теперь стараюсь избегать толпы. Стала распознавать таких же, как я, их столько… Я тут теорию создала, что мозг в нормальном состоянии – спит, но стоит его встряхнуть, молния ли, удар сильный, стресс какой, все – пробудился. И у разных людей это возникает. У нравственных, безнравственных, бандитов, например, у детей – да у всех, у кого угодно. Просто ужас. Не все это, к счастью, понимают. Мне бы научиться этим управлять, а то я вдруг однажды подумала, что хорошо бы правительство сменить, так испугалась, аж в пот кинуло, в душ побежала – отлегло.
– Ну, ты даешь…. Значит, если революция случиться – это ты удружила что ли?
– Я, я, к сожалению. Постараюсь не довести до такого… Тут другое, не хотела говорить, да ладно уж. Мне вдруг сам господин Самюэль позвонил. Представляешь? Вернее, он через переводчика со мной общался. Я просто описалась. Сижу, ни к кому не пристаю, занимаюсь своими делами, вот, кстати, подушку доделала. Красота, скажи? Звонок. Благодетель мой. Я кроме смеха его таковым считаю, даже в церкви молебен за здравие отстояла. Говорит, что в Москву собирается. Меня австралийское телевидение отснимет, как показатель, что, дескать, у него честный бизнес… Я горячо ему пообещала, что постараюсь все сделать для его имиджа. Не обманул ведь, прислал…, сама знаешь. Я им и тебя подсуну, как подтверждение, и соседей прежних. Это как было и как стало. Ну, просто передача «Квартирный вопрос». Вернее, мой ответ «Квартирному вопросу».
– Значит виной всему котяра? У-у-у, жирдяй, давай и меня урони. Слушай, может ему кошечку подарить? Ты не думала питомник завести? Отбою бы не было от желающих. Только на дверях нужно твою историю написать. Тогда будешь продавать по тыще баксов каждого…. Когда он приезжает-то?
– Скоро. Наверное, сам ещё точно не знает.
Но уже на другой день раздался звонок и приятный мужской голос на через-чур правильном русском языке произнес, что господин Самюэль уже в Москве и желает её видеть. Он смиренно ждет, когда мадам сможет его принять. У Киры от волнения сел голос, и она пропищала в трубку, что хоть сию минуту, только у неё не убрано, и она ещё не ходила в магазин. Мужчина на том конце провода слегка опешил, но, взял себя в руки и спросил, удобно ли будет мадам, если они прибудут к 17 часам.
Кира заметалась. До назначенного часа оставалось совсем немного, поэтому, одной рукой зашвыривая раскиданные вещи в шкаф, она другой быстро расчесала волосы. Подкрашивая губы, вдруг поймала себя на мысли, что хочет понравиться неведомому господину Самюэлю. Звонок раздался неожиданно. Кира вздрогнула так, что рука с помадой слегка дёрнулась, и нижняя губа стала выглядеть неряшливо. Кот метнулся под диван, и Кира осталась одна. Замок не поддавался, Кира покрутила задвижку и раздраженно пнула дверь ногой. Та вдруг резко открылась и маленький кругленький мужчина, почему-то один, роняя цветы, отпрыгнул к лифту. Упавшая шляпа с тихим шелестом откатилась к лестнице и, немного подумав, прыгнула вначале на первую ступеньку, потом все дальше, пока не докатилась до мусоропровода и не была остановлена кучей банановых шкурок, выпавших у кого-то из мусорного ведра. Кира и маленький мужчина, как завороженные, следили за убегающей шляпой. Потом оба с коротким криком ринулись за беглянкой, и, столкнувшись головами, упали около мусоропровода. Господин Самюэль, схватившись за свои сползающие очки, всхлипнул и попробовал подняться на ноги, но Кира тоже начала подниматься, невольно прижимая гостя к крышке мусоропровода. Словом, вышло все очень и очень неловко. Уже в квартире, раздевая и отряхивая гостя, она, багровая от смущения, растерянно повторяющая в который раз «Простите пожалуйста, господин Самюэль», думала, что пережить такой позор невозможно, а почти затолкать в мусоропровод почтенного, уважаемого иностранного гостя, прямо-таки подсудное дело, и лучше было бы для них обоих господину Самюэлю вообще в России не появляться.
А господин Самюэль мучительно пытался сообразить, как убедить эту поганую Брунгильду, эту чертову корову перестать над ним измываться.
– Она меня так трясет, что просто звон в ушах стоит, – мучился он, снова и снова уворачиваясь от ее проворных цепких рук.
Вытряхнув гостя из испачканного пальто, Кира попыталась тут же начать его отчищать, вооружившись щёткой. Потом, спохватившись, вытерла ладонью потекший нос и мокрые от невольных слез щеки, аккуратно пристроила пальто перепуганного гостя на вешалку и обреченно побрела на кухню, где по Московской привычке был уже почти сервирован стол.
Через час молчаливого сиденья за столом, немного пришедший в себя гость, допивая бутылку мартини, мрачно взглянул на измученную Киру, и вдруг сделал ей предложение руки и сердца.
Чувствуя себя бесконечно виноватой и бесконечно обязанной своему гостю и благодетелю, Кира, против своей воли, прочистив горло, пискнула «да».

(продолжение следует)